Чтение 38–й страницы книги ~Любимец~

- Как тебя зовут, любимец? - спросил спонсор. Голос его прозвучал над
головой, как гром надвигающейся грозы.

- Когда я был любимцем, меня называли Тимом, - сказал я. - А когда я
стал гладиатором, меня называли Ланселотом.

- Ланселот - это некий исторический персонаж? - спросил спонсор.

- Ланселот - это смелый рыцарь, - сказал я. Он защищал бедных и
убивал негодяев.

- Ты сильно изменился в школе гладиаторов.

Скорее это был не вопрос, а утверждение. Так что я мог не отвечать.

- Любопытно, - продолжал спонсор, не глядя на меня - съежившееся у
его ног существо в рваной рубашке и коротких кожаных штанах. - Тебя
следует изучить как феномен. Ведь столько сил и времени было потрачено на
то, чтобы сделать из тебя достойное и цивилизованное существо,
представителя наиболее приближенной к нам разновидности людей - любимца. И
все - как корова языком слизала! Я правильно произнес пословицу?

- Правильно, - сказал я. - Еще можно сказать - как коту под хвост.

Спонсор обдумал мои слова, потом заухал - засмеялся и сообщил мне:

- Так говорить нельзя, это неприлично.

Спонсор наклонил вертолет, и я увидел в окно большое открытое
пространство на берегу реки. Посреди него возвышался старинный каменный
дом с колоннами, вокруг тянулись рядами современные бетонные кубики жилищ.

- Здесь ты будешь жить, - сказал спонсор. - Никому не говори, что ты
- гладиатор.

- А кто я?

- Если будут сильно спрашивать, ты - любимец, которого по просьбе
хозяев взяли на проверку. Тебя надо лечить, но сначала тебя будут
исследовать. Лично я буду тебя исследовать.

- А вы кто?

- Помимо всего прочего, я руковожу этим комплексом - питомником
любимцев. Это очень интересное место. Раньше я полагал, что именно здесь
будет создана порода будущих жителей Земли, но теперь я в этом сомневаюсь.

- Люди не хотят? - спросил я.

- Людей мы, молодой человек, не спрашиваем.

Я заметил, что спонсор господин Сийнико говорит по-русски куда
богаче, образней, чем другие знакомые мне спонсоры. И вообще он мне
понравился. Наверное, из-за того, что я сейчас полностью зависел от него.
Он мог меня убить, он мог отдать меня на живодерню - и, наверное, никто бы
за меня не смог вступиться. Ведь если Маркиза спросит, он скажет, что я
умер от простуды. Как докажешь, что меня убили? Во мне вновь ожил любимец,
и ему так хотелось прижаться щекой к жесткой, покрытой чешуей, ноге
спонсора, и пускай он почешет меня за ушами.

Я поймал в себе такое желание и постарался его задушить - для этого
оказалось достаточным вспомнить, как смотрел на меня взбесившийся спонсор
на стадионе. Которого я убил.

Я убил и потому никогда уже не стану снова любимцем.

Спонсор Сийнико как будто угадал мои мысли.

- Любимцем ты больше не станешь, - сказал он. - Потому что ты убийца.
И умрешь как убийца.

Я не понял, что он хотел сказать, но промолчал, чтобы он не открыл
дверцу и не выкинул меня из вертолета. Для него это просто.

Из вертолета он меня не выкинул, но, когда мы садились, так сильно
прижал меня ногой к дверце, что я думал - раздавит. Не знаю, нечаянно или
нарочно.

Вертолет опустился на бетонной площадке между серыми корпусами.

- Выходи, - приказал Сийнико, - и сразу иди в правый дом. Дверь туда
открыта. Не задерживайся.

Я подчинился спонсору. Как только дверца отошла в сторону, я
выпрыгнул из вертолета и быстро пошел к открытой двери в сером кубе
спонсорского жилища.

Я вошел внутрь. Я знал, как расположены комнаты в спонсорском доме -
все спонсорские дома похожи.

Правда, кое в чем дом спонсора Сийнико отличался от дома спонсоров
Яйблочко. В нашем доме был лишь большой экран телека и ковры, которые
вязала госпожа. И всяческие мелочи - сувениры из поездок или прошлой
жизни, которые служащие спонсоры возят с собой из городка в городок. В
доме же Сийнико господствовали книги - и маленькие - человеческие, и
гигантские, иногда неподъемные - спонсорские. Впрочем, они не были книгами
в нашем понимании - это были книжки-гармошки. Я знал по своей прошлой
жизни, что такие книги теперь спонсоры не делают - обходятся кассетами.

Сийнико догадался, о чем я подумал.

- Я люблю старину, - сказал он. - Мне специально привозят старые
книги из дома.

