Чтение 38–й страницы книги ~Щепки плахи, осколки секиры~

- Вижу, - буркнул гигант. - Синие, как утопленники... До Эдема, случаем,
не добрались?

- Добрались, - признался Цыпф не без гордости.

- Ну и как там?

- Долгая история. Но это действительно в некотором смысле рай земной. Тут
покойник Сарычев прав был.

- Погиб он, значит?

- По слухам - да. Зато некоторые из его спутников живы. Рукосуев,
например... Но вы нам лучше о себе расскажите.

- Что тут рассказывать, - пригорюнился Мирон Иванович. - Плесни-ка еще,
дочка. Славная штука медицинский спирт... И грудь смягчает, и душу
успокаивает... Ну ладно, сначала в двух словах расскажу о Киркопии. Место, сами
знаете, непростое. Степняк хоть и головорез, но с ними хоть как-то объясниться
можно. А с киркопа что взять? Собака Жучка понятливее его. Одно слово - дети
природы. Я, кстати, так к ним и относился, как к детям неразумным... Пробовал,
конечно, на путь истинный наставлять. Только истины у нас и у них совсем
разные... Лечил, само собой. Там ведь детская смертность под девяносто
процентов была. А все из-за грязи да насекомых. Потом и они стали ко мне хорошо
относиться. Народ отходчивый, зла не помнили. Жрать друг друга я их, правда,
так и не отучил, но некоторые поняли, что это нехорошо...

- Человеческой речи их обучить совершенно невозможно? - поинтересовалась
Верка.

- Бесполезно. Чего-то здесь у них не хватало, - Мирон Иванович потрогал
себя за гланды. - На пальцах кое-как объяснялись... Одни получше, другие
похуже. Как ни странно, но бабы у них понятливее мужиков были.

- А почему странно? - возмутилась Верка. - Это закон природы... В общем,
людьми киркопы никогда не стали бы?

- Вряд ли... Я, конечно, в науках не шибко разбираюсь. Вы про это лучше у
Льва Борисовича поинтересуйтесь.

Лева Цыпф был не из тех, кто стесняется своей эрудиции.

- Лично я считаю, что так называемые киркопы есть тупиковая ветвь эволюции
гоминдов, то есть людей, - безапелляционно заявил он. - Наука знает несколько
десятков таких видов, в том числе и неандертальцев, живших сравнительно
недавно. Чтобы стать человеком, надо как минимум человеком родиться. Возьмем
самый простой пример. У нормальных киркопов голосовые связки недоразвиты. Но
раз в сто лет среди них может появиться выродок, голосовые связки которого
будут издавать членораздельные звуки. Если этот признак закрепится в его
потомстве, то через несколько тысяч лет оно окажется в более выгодном
положении, чем немые соплеменники, а как следствие - естественным путем
вытеснит их. Точно так же и со всем остальным - рукой, мозгом. Миром правит
случай.

- Среди людей, значит, тоже какой-нибудь сверхчеловек может уродиться? -
поинтересовался Смыков.

- Вполне вероятно... Но я попрошу больше не обращаться ко мне с вопросами,
- заторопился Левка. - Этим мы сбиваем Мирона Ивановича... Продолжайте,
пожалуйста.

- Спокойной жизни, ясное дело, не было, - сказал гигант, во время
незапланированной паузы успевший в очередной раз смягчить грудь и успокоить
душу. - То одно, то другое... Да и где сейчас эта спокойная жизнь? Хотя надежда
теплилась, что все как-то наладится. Потом вдруг начинаю замечать, что скудеет
мой край. Реки вроде и текут, да рыба в них перевелась. От воды то тухлым
яйцом, то нашатырем, то еще какой-нибудь гадостью разит. Озерцо одно я любил -
такое чистое, что и не рассказать! Пуговицу на дно бросишь, и ту видно...
Можете себе представить, что за пару недель оно в какую-то хреновину
превратилось - не то жидкий ил, не то густая грязь. Леса на глазах засыхают,
словно их дустом посыпали. Земля везде была что твое масло - что хочешь в нее
сажай. А потом вдруг в пустыню превратилась - где камень сплошной, где зола
летучая... Потом уже форменные ужасы пошли. Прибегают раз ко мне киркопы, от
страха трясутся, за собой знаками зовут. Побежал я вместе с ними. Там невдалеке
поселок большой был, по их понятиям, почти что город. И вот гляжу я, на этот
поселок как бы каменная гусеница надвигается... До сих пор не знаю, с чем это
зрелище сравнить можно. Представьте себе, что Китайская стена вдруг ожила и,
как змея, на Пекин ползет. Да ведь и ползет-то она не сверху, а снизу, из
долины, супротив законов притяжения. И что еще меня за душу задело - ползет это
чудо невиданное вроде бы поверху, но ясно, что девять десятых его под землей
таится, как у айсберга морского... Вот так и пошло чуть ли не каждый день. То
вся Киркопия, как волна, играет, то горы в бездны обращаются, то каменный град
сечет, да такой, что сначала в небо с земли летит, а уж после назад
возвращается. Разве в таких условиях жить можно? Ну скажите?

- Я думаю, нельзя, - согласился Цыпф, очевидно, вспомнив, как в
Будетляндии их самих чуть не сгубило нечто похожее.

