материалов по делу. Кузьмич придвигает ее ко мне и говорит:
- Давай-ка, милый мой, для начала вспомним все, что мы знаем о Чуме.
Поройся-ка здесь.
Я перебираю бумаги и медленно начинаю перечислять:
- Ну, во-первых, его зовут Совко Николай Иванович...
- Вот, - поднимает палец Кузьмич, переставая вертеть в руках очки. - С
этого момента кличку забудем. Николай Совко он для нас. Так. Давай дальше.
- Дальше адрес, - продолжаю я, - по которому он, однако, редко бывает. Там
живут его мать, жена и дочь. Мать его любит и защищает. Жена, видимо, уже
не любит и подала на развод. Дочка... Ну, он ее явно не любит, как и жену.
Иначе заботился бы, появлялся в доме. А вот дочка его - мы не знаем,
может, и любит. Но скорей, нет. Это чувство взаимное, мне кажется.
- Правильно, - кивает Кузьмич. - Исключения подтверждают правило. А как
думаешь, мать он любит?
- Не знаю, - помедлив, отвечаю я. - Мать ведь может любить и без
взаимности.
- Именно что. Словом, по его месту жительства мы мало что знаем. А в
интересах дела надо знать. И не только отношения в семье. Там все его
связи, и преступные, и личные, все главные связи. М-да... Придется тебе,
Лосев, в тот город съездить, вот что я скажу. А пока, в допросе Совко, это
больше область разведки, чем средство уличения или даже воздействия. Жаль.
Место жительства - важная область. Ну ничего. Сохраним для будущего. Давай
дальше. Что мы еще о нем знаем? Перейдем-ка теперь к московским его связям.
- Тут дело обстоит веселее, - говорю я. - Знаем мы их почти всех. Это
Леха, покойный Гвимар Иванович, тот седенький, с которым Гвимар Иванович
ссорился во дворе, и двое из красного "Москвича", имена их мы сегодня
узнаем.
- А того седенького, видимо, Лев зовут, дальше пока неизвестно, -
задумчиво вставляет Кузьмич.
- Но пока ясно, - продолжаю я, - что те двое - москвичи. Владелец красного
"Москвича", скорей всего, парень с зеленым кашне, в день кражи он выбегал
из ворот к "Жигулям", значит, за рулем сидел второй. Вот такие связи в
Москве у Чумы, то есть у Совко.
- Да, - кивает Кузьмич. - И еще Муза, не забудь.
- Ну конечно! - спохватываюсь я. - Самое главное.
- Не самое. Но забывать нельзя. Как, по-твоему, он к ней относится?
- Кажется, сильно увлечен, - говорю я. - Мне он даже сказал, что убьет ее,
чтобы другому не досталась. И вот хотел с собой увезти, чуть не насильно.
Мы еще некоторое время обсуждаем наши сведения о Совко, его связи и его
характер. Да, характер его мы уже тоже в общих чертах знаем - коварный
характер, обманчивый, злобный и опасный. И манеры такие же. Словом, для
первого разговора с Совко мы, пожалуй, готовы.
Кузьмич смотрит на часы, потом звонит в наш внутренний изолятор, где
сейчас находится Совко, и просит доставить его на допрос.
Проходит совсем немного времени, и в дверь раздается аккуратный стук. На
пороге появляется конвойный.
- Товарищ подполковник, - докладывает он, - арестованный Совко доставлен
для допроса.
- Заводите, - кивает Кузьмич.
И вот Совко перед нами.
Он все такой же - пухлые, яркие губы, голубые, прозрачные глаза, даже
светлые волосы по-прежнему лежат аккуратно и почти изящно. Да и сам он за
эти сутки не потерял изящества в своем хорошо сшитом и почти не измявшемся
костюме. Видно, в камере он устроился по-хозяйски, привычно и уверенно. Он
и вообще-то не потерял уверенности и, кажется, вполне пришел в себя после
столь неожиданного ареста.
Высокий, стройный, он входит энергично и подчеркнуто спокойно, а на узком
нежно-розовом лице сияет безмятежная, прямо-таки детски-наивная улыбка. Он
уже готов и сказать что-то в таком же роде сидящему за столом Кузьмичу, но
тут он видит вдруг меня, расположившегося в стороне, на диване, и сразу,
конечно, узнает. Как будто облачко проходит по его лицу, на миг
стискиваются зубы, даже ритм движений сбивается, когда он делает несколько
шагов, подходя к столу. Все это, конечно, едва заметно, но слишком велико
напряжение встречи, чтобы я мог упустить такие признаки очевидного его
смятения. Да, увидеть меня он, конечно, не рассчитывал, и теперь его план
поведения на допросе скомкан, даже вообще проваливается, - надо срочно
перестраиваться, искать новую линию поведения и защиты. А пока он в явном
смятении, и надо быстрее воспользоваться этим моментом.
- Садитесь, Совко, - как всегда спокойно, даже буднично говорит Кузьмич. -
Для начала хочу вас предупредить. Игра в прятки не состоится. Не подойдет
к данному моменту. Мы вас уже знаем, и прошлые ваши дела, и сегодняшние.
И, в отличие от правил, о которых вы, полагаю, наслышаны, я намерен сразу
сообщить вам то, что мы знаем, чтобы вы поняли, в чем упираться
бесполезно, даже, пожалуй, вредно для вас.
