Чтение 38–й страницы книги ~Наследство Фаэтонцев~

"Если бы я сам, непосредственно, мог принимать решения и приводить их в
исполнение", - думал он.

Но это было невозможно.

Он понимал, что все они рискуют жизнью. Если от удара о поверхность Цереры
треснет корпус корабля, смерть будет мгновенна, - на Церере нет атмосферы.

Но жребий был брошен месяц назад на борту "СССР-КС3", и ничего не
оставалось, как испытать на практике "орлом" или "решкой" он ляжет. "Орел"
- жизнь и спасение звездолета, "решка" - смерть и разбитый корабль.

Белопольский поделился с Коржевским своими мыслями. Биолог ответил коротко:
"Я это знаю". Со Второвым никто не говорил на подобные темы, - Его
спокойствие и уверенность в себе были важнее всего. Белопольский думал, что
Второв не сознает величины опасности, но он ошибался.

Геннадий Андреевич испытал всю тяжесть первых дней совместного с
Мельниковым полета на "фаэтонце". Он давно понял, что за непринужденной
легкостью посадки "СССР-КСЗ" на Арсену, а затем на Венеру стоят труд,
искусство и смертельная опасность. Урок падения на Венеру не прошел даром.
Он понял, что космос не шутит. И он хорошо знал, на что идут они трое и чем
рискуют. На Венере он был еще новичком, многого не понимающим и на многое
смотрящим несколько легкомысленно: теперь он превратился в звездоплавателя.
Десять незабываемых дней - и от прежнего Второва ничего не осталось. Он
прошел школу пустого пространства.

И, отчетливо сознавая, что именно от него, в конечном счете, зависят жизнь
товарищей и спасение корабля, Второв собрал свои нервы в тугой клубок,
готовясь как автомат исполнять все, что прикажет ему Белопольский. У него
не было ни страха, ни сомнений. Он говорил себе: "Я должен!"

И он и Коржевский были уверены в своем командире, в его знаниях и опытности.

Экипаж кольцевого корабля был готов к труднейшему маневру, и все, казалось,
говорило в пользу благополучного конца.

Все!.. Кроме одного, самого главного, самого решающего... Но они даже не
подозревали, как близка была грозная и неотвратимая опасность.

Фатальная ошибка была совершена месяц назад, совершена совместно
Мельниковым и Белопольским.

Можно ли было обвинить их в этом? Человек - это только человек, не более.
Он не машина и подвержен ошибкам. На решения, принимаемые людьми, влияют
предшествующие факты и впечатления. Мельников и Белопольский были
"загипнотизированы" могуществом фаэтонской техники. И они упустили из виду,
что фаэтонцы тоже не более как люди. Их техника - это техника людей, другой
не бывает в природе, и ее мощь не беспредельна.

Об этом они забыли.

На Земле "фаэтонский гипноз" не был так силен. Там не знали всех
подробностей десятидневной эпопеи Мельникова и Второва. И сразу заметили
опасность.

Но было уже поздно и ничего нельзя было исправить.

На сообщение Мельникова Камов ответил короткой радиограммой, которая, будь
она известна Белопольскому, заставила бы его немедленно повернуть назад:
"Откуда вам известно, что запасы энергии на "фаэтонце" достаточны для
подобного полета? Камов".

В самом деле, откуда? Как могли они не подумать об этом решающем
обстоятельстве?

Мельников готов был рвать на себе волосы от отчаяния. Кольцевой звездолет
мчался со скоростью ста двадцати километров в секунду. Ни один корабль,
существующий на Земле, не может догнать его. И невозможно послать
радиограмму.

Не вернуть! Ошибка неисправима! Оставалось надеяться на то, что опасения
ложны, и... на счастье!

Весьма слабое утешение, но другого не было...

А экипаж кольцевого звездолета, ничего не подозревая и нисколько не
сомневаясь в том, что энергии хватит, стремился к Церере, откуда не было
возврата.

Опасения Белопольского оказались необоснованными. Второв уверенно и четко
маневрировал кораблем. Вероятно, сами фаэтонцы не могли бы лучше отдавать
приказания своему звездолету. Молодой инженер полностью овладел искусством
воображения, его мысленные образы были отчетливы, как никогда раньше.

И "фаэтонец" послушно совершил нужный поворот и вышел на орбиту планеты,
позади нее. Догнать Цереру было уже не трудно. Корабль замедлил скорость.

И вот сквозь прозрачные стенки перед ними панорама крупнейшего из
астероидов.

Бесплодная голая равнина, изрезанная трещинами, с редкими цепями острых
пиков. С высоты линии горизонта казалась еще очень далекой. Когда корабль
спустится, она приблизится.

- Я опасался, что характер поверхности такой же, как на Арсене, - сказал
Белопольский. - Хорошо, что это не так. Ну, Геннадий Андреевич,
приступайте. Посадите звездолет на "землю".

Второв вернулся в "рубку управления". Продолжавшееся торможение корабля
создавало достаточную силу тяжести, и он мог сесть в кресло.

"Когда мы падали на Венеру, - вспомнил он, - звездолет самостоятельно
повернул от нее. А теперь он этого не делает. А ведь Церера близка. Как
странно - механизмы корабля "понимают", что это не падение, а сознательный
маневр и ждут команды".

"Фаэтонец" действительно "ждал". Он все медленнее приближался к планете,
временами усиливая торможение. Не оно ли показывало автоматам, что, на этот
раз, близость крупного тела не опасна, что все происходит по воле
человека?..

Второв закрыл глаза, так было легче сосредоточиться, и представил себе:
кольцевой звездолет медленно и осторожно опускается на поверхность Цереры...

Он был уверен, что все правильно и что "фаэтонец", так же, как раньше,
четко выполнит его приказ.

Так и случилось. Когда он открыл глаза и посмотрел сквозь прозрачные
стенки, то увидел, что его распоряжение выполняется. Звездолет опускался.
До поверхности планеты было не больше двух километров.

И вдруг... прямо перед ним, на грани пульта, вспыхнул ярко-зеленый
треугольник. Исчез, вспыхнул снова и погас. И одновременно с ним погасли
огоньки, мерцавшие в глубине грани. А сама грань стала тусклой, точно
покрылась серым налетом.

Звездолет ощутимо рванулся вниз. Церера стремительно надвинулась.

Падение?!.

На мгновение вспыхнули снова огоньки на пульте. Мелькнул зеленый
треугольник. И резкий рывок сбросил Второва с кресла на стенку.

Он понял, что двигатели корабля задержали падение.

Это повторилось еще раз.

В чем же дело? Почему корабль так странно ведет себя? Второв не понял
этого, он думал, что виноват сам, что скомандовал не так, как было нужно.

И Белопольский с Коржевским, напряженно следившие в соседнем помещении за
приближением Цереры, не поняли, что это последние судороги жизни, уходящей
из тела звездолета. Истощившаяся энергия, безрассудно растраченная людьми,
отдавала свои последние крохи, и умирающие механизмы в последний раз
пытались предотвратить роковое падение.

Им это отчасти удалось.

"Вздохом смерти" вздрогнул корабль, слабо рванувшись назад. И упал... с