дитя. Я целую вечность не видел мою маму - а ведь я любил её больше всех
на свете...
стандартному времени, разумеется... Где ты пропадал, сынок? Я места себе
не находила, я... С тобой всё в порядке?
По нашим щекам катились слёзы.
тобой до сих пор не вернулся. - Она погладила стекло на уровне моего лица.
- Сыночек, милый, почему тебя так долго не было? Если бы ты знал, как я
горевала... Ведь тебя уже похоронили; решили, что ты погиб вместе с
остальными.
присела, не сводя с меня нежного, умилённого и немного укоризненного
взгляда.
ожидая от тебя весточки.
память.
связался с тобой.
дошло то, что было очевидно с самого начала нашего разговора. Судя по
словам матери (двадцать лет моего собственного времени к двадцати семи
Основного Потока), коэффициент замедления времени в мире, где я жил, был
приблизительно равен 1,35. Едва уловимые искажения в речи Юноны
свидетельствовали о малой разнице коэффициентов, самое большее в одну
десятую, тогда как для Царства Света этот коэффициент составляет 0,92, то
есть имело бы место не замедление времени, а его ускорение.
тревожно взглянул на мать, которая уже немного успокоилась и взяла себя в
руки.
по-настоящему не верила, что ты погиб. Теперь есть надежда, что и другие,
кто ушёл вслед за тобой...
сейчас, есть ли в комнате с ней кто-то ещё, а если есть, то кто. Будь это
отец, он бы давно присоединился к нашему разговору. - Никакой надежды нет.
Чудес дважды к ряду не бывает - а то, что я остался в живых, чудо из
чудес. Даже если бы за мной последовало несколько десятков тысяч, а не
несколько десятков человек...
безвинно загубленных душ было моих знакомых. - Но всё равно вероятность до
ничтожного мала. Между Экватором и Срединными мирами лежит не просто
бесконечность, их разделяет сущий ад. Наверняка все погибли.
использовал его.
повторяя мою попытку. Это равнозначно самоубийству.
сторону и с лёгким вздохом добавила: - А знаешь, мы уже решили, что
никаких Срединных миров и Истоков Формирующих не существует, что Враг
придумал всё это единственно для того, чтобы погубить самую деятельную и
неугомонную часть нашей молодёжи.
это в виду. И, похоже, неплохо преуспел.
возобновлении Рагнарёка, считая, что этим Враг нарушил Договор, однако
главы большинства Домов не согласились с его доводами.
связанного с возвращением памяти и купанием в Источнике. Я опять тормознул
и далеко не сразу осмыслил услышанное. А потом...
короля Утера, и не был привязан к нему. Для меня он был слишком идеален,
слишком совершенен, чтобы я мог питать к нему какие-либо тёплые чувства.
Мыслями он постоянно витал в заоблачных высях и был не от мира сего,
больше похожий на символ, на знамя, чем на живого человека. Утера называли
последним истинным рыцарем Порядка, он был самым ярым и последовательным
противником Хаоса во всём Экваторе; его уважали, им восхищались, ему
поклонялись и в то же время побаивались его. Я всегда гордился тем, что он
мой отец, но вспоминал о нём в основном лишь тогда, когда мне нужно было
назвать своё полное имя...
дело здесь вовсе не в отце, а в матери, и, возможно, он был бы прав. Во
всяком случае, теперь я не хотел увидеть комнату за спиной Юноны и ещё
больше не хотел увидеть того, кто в этой комнате находился. К такому
повороту событий я не был готов.
это ещё не всё!..
лишённым всякого выражения голосом она ответила:
тех пор о ней ничего не известно. Мне очень жаль, сынок, я...
правил пристойности. Кто-то, невидимый мне, тот, кто находился вместе с
Юноной в её спальне, наверняка счёл меня невежей и грубияном. Ну, и пусть!
Я прервал связь и наглухо заблокировался от любых попыток контакта со мной
с чьей бы то ни было стороны. Я не стыдился своих слёз радости, но я не
мог позволить себе зарыдать от горя и отчаяния в присутствии посторонних,
даже в присутствии матери, не говоря уж о том "ком-то". Я не хотел, чтобы
меня жалели, чтобы мне сочувствовали, чтобы меня утешали.
душили слёзы, но внезапно я обнаружил, что не могу плакать. Боль,
пронзившая меня, оказалась такой острой и жгучей, что высушила мои глаза.
Я лежал на своей кровати в полном оцепенении, и единственное, чего я
желал, так это собственной смерти. Я хотел соединиться с Дианой в
вечности...
разумных пределах. Со всей мучительной ясностью я понимал, что если Диана
пошла вслед за мной, то её уже нет в живых. Моё чудесное спасение
противоречило здравому смыслу и логике вещей, и я поверил в него только
потому, что был поставлен перед фактом - я мыслю, следовательно,
существую. Но было бы попросту глупо тешить себя надеждой, что подобное
чудо могло повториться с Дианой. Против неё были все законы вероятности,
все до единого... Нет! Все - кроме одного!
иррациональный из законов Вселенной - закон подлости, известный также под
законом бутерброда, который всегда падает на пол намазанной стороной. Ведь
я любил Диану, по-настоящему любил её, но потом потерял память и влюбился
в Дэйру, а когда вновь обрёл себя, то обнаружил, что люблю их обеих
одинаково сильно.
невыразимые страдания, но её смерть была бы слишком простым, слишком
банальным выходом из сложившейся ситуации. Так обычно происходит в дешёвых
мелодрамах, где законы жанра требуют, чтобы в случае любовного
треугольника один из его углов, третий лишний, должен либо оказаться
негодяем, либо под конец умереть. И тогда герой обретает счастье с
уцелевшей героиней, они живут в любви и согласии, рожают умных и красивых
детей - ну, и всё прочее в том же духе, о чём писать неинтересно, а читать
скучно. По этой причине все сентиментальные романы и пьесы о "возвышенной
любви" заканчиваются, как только становится слышен звон свадебных
Шилова Юлия
Николаев Андрей
Орлов Алекс
Трубников Александр
Володихин Дмитрий