- Вот и я такого же мнения... Леса в щепки, звери, какие уцелели,
разбежались, простой воды и то не хватает. Потом, гляжу, и киркопы стали
разбегаться. Тогда я собрал человек двести, самых близких ко мне, и повел в
Кастилию. Знал, конечно, что особо нам не обрадуются, но все же тешил себя
надеждой на помощь и сострадание. Нам ведь много не надо - кусок хлеба каждому
да какое-нибудь глухое место для проживания... Идем мы, значит, как по
Хиросиме. Дым глаза ест, земля горячая, все вокруг перелопачено, свист, грохот,
неба не видно, только какие-то багровые огни со всех сторон мерцают... Конец
света! Идти тяжело-тяжело, хуже, чем по глубокому снегу. Не идем, а буксуем.
Силы на пределе. Мои киркопы уже и выть от страха перестали, а только скулят,
как кутята, которых в сортире топить собираются. Дикари ведь, вроде зверей,
нутром беду чуют, не то что мы... Я тоже иду, и впечатление у меня такое, что
это не огни багровые вокруг горят, а чьи-то глаза нас в упор рассматривают...
Дескать, что это за диковинные создания такие и как с ними поступить - в
лепешку раздавить или для забавы в клетку посадить... Нет, тот последний поход
я до гробовой доски не забуду! Вам первым рассказываю... Ну а потом вообще...
Какие-то злые шутки начались... Что будет, если киркопу ногу оторвать? Или
руку? А если все конечности сразу? Или пополам его? Идет он, бедняга, впереди
меня, шатается... Тут хрясь по нему как бы невидимой косой, и гуляй, Вася!
Налей мне, дочка, по последней...

- И чем же это все кончилось? - спросил Цыпф после того, как Мирон
Иванович лихо хватанул очередную порцию спирта.

- Кончилось все сплошным мраком... Один киркоп упал и как окаменел, хотя
живой, глазами зыркает и рот разевает... Киркопы своим редко помогают, ну разве
что детям, хотя этих-то я к взаимовыручке приучил. Подаю знаками команду -
поднимайте, мол, соотечественника. Некоторые к нему сунулись было, да сразу в
сторону. В чем дело, не понимаю. Оглянулся, присматриваюсь. А он лежит и
пухнет, будто его воздухом накачивают. Ну не воздухом, конечно, вы меня
правильно поймите... Он каменной силой наливается. Такого зрелища мы не
выдержали и побежали, даже не знаю, откуда силы взялись. А этот каменный идол
встал и за нами. Ростом как башня силосная. Все, что было при нем - руки, ноги,
голова, - так и осталось, только размеров неимоверных... Я после войны фильм
один смотрел. Чехословацкий, кажется. Назывался он, дай Бог памяти, "Пекарь
императора". Так вот там глиняный истукан ожил и все вокруг себя крушить начал.
Очень похоже...

- Речь в фильме, очевидно, шла о Големе, чудовище, якобы созданном
средневековыми каббалистами, - уточнил Цыпф.

- Может быть... Голем этот вместе с нами минут десять шел. Шаг - пять
метров. Сначала всех вокруг себя растоптал, потом за теми, кто убежал, гоняться
начал. Я совсем обессилел и лег. Думаю, что будет, то будет... Он до меня
совсем немного не дошел. Вдруг весь трещинами покрылся и рассыпался в пыль. Как
мы до кастильской границы добрались, я даже и не помню. Из тех киркопов, что со
мной пошли, едва ли сотня уцелела... Потом мы в какой-то берлоге отлеживались,
а над Киркопией еще долго серое облако стояло, как будто бы над одним
здоровенным вулканом.

- Погибла, стало быть, Киркопия целиком и полностью? - Артем отнял руку от
лица и искоса глянул на Мирона Ивановича.

Тот под этим взглядом закашлялся, как паренек, сделавший первую затяжку, и
вскочил, уронив табуретку. Говорить он не мог, а только тыкал большим пальцем
правой руки себе за спину. Зяблик, первым догадавшийся, о чем просит Мирон
Иванович, треснул его кулаком между лопаток. В огромной грудной клетке что-то
екнуло, и кашель сразу прекратился.

- Тише ты! - цыкнул он на Зяблика. - Чуть пломбы из зубов не выскочили...
- потом, привычно горбясь, обратился к Артему: - Я извиняюсь... Не признал
вас... Хотя раньше нас и не знакомили... Но все равно, весьма польщен...

- Сидите, сидите, - сказал Артем. - Зачем вы встали?

- Не привык, знаете ли, сидеть в присутствии богоподобных существ, - со
старомодной галантностью расшаркался Мирон Иванович. - Уж простите
великодушно...

- Вы мне вот что скажите, - Артем потер переносицу. - Относительно этого
Голема, как его Лев Борисович окрестил... Он специально охотился за людьми? Его
намерения прослеживались с полной очевидностью?

- Даже не знаю, что и сказать... - Мирон Иванович осторожно присел на край
табуретки, которую ему услужливо подставил Смыков. - Состояние у меня тогда,
сами понимаете, какое было... Сначала он тех давил, кто ему под ноги
подворачивался, это точно... Но вот потом... Специально он беглецов преследовал
или мотало его из стороны в сторону, утверждать не берусь...

- Братец мой, а не померещилось ли вам все это вообще... после очередного
успокоения души? - судя по тону Смыкова, к рассказу Мирона Ивановича он
относился весьма скептически.

- Молчи, гнида. - Гигант даже не удостоил его взглядом. - Проклят будет
тот, кто осмеливается злословить в присутствии небожителей... Откуда это, Лев
Борисович?

- Так сразу и не вспомнишь, - пожал плечами Цыпф. - Скорее всего из
Эсхила.

- Лева, а теперь у меня к вам вопрос, - Артем встал и прошелся по комнате
(всякий раз, когда он приближался к Мирону Ивановичу, тот приподнимался и
отдавал честь, скорее слегка дурачась, чем на полном серьезе), - что может быть
общего между Киркопией, Хохмой и Будетляндией?