натягивая кожу, живот присох к спине.
ножен.-- Сэр калика...
А нас только двое.
Во всяком случае, тебе. Лев означает гордость, а это смертный грех.
недр земли, но Томас все же рассмотрел на фоне звездного неба высокую
фигуру. Человек медленно перемещался, почти не касаясь ногами земли, а
кое-где по рассеянности и не касался вовсе. Одежда Томасу показалась
странной, не по-мужски свободная, похожая на халат, только снежнобелая и с
красной полоской внизу. Ноги до колен голые, волосатые, в деревянных
сандалиях, а на голове вместо шлема шевелит острыми листиками лавровый
венок.
того величавая, стала царственной. Он красиво закинул одну руку за спину,
чуть запрокинул голову и сказал нараспев:
певучим голосом,-- в свой город мне, врагу его устава...
везде, обижаться на него, что плевать против ветра, и человек, надменно
ткнув пальцем влево, величаво воспарил, медленно помовая дланями, красиво
и загадочно растаял в клубах тумана.
бьют в нос. Так надежнее. Теперь не отставай.
тобой общаюсь, ума не приложу. Меня наверняка возьмут на небеса вместе
конем. Как великомучеников.
половину мира. Томас едва поспевал, вполуха слушал, как Олег пробурчал:
называется! Тебе что, а я их уже слышал. Ну, когда он живой был.
зверячьей шкуре мужик заметный.
дурни за ним толпами, как овцы за козлом. А сейчас, сам понимаешь, без
слушателей, что дурню без дудки, а рыцарю без железок.
яркие, как глаза зверей, звезды. Томас привык к их россыпи, когда на
каждую яркую звезду приходится по три десятка мелких, как на одного
славного блистающего рыцаря десятки тусклых, обыкновенных, но здесь небо
усеяно звездами одна другой ярче!
скалы. Впереди зиял широкий вход в пещеру, на конях можно въехать по двое,
оттуда тянуло сильным запахом псины, сырого мяса, спертого воздуха. Калика
по-волчьи нюхал воздух, брови его сшиблись на переносице. Лицо в лунном
свете стало желтым, худым, пугающе недобрым..
не совсем на этом. Но там настоящая преисподняя. Слушай, ты как-то
бахвалился, что собак любишь?
-- а что?
человека, чуют и злого. Кому хвостом машут, а кого и кусают. Тебя вон,
помнишь, чуть не в клочья... Теперь вижу, какого дурака свалял, когда не
дал им поглодать твои кости. Пировал бы сейчас в своем замке...
не трогают, но молитву прочти. Вон в ту темную пещеру.
пещерой, осветив и ее переднюю часть. Томас увидел, как из тьмы
выдвинулось нечто огромное, похожее на медведя, затем раздался страшный
скрежещущий звук, от которого кровь застыла в жилах. И лишь потом понял
устрашенными чувствами, что услышал лишь слабенькое рычание.
Шарбаров, те охраняют вход чуть дальше. Вот те уже в самом деле зверюги...
Но тебе чего страшиться? Уж кого собаки любят, того не тронут.
голосом спросил:
пойдем. Он вовсе света не выносит. Даже лунного. Когда Таргитай его как-то
выволок, да еще днем, у того пошла ядовитая пена от ужаса. Где на землю
капала, там дурная трава выросла, которой можно так задурить голову, что
вовек не отвыкнешь...
Прыгнет от радости, чтобы полизаться, свалит, затопчет. Они ж от радости
себя не помнят! Слюнями всего обмажет. Ты ж знаешь, у больших собак слюней
больше, чем у монахов!
лечит. Потому и говорят, что заживает, как на собаке. Это я говорю. Как
волхв-лекарь.
свою голову, либо на свою... гм...
дорогу загораживали камни, упавшие так давно, что наполовину вросли в
землю. Калика заглядывал в каждую щель, они влезали в узкие проходы и
пытались продвинуться вглубь, но всякий раз натыкались на сплошные стены.
Вязаная рубашка под доспехами взмокла, хоть выжми, все тело зудело и
чесалось, будто в щели панциря снова забрались сто тысяч злобных муравьев,
по пятам за ним идут, что ли. Калика снова завел в щель, их тут как трещин
на коре столетнего дуба, но и там в конце-концов уперлись в стену. Томас
стиснул зубы, попятился, развернуться трудно, на стенах выступили крупные
липкие капли, сверху капало, под ногами журчал невидимый ручеек.
слегка вздрогнуло. Каменная стена, о которую Томас на ходу придерживался,
внезапно с треском лопнула. Трещина пробежала как черная ветвистая молния,
похожая на грязный корень дерева. По железной голове глухо щелкнули мелкие
камешки.
не оглянулся, лишь донесся слабый голос:
почему-то. Махонькие такие рождаются, меньше мух, потом по деревьям лазают
как белки. Всю жизнь растут. Когда земля уже не держит, опускаются в
недра...
удаляться. Попытался представить себе удивительных зверей, но невольно
вообразил, как они опускаются все ниже... а что там?.. Вламываются в
преисподнюю?
стук. Стены затряслись, на голову плеснула холодная струя. Томас
выругался, по плечу больно ударил крупный камень.
будто из комьев сухой глины. Некто огромный, Томас не рассмотрел в
темноте, шагнул в их щель, шумно вздохнул, Томас отшатнулся от смрадного
запаха, и тут же калика крикнул быстро:
протискивался боком, он как комья рыхлой земли сбивал выступы, сбивал