раскрасневшееся лицо. Зеленые глаза волхва были внимательными, серьезными.
пожал плечами:
правда, съехала в сторону... зато у коня выросли рога... ага, еще и
крылья...
зовешь песнями. Там ничего нет. Одни облака.
замирали в преддверии ночи, когда засыпает и таскающий их за собой ветер.
Никаких огромных воинов, никаких хвостатых звезд, радуги, круга вокруг
солнца или сияния, что можно бы заметить и как-то объяснить...
из полыни. Я сумел отвар сгустить так, что теперь это просто кашица... Не
просто горькая, а кишки вывернет!.. Сразу любая дурь уйдет.
визжащая от счастья баба лезла со счастливыми слезами, слюнявила, хватала
ребенка на руки и прижимала к груди, а то кидалась целовать руки Мраку,
называя чудотворцем, волхвом-лекарем.
вскоре услышал тихий сап. Волхв из Олега, конечно, могучий, но пока не
растерял умения засыпать как простой лесоруб.
что-то шептал, дергался, Мрак на всякий случай подул в лицо, а то шепнет
во сне что-нибудь, либо дождь из жаб, либо болото посреди села... Может
быть, какая-то из баб и довела народ до белого каления, что всех
замачивают в реке, люди зазря и щепку не передвинут, а тут таких камней
натаскали...
даже спросил Мрака, не видел ли тот уродливого детеныша, Мрак отмахнулся,
Таргитай улегся с видом человека, который во второй раз спас, или
собирался спасти, если не все человечество, то хотя бы друзей, о чем-то
предупредив, от чего-то предостерегши.
зоркие волчьи глаза увидели вроде бы какую-то неясную тень над лавкой, где
раскинулся Таргитай.
водил руками над лицом дударя. Таргитай спал, посапывал, иногда дергал
носом и двигал бровями, но лицо оставалось спокойным, зато лоб старика
покрылся крупными каплями пота, а руки уже дрожали.
поганые сны насылать, тварь ночная. Шуточки тебе, а дударь утром не сможет
и свой мешок нести...
расслышал злость и отчаяние в голосе хозяина ночных снов.
страшными снами не прошибить. Тебе везде и со всеми хорошо. Этот лопнет,
пока к тебе достучится. Он же не знает, что ты по своей дури никогда
ничего не боишься.
Раскрасневшаяся хозяйка открывала и захлопывала широкие заслонки, воздух
был уже теплый, пропитанный запахами поджаренной гречневой каши, печеной
речной рыбы, а когда Мрак плеснул в лицо студеной воды из кадки, за спиной
загремело, застучало, в спину шибанул такой мощный запах печеной рыбы. что
он обернулся как ужаленный.
запеченными в сметане карасями, толстыми, как поросята, каждый в
коричневой корочке, Мрак ощутил во рту хруст, даже вкус нежнейшего мяса.
глазах еще отголосок тревожных снов, но руки щупают невидимую рыбу.
поблескивали матово и грозно в полумраке комнатки с единственным окошком.
Со двора раздавались тупые удары железа по дереву. Возле забора тощий
мужик старательно бил поленом с застрявшим в нем топором о колоду, но
топор завяз крепко, а мужик явно не их тех, кто, крякнув, молодецки
выдернет топор просто силой рук.
приполз... Уже ночью. Сейчас будет и дрова колоть, и посуду мыть, даже
бурьян начнет щипать, как соседская коза...
м-м-м-м... что за чудо, а не рыба!.. хороший.
горка была вся в трещинках, откуда выбивались острые, как ножи, струйки
горячих запахов. Горка подрагивала, а когда Мрак хватал рыбину за рыбиной,
обнажилась еще более горячие, просто огненные, а одуряющие запахи били с
силой боевого молота.
открыла вторую заслонку, и по комнате растекся густой пряный аромат
жареного гуся. Таргитай счастливо завизжал, даже Олег сдержанно улыбнулся,
но глаза оставались серьезными. Что-то не заметил во дворе гусей, а чтобы
купить у соседей, надо иметь за что.
опустел, хозяйка сказала тихо, с печалью:
мой птенчичек...
стал подыскивать сравнение, а сам Мрак отмахнулся с небрежностью
величайшего из лекарей:
что подменыш, чего только не плетут, какие только гадости...
выкапаный в отца? Да и на тебя похож. Вон губы точно, не ошибешься.
добавил умудрено:
вот и все. Мне он не нравится, верно. Но мне они все не нравятся. Я бы их
всех передавил. Орут, носятся, что-то требуют, все ломают, пристают... Они
все такие! Только одни ломают втихую, а этот... сидя на крыше, у всех на
виду.
пугале, под глазом здоровенный кровоподтек. Впрочем, можно сослаться на
щепку, ударила по морде, пока дрова колол, гостеприимство являл. Правда,
колол явно ночью, уже опухнуть успело.
дорога будет легка.
сопел и жалостливо осматривал стол, не столько потому, что хотел есть, а
когда ешь, то вроде при деле, не надо идти, бежать, прыгать, торопиться,
слышать злые окрики...
ослышался:
видом ковырялся в носу, его палец так выпячивал крылья, что кожа белела и
едва не прорывалась, палец ввинчивался с усилием, взрыхляя запасы, твердые
сверху, клейкие и тягучие под коркой, вытаскивал с торжеством, долго и
внимательно рассматривал с таким довольным видом, словно отыскал залежи
целебной горной смолы, бережно вытирал палец и снова принимался чистить
многочисленные пещеры.
дорожку. Вон сколько копоти налипло.