выпила и глотка.
человек - и пусть его не пьет. В смысле: ее. - Вас не затруднит добыть у
ваших друзей капельку коньяка для меня? Мне почему-то неловко просить
самому...
так и не посетили заседание монархического общества.. То есть Зойка
порывалась пойти сама и затащить журналистов - могло получиться смешно, - но
я уперся. Даже не знаю, почему. Просто так. Сейчас я уже жалел об этом.
разбросав широко синие и белые мерцающие звезды. Вернулась Тина с
пластмассовым стаканчиком в руке.
Они неправильно истолковали ваш уход.
случались сплошь и рядом.
трети - поставил на парапет.
огненные змеи...
в небо. Может быть, они стояли слишком тесно, но - не более того.
ситуации. Парни действительно перевозбудились. Один, повыше, - Раим,
вспомнил я некстати его имя - полушагнул ко мне.
тупой.
испортить?
гладиаторских боев? Раим, она ведь специально вас дразнит, ты что, не
понимаешь? Она ведь только этого и добивается, волчица...
слова я вобью обратно в твою глотку.
кристальная ясность - неуверенно сдвинулся влево, примеряясь, как правильно
встать.
убить. Он, похоже, ничего не понимал. В меня он не попал. В меня вообще
трудно попасть. Потом он ударил еще и еще - упрямо и все более жестко. Уходи
от трех ударов, учил отец, потом бей сам. Но я почему-то медлил с ответом.
Сам не знаю, почему. Наконец Раим потерял равновесие и бухнулся на
четвереньки. Валентин стоял в стороне, не шевелясь. Я на всякий случай
предупредил его жестом: не лезь. Раим вскочил. Он был разъярен.
уж я просто вынужден был его коснуться: перехватил руку, нырнул под мышку -
очень низко, - резко выпрямился... Он сделал неловкий кульбит и грохнулся
спиной. Под затылок его я успел подставить ногу - чтобы не разбил о камни.
Валентин дернулся, но на месте устоял. Благоразумие в нем было. Раим
застонал, медленно повернулся на бок и подтянул колени к животу. Потом
распрямился и выгнулся. С минуту он пролежит...
Тина - стояла так, будто хотела прикрыть. Господи Боже мой, подумал я, как
же ей все это удается...
она выловила трубку.
Почему нельзя сказать нормально? Я... конечно... хорошо...
Иени-Махалле. Ты знаешь, где это?
В этом свете я вдруг увидел, что мы не одни: мимо, прижимаясь к ограждению
противоположного края стены, протискивались трое: крупная пожилая женщина -
как мне показалось, в парике; а если это была прическа, то одна из самых
неудачных, какие мне встречались, - маленький мужчина в темном глухом
костюме и котелке, натянутом по самые уши, и девочка, которую они держали за
руки. Девочка была совсем обычная, в светлом платьице и светлых гольфах, -
но взгляд ее я поймал и будто споткнулся. Что-то совсем непонятное было в
этом взгляде. Ее уводили, но она, повернув голову, смотрела на нас. Потом
свет померк. Когда взлетела следующая ракета, семейки уже не стало видно.
примятый и надломленный внизу куст. Похоже, волокли что-то тяжелое. Если бы
не этот след, мы так ничего и не нашли бы: бетонная крыша этой будки, или
колпака, или как его еще назвать? - была вровень с землей, заросла мхом, и с
трех шагов ни черта не было видно. Яма, в которой этот колпак стоял,
окружена была кольцом ломкой прошлогодней травы, и тут "след волочения"
виден был отчетливее. Яма как раз была в рост человека, а промежуток между
земляным ее краем и стенкой колпака не превышал метра. Валечка осталась на
стреме, я полез в яму. Пришлось встать на четвереньки, чтобы увидеть
отверстие, примерно шестьдесят на сто, забранное толстой решеткой. Судя по
царапинам на темной ржавчине, решетку недавно снимали. Я просунул между
прутьями булыжник и отпустил его в свободный полет. Раз... два... три...
плюх. Метров сорок - и вода. Хорошо... Я сходил к машине за канистрой и
шведским ключом. Болты, на которых крепилась решетка, были смазаны. Я
поставил взрыватель на двухчасовую задержку, просунул его в горловину
канистры, намертво закрыл канистру и бросил ее туда, вниз. Гросс-плюх!
Поставил решетку на место. Атас, прошептала Валечка, солдаты! Это было
хреново.
можно более бесшумно и как можно дальше убраться от колпака. Наконец мы
решили, что отползли достаточно, обнялись и начали целоваться, изображая
романтически настроенную парочку. В этой имитации любострастия мы зашли уже
достаточно далеко, когда над нами раздалось дружное жизнерадостное ржание и
посыпались советы. Патруль состоял из четырех солдат и офицера. Судя по
акценту, солдаты были венграми, офицер - баварец. Валечка изображала дикий
стыд, я - бессильную ярость. В ответ на мою гневную тираду о том, что скоро
к каждой койке поставят по солдату с автоматом, офицер поощрительно похлопал
меня по плечу: уходим, уходим, ничего не поделаешь, государственная служба,
а то мы бы тебе помогли, так что задай ей перцу и от нашего имени. Кстати,
там ваша машина? Где? Во-он там. Должно быть, наша, а что? Ничего, просто
уточнил. Так что - успехов вам обоим в вашем нелегком деле... Они двинулись
дальше, оглядываясь и делая поощрительные жесты. Продолжим? - предложила
Валечка. Я посмотрел на часы. Некогда, некогда, дорогая, надевай трусы - и в
машину. Чертовы гансы, сказала Валечка, всю малину обгадили. Какие же они
гансы, когда они венгры? - сказал я. Все одно гансы, сказала Валечка, змеей
вползая в свои узкие обтягивающие брючки, помнишь, как у Гоголя? В машину, в
машину, торопил я. Что, неужели эта чернявка лучше меня? - Валечка, если
можно так выразиться, всем телом сделала непристойный жест; ее маленькие, с
лимон, грудки возмущенно топорщились. Что-о? Да не делай такого лица,
сказала Валечка, поворачиваясь, видела я, как ты на нее смотрел... Глупости
какие-то городишь сказал я ей в спину. Черт-те что... Голос у меня был
немыслимо фальшивый.
семьдесят первой. Да, да, аварийную службу. Спасибо, запомнил. Спасибо...
естественно, никакого соединения ни с кем...
слышно. По телефону сто семьдесят один - шестьдесят пять - шестьдесят
пять... Да. Не понял. Что? Как это нет контакта? Что? Несколько часов? У
меня срочное дело, я не могу ждать несколько часов. Да, именно убытки. Да,
предъявлю. Да. Хорошо. До свидания.
окна.