нечистые низвергаются в Навь, а те, что творили при жизни и добро, и
зло, пребывают в Навьих Кущах, пока не очистятся окончательно...
же... Хотя он наверх ходит редко, у него и под землей забот - полон
рот. А вот жена его Перенега вниз даже и не заглядывает. Вон, видишь,
кровля кокошником изноровлена и гребни на ней прорезные?.. Завида
Хотеныча хоромы...
ей Навьи Кущи. Маленькие дворики, обведенные вместо глухих надежных
стен сквозными точеными оградами, узорные воротца... Видно было, что
люд здешний живет без опаски, не страшась ни разбоя, ни погрома.
погорелице взять да и поселиться навсегда в приветливых этих местах.
Именно о таком житье, мирном, чистом и беззаботном, мечтала она с
детства.
здесь селят?
Иной в наладчиках ходит, а сам в розмыслы смотрит... Ну, вот и пришли.
(латаному) солнышку и недовольно скривил рот.
Знамо дело, сволочане... Приключись у нас на участке такое - связал бы
Завид Хотеныч всех по ноге да и пустил по воде: кто кого перетянет...
последовала за ним, дивясь тому, что ни сторожа нет нигде, ни собаки.
Десятник Мураш, нимало не чинясь, поднялся по ступенькам, стукнул
дверным кольцом, но тут же вновь сошел с крылечка. Надо понимать,
супруга Завида Хотеныча требовала к себе уважения куда больше, нежели
сам розмысл.
надменная красавица средних лет - широкая, что твоя бадья. Боярыня -
не боярыня, баба - не баба... Но по рылу знать, что не из простых
свиней. Сребротканый летник желтой камки [Камка (берендейск.) -
шелковая ткань с разводами.], а вошвы [Вошвы (берендейск.) - вшитки,
вставки.] к нему черного бархата. Тесное ожерелье с высоким
подзатыльничком пристегнуто к воротнику пятью жемчужинками. Поверх
летника - долгий алый опашень [Опашень (берендейск.) - верхняя летняя
одежка.], усаженный сверху донизу серебряными пуговками. Рукава - до
пят, пониже плеч - прорезы, чтобы можно было, значит, казать не только
широкие накапки [Накапки (берендейск.) - накидка с долгими широкими
рукавами.] летника, но и шитые золотом запястья рубахи.
мгновенье.
взглянув на погорелицу.
Перенега, слышь, долго-то не держи... А то влетит мне, не ровен час,
от Завида Хотеныча, что людей с раскладки забираю...
скажет - живо очувствуется... - Тут она с сомнением оглядела Чернаву с
головы до ног. - Как звать-то?
обширной увалистой спиной. - Лампу оставь в сенях...
и, поднявшись по певучей лесенке, оказалась в светлой чистой горнице,
стены которой обиты были красной кожей. И та же самая кожа туго
облегала скамьи, прикрытые шелковыми узорчато вышитыми полавочниками с
суконным подбоем. Указав Чернаве на скамью, сама хозяйка плавно
опустилась на стул с высоким прислоном и вновь принялась разглядывать
гостью.
Почувствовала, что за этим-то ее и позвали. Неужто соперница завелась
у хозяйки? Даже бы и не подумала... Вроде бы Завид Хотеныч до женского
полу не падок, а вот поди ж ты!..
Чернавы тяжелого взора.
покладистая ворожейка. - Можно и напустить... След гвоздем
приколотить, али воду в ложке заморозить...
заморозишь, - вроде бы смягчаясь, ворчливо заметила дородная Перенега.
- А след... - Повернулась к лежащему посреди покрытого подскатерником
стола свертку и развернула холст. На свет явился вырезанный с тщанием
кус подсыхающей глины с глубоким оттиском подошвы. - След и без тебя
уже вынули. Ну-ка, взгляни...
Дивное дело, след был мужской. И не от лаптя, понятно, - от сапога. С
левой ноги. Острый загнутый носок, высокий каблук. А еще в свертке
лежал большой ржавый гвоздь-троетес, которым, стало быть, и надлежало
приколотить этот неведомо кем оставленный след.
незаговоренный, по всему видать... Заговорить надобно...
Обстоятельность и неторопливость ворожейки пришлись ей по нраву.
Что-что, а уж цену себе Чернава набить умела.
- заговор крепче будет...
смекнула.
(греч.) - ядовитейшая из змей.] хищный!..
розмыслиха, потрясая уже кулаками, но со стула не вставая. - Спит и
видит, как бы Завидушку мово Хотеныча из-под земли выпихнуть!.. У,
чтоб ему прикинулось, змею!..
человека могущественней самого Завида Хотеныча было просто невозможно.
А уж приколотить ему след гвоздем... Вдруг дознается!
повела носом, поджала губы.
Главный розмысл преисподней, сип ему в кадык!..
весело зеленела молодой, не запылившейся еще травкой. Нежно пригревало
уносящееся ввысь светлое и тресветлое наше солнышко.
права рука да лево сердце, сам видел!.. Выступает - весь в оберегах, с
посохом, глазами так и посвечивает!..
Неужто сам?..
ты, Брусило, брякнул!.. Это ты, брат, молчал-молчал, да и сказанул!..
Да разве ж оттуда сам выберешься?.. Не-ет, теплынцы, тут другое... -
Он оглянулся опасливо, поманил слобожан сомкнуться потеснее и,
окоротив по возможности луженую свою глотку, таинственно засипел: -
Всеволок-то с Берендеем что удумали! Сами битву на речке Сволочи
учинили, народу сгубили - не счесть, и ну виновного искать!.. Это
Докука-то виновный, а? Курам на смех... Вот он-де, злодей, под землю
его, разбойника!.. А солнышко, оно-то, вишь, не слепое! Не стерпело
добросиянное суда их неправедного... Боярышня, сказывают, ночью на
капище пришла - о камушки бьется, слезы точит... Вдруг глядь: а
ворот-то колодезный сам собою крутиться начал...
издыбился.
Пихто Твердятич, тот, что от внука отрекся, тоже стал слушать.
только глазами смотрит!.. Ну, боярышня, сами знаете, отчаянная, скок к
нему, хвать в охапку - и в терем! Упала дядюшке в ножки: так, мол, и
так, не могу жить без света мово белого, крути, боярин, свадебку...
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Херберт Фрэнк