Он задумчиво взял одну из книг, развернул ее в длинную полосу. Это
была видовая книга - изображение на ней двигалось: волны набегали на
берег, поросший похожими на кувшины деревьями. Все это мелькнуло и
исчезло. Сийнико собрал книгу и захлопнул.

- Я бы оставил тебя жить в моем доме, - сказал он. - Ты мне
интересен. Но могут возникнуть сплетни и подозрения. Никто не застрахован
от них. Тем более здесь.

Я ждал.

- Я отведу тебя в помещение, где ты будешь один. Как особо ценное
существо. Но если ты себя выдашь и этим представишь для меня опасность, я
буду вынужден тебя ликвидировать.

Спонсор подошел к коммуникатору. На экране возникло лицо женщины. Она
была в белой шапочке.

- Людмила, - сказал спонсор, - зайди ко мне, возьми молодого
человека.

- Молодого человека?

- Я потом объясню. - Спонсор отключил связь и сказал мне: -
Раздевайся, рыцарь Ланселот.

- Не понял.

- Снимай с себя одежду. Ты вернулся в первоначальное положение и
снова стал любимцем. А любимцам, как тебе известно, одежды не положено.

- Это невозможно!

- У тебя нет выбора. Сейчас придет сотрудница питомника, и я не хочу,
чтобы она увидела гладиатора Ланселота в питомнике для любимцев.

Сийнико снял черные очки. Черные глазки, как мне казалось, издевались
надо мной.

Я разделся. Но ощущение было дикое - оказывается, я так привык к
одежде, что без нее чувствовал себя беззащитным. К тому же мне было жалко
моего ножика.

Вошла молодая женщина в белом халате.

- Это несправедливо! - вырвалось у меня.

Спонсор на меня не смотрел:

- Поместите объект в восьмой бокс. Никого к нему не подселять. Я сам
буду им заниматься.

У девушки было скуластое мужское лицо, очень светлые глаза и тонкие
губы. Волосы причесаны на прямой пробор и стянуты назад. Я подумал, что
она не умеет улыбаться.

- Он не кусается? - спросила Людмила.

Серьезный вопрос развеселил спонсора.

- Ты не будешь кусаться, Тим? - спросил он, и его голос дрогнул от
смеха. Его маленькие медвежьи глазки сверкнули.

- Я насильник, - сообщил я девушке.

Я заметил, что спонсор, как бы спохватившись, прячет за спину мою
одежду.

- И не мечтайте, - сообщила мне девушка. - Я вооружена.

- У вас есть чувство юмора? - спросил я.

Девушка посмотрела на меня как на сумасшедшего. Чувство юмора,
которое бывает даже у спонсоров, здесь не котировалось.

Людмила повела меня через широкий асфальтовый двор, на котором в
порядке, столь любимом спонсорами, были расставлены качели, турники и
прочие приспособления, предназначенные для укрепления тела будущих
любимцев. Я шел рядом с ней, стараясь чуть отставать, потому что меня
смущала собственная нагота, которой Людмила вовсе не замечала. Людмила
время от времени быстро и как бы мельком оглядывалась, проверяя, не
намерен ли я совершить на нее нападение. Я скалился в ответ, и в глазах ее
вспыхивал страх.

С облегчением она провела меня в бетонный дом, открыла дверь в
комнату, не спуская с меня настороженного взгляда, зажгла под потолком
тусклую лампу. На полу лежал тонкий матрас.

- Тут будешь жить, - сказала она.

- А где постель? - спросил я, хотя отлично знал, что любимцам, к
каковым я теперь вновь принадлежал, постели не положено.

- Обойдешься, - сказала Людмила, отступая от меня.

- Я привык на ночь читать.

- Заходи внутрь! Мне некогда! - Ее рука потянулась к поясу. Я знал,
что ее пистолет не убьет, но парализует. Этого мне тоже не хотелось. И
подчинился. Дверь за мной со стуком закрылась, в ней повернулся ключ. Надо
было понимать это как пожелание спокойной ночи.

Ночь я провел беспокойно. Матрас был жестким, и я чувствовал сквозь
него бетонный холод пола. Узкое окно было приоткрыто, и к утру стало так
холодно, что я постарался завернуться в матрас, но из этого ничего не
вышло.

Остаток ночи я провел сидя на матрасе.

В восемь питомник стал просыпаться - я услышал снаружи детские
голоса, плач, кто-то пробежал по коридору. Я подошел к двери и попробовал
ее открыть. Дверь была заперта. Я постучал. Никто не думал меня выпускать.
Я начал прыгать, чтобы согреться, потом сто раз отжался от пола. За этим
занятием меня и застала Людмила, приоткрывшая дверь.