- А в чем и полезно? - усмехается Совко.
- Что для вас полезно, это вы, я думаю, сами сообразите, - равнодушно
замечает Кузьмич. - В отличие от прежних судимостей, эта ведь будет особая.
- Почему же такое?
- За вами убийство, покушение на другое убийство и крупная квартирная
кража. Это тянет на серьезный приговор, Совко.
- Надо еще доказать.
- Непременно, а как же.
- И помогать я вам не собираюсь, не надейтесь, - криво усмехается Совко.
Нет, он еще не пришел в себя, он чувствует себя очень неуютно, паршиво
себя чувствует и плохо это скрывает.
- Если вы имеете в виду, - замечает Кузьмич, - что не собираетесь говорить
правду, то ведь это, Совко, и очень трудно и очень вредно. Очень трудно
потому, что, когда вы будете врать и выдумывать, у вас перед глазами будут
стоять истинные события, в которых вы участвовали, ярко стоять, зримо,
можно сказать, и снова вернутся к вам все переживания, которые вы в тот
момент испытывали. И все это вам придется намертво зажать в себе,
побороть. А на их место все время ставить бледные картинки придуманного, и
при этом не сбиться, не забыть чего-то, повторить точно, во всех
подробностях свои выдумки через неделю, через месяц... Трудная, скажу вам,
задача. Почти невыполнимая.
- А вы за меня не бойтесь, пусть за меня другие боятся, чтобы не сбился, -
зло отвечает Совко и заметно краснеет.
- К другим мы еще подойдем, обязательно подойдем, - обещает Кузьмич.
- Ну вот. А я уже битый, не такие допросы выдерживал.
- Не только выдерживали, но и кое-чему научились, надеюсь. Если их,
конечно, правильно вели, как надо. Но только такого допроса у вас еще не
было, Совко.
- Это почему же такое?
- А потому, во-первых, что таких, особо тяжких преступлений вы до сих пор
не совершали. И потому, во-вторых, что вы еще не знакомы с МУРом. О МУРе
вы вон только его спрашивали, если помните, - Кузьмич кивает в мою
сторону. - Ну, как, мол, тут ваш великий МУР воюет.
- Теперь сам вижу и хвалю, - старается вести себя как можно развязнее и
увереннее Совко. - Ловко вы, оказывается, воюете.
- Да нет, - небрежно машет рукой Кузьмич. - Ничего вы еще не увидели.
Главное впереди.
- Запугать хотите?
- Ни в коем случае, - серьезно говорит Кузьмич и повторяет: - Ни в коем
случае.
Он мне сейчас удивительно напоминает Макаренко, каким я его запомнил по
известному фильму, - длинный, ширококостный, чуть сутулый, круглое, слегка
монгольского склада лицо, очки в простой, тонкой оправе, ежик седеющих
волос на голове, мешковатый костюм. И манеры неторопливые, основательные,
невольно внушающие доверие. Впрочем, никакого доверия он Совко пока не
внушает.
- Так вот, надеюсь, - продолжает Кузьмич, - вы кое-чему научились.
Например, что глупо и вредно запираться, когда все ясно, известно и
доказано. Так ведь?
- Ну, допустим, этому я научился, - снисходительно соглашается Совко. -
Только никакого убийства я на себя не возьму, уж будьте спокойны.
- На Леху спихнешь? - тихо спрашиваю я.
И от моего тихого голоса откуда-то со стороны невольно вздрагивает Совко
и, повернув голову, мутно, пристально смотрит на меня.
- Скажешь, - медленно продолжаю я, - что ты только присутствовал тогда во
дворе, ну, еще лампочку разбил, помог труп затащить в сарай. И все. Так
скажешь, да? А бил ножом Леха, два раза бил. И еще оправдаешься перед
самим собой: Лехи, мол, тут нет, его еще искать надо, а я уже тут. А что
Леху мы теперь в два счета найдем, об этом ты не думаешь сейчас, об этом
думать тебе не хочется...
Чем дольше я говорю, тем больше наливается Совко лютой ненавистью ко мне.
Я вижу, как темнеют его водянистые глаза, как сцепились пальцы на коленях.
- М-мусор... - цедит он сквозь зубы, не отводя от меня ненавидящих глаз. -
Не добил тебя тогда Леха...
- Во, во, - насмешливо и зло говорю я, - опять Леха. А ты, значит, в
стороне, ты и тут ни при чем, да, Чума? Ну что ж, давай, давай, защищай
таким способом свою поганую жизнь. Очень эта линия нам на руку. А еще
говоришь, помогать не собираешься. Вали все на Леху. Он потом очень
благодарен тебе будет, увидишь.
Но Совко уже берет себя в руки, на пухлых губах появляется безмятежная
улыбка, а пустые, светлые глаза становятся даже какими-то лучистыми. Он
пожимает плечами и говорит:
- Не собираюсь ни на кого валить. Собираюсь просто все отрицать. Не знаю
никакого убийства, никакого покушения и никакой квартирной кражи. Может,
вы еще чего хотите на меня повесить? Валяйте, доказывайте. Как докажете,
так приму. Никак иначе.
Василенко Иван
Лукьяненко Сергей
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Андреев Николай
Контровский Владимир