и не без издевки:
ли ты? Не хочешь ли поведать нам о своих злоключениях? Поднимись сюда,
сделай одолжение.
изменился, как будто кляп мешал внятной речи. - Ну что ж, я не буду
виноват в том, что сейчас случится...
Все они сейчас в упор глядели на нас. - А ты, - на плечо мне легла тяжелая
лапа, - подожди.
пропустили беспрепятственно. Единым духом одолев лестницу, он встал у
пюпитра с Письменами, спиной к Друзьям, лицом к народу. Всяким мне
доводилось видеть его: перепуганным, отчаявшимся, лгущим, юродствующим -
но таким, как сейчас - никогда! Злое вдохновение совершенно изменило его
лицо. Он выглядел библейским пророком, попавшим в общество тупоумных
пастухов.
еще помнят, как меня, подло оклеветав, изгнали из столицы! Вы, - его
указующий перст нацелился в кучу Друзей, - надеялись, что я сгнию в
колодках! Но мне суждено было уцелеть! Я познал каторгу, плен болотников и
мрак лабиринта! Я сражался с кротодавами и шестирукими! Фениксы и Незримые
не посмели причинить мне вред! Судьба хранила меня! Ибо я шел к вам с
благой вестью!
Яганом он выглядел форменным недомерком.
а потом разразилась криками - протестующими, восторженными,
издевательскими, ликующими, недоумевающими.
Фениксы, Незримые. Многие из тех, кто находится на этой площади, уже
беседовали с ним. Не пройдет и дня, как он воцарится на Вершени. И тогда
все хулившие его жестоко поплатятся.
собственной безопасности. К действительности меня вернул резкий толчок.
Один из типов, только что с ненавистью дышавший мне в затылок, рухнул с
проломленным черепом. Его рука, сжимавшая нож, все еще тянулась ко мне.
Человеческое кольцо, окружавшее меня, распалось. Никто из наших
Недоброжелателей не ушел живым, да в такой тесноте это было бы невозможно.
Их вопли и предсмертный хрип растворились в новом взрыве приветствий и
проклятий.
- Мы так давно ожидаем его. Пусть явит нам свой светлый лик.
шарить взглядом по толпе. Он явно не ожидал такого поворота событий.
Какая-то ошибка вкралась в его расчеты.
самозванца!
человек имеет право на испытание.
коснуться даже того места, где стоял Тимофей!
голосу я узнал Гердана. - Заветы Тимофея требуют, чтобы испытанию был
подвергнут каждый желающий, пусть даже он выглядит сумасшедшим. Не так ли,
братцы?
согласия с Герданом, но никто и не возразил ему.
восторг, знакомый всем тем, кто под барабанную дробь шел в сомкнутом строю
на неприятельские редуты, кому случалось рисковать жизнью на войне или
охоте, кто пил вино среди чумного города, гнал меня сквозь бушующую толпу.
Тело мое словно утратило болевую чувствительность - я не ощущал ни щипков,
ни ударов. Многое из происшедшего в те минуты начисто стерлось из памяти,
но я помню руки, протянутые ко мне со всех сторон, помню перекошенные
лица, оскаленные рты, выпученные глаза, помню гвардейцев, застывших, как
статуи, у подножия Престола (ни единый мускул на лицах, ни единый взгляд
не выдал их отношения к происходящему), помню шершавые, грубо обтесанные
лестничные ступеньки, по которым я взбирался на четвереньках, помню
Друзей, которых впервые увидел так близко - сначала их ноги, потом животы,
потом растерянные рожи. Лучший Друг предпринял попытку сбросить меня вниз,
но Яган встал между нами.
это могло бы пойти на пользу. Надо отдать должное Лучшему Другу. Он
опомнился первым. Сокрушительный удар, которым должен был завершиться бой,
пришелся в пустоту, и он сразу ушел в глухую защиту, намереваясь измотать
нас финтами и ложными выпадами.
привело тебя сюда?
- Едва эти слова были произнесены, как сотни глоток подхватили их и
разнесли в разные концы площади.
Друга был какой-то подвох. Он явно знал нечто такое, чего не знали другие.
И я решил не кривить душой.
прийти. И его надежды сбылись.
теле жила могучая, но увечная душа, все помыслы и устремления которой были
сконцентрированы только на себе самой. Мир существовал для него только в
том смысле, что он сам существовал в этом мире. Он единственный был
наделен свободой воли, лишь он один мог испытывать боль, голод, страх и
радость. Все остальные люди вокруг были ни чем иным, как иллюзией. Они
мешали ему, суетились где-то под ногами, путали планы, отвлекали от вечных
истин. Их можно было без труда извести, уничтожить, а можно было оставить
в том виде, как они есть. Нетрудно представить, что ощутил этот чистой
воды эгоцентрик, когда события внезапно перестали подчиняться его воле и
неодушевленный манекен, марионетка, лишь по нелепой случайности схожая
обликом с человеком, вдруг встала вровень с ним.
изменил тактику. Он не стал экзаменовать меня в знании Настоящего Языка -
был, видимо, уже наслышан о моих способностях. Не рискнул он также
прибегнуть к гаданию на Письменах - любая осечка тут могла погубить его.
Поэтому Лучший Друг решил сразу использовать свой главный шанс -
Испытание.
Дьявольская проницательность подсказывала ему - нельзя решить задачу,
условия которой неизвестны. Что же такое необыкновенное должен был
совершить преемник Тимофея, дабы все сразу уверовали в его подлинность?
Все! Сразу! И без колебаний!
Смотрите, Друзья! Смотрите, Судьи! Смотрите, Знающие Письмена! Смотри,
народ! Испытание начинается!
мало понятных для меня церемоний - вскрыт. Но еще раньше короба на
Престоле появился палач и его ассистенты с полным набором допросных
орудий. Гердан, занявший стратегически важную позицию в центре Престола,
присматривал одновременно и за мной, и за Лучшим Другом - ждал, чья
возьмет. Не хочу винить его в двурушничестве, такие уж тут бытовали нравы.
Он и так сделал для меня более чем достаточно - и от наемных убийц спас, и
доброе слово замолвил, когда все висело на волоске.
давно утратившая свой первоначальный цвет. Нечто подобное я и ожидал.
Обувка здесь долго не выдержит, штаны и исподнее давным-давно превратились
в лохмотья, сохраниться могли только пальто или бушлат, редко надеваемые
по причине мягкого климата Вершени.
Действуй. Мы ждем.
тлетворный запах, столбов взметнулась пыль. Что делать дальше?
Элементарная логика подсказывает, что я должен надеть телогрейку на себя.
Но неужели никто раньше не додумался до этого? Вряд ли - руки сами тянутся
в рукава. Тут и дурак догадается. В чем же загадка? Я еще раз внимательно
осмотрел телогрейку. Два кармана, в левом дырка. В подкладке нет ничего,
кроме крошек. Никаких штампов, никаких подписей. Если что-то и было, то
давным-давно стерлось. От вешалки и следа не осталось. Пять пуговиц, пять
петель для них, нижняя пуговица висит на ниточке. Все.
сказал Лучший Друг. Скрытое торжество ощущалось в его голосе. - Время твое
истекает.
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Корнев Павел
Херберт Фрэнк
Роллинс Джеймс
Василенко Иван