дощатой ограды, и туманы, сизые туманы старого погоста...
шафлярского кладбища зафыркала лошадь, а следом за ней заскрипели колеса -
сразу, из тишины, словно чужой тарантас свалился с неба.
цвета епископской мантии небо с крупными бриллиантами звезд.
увидеть, что голова гостя непокрыта: свой неизменный берет с петушиным
пером тот нервно комкал в кулаке.
выступившей из темноты фигуре прибывшего, неприязненно поинтересовалась:
беретом покрытый испариной лоб, хоть ночь выдалась отнюдь не жаркой, и
потеть было вроде бы не с чего. - Отвалится. Не моя она, душа отца вашего,
хоть и жаль, а не моя. Не дотянуться...
заскулившего Джоша. - За ним?
Хотя и следовало бы... Хотите, рассмешу?! Не хотите? Ну, тогда все равно
рассмешу. Сам не знаю - зачем я здесь! Разве что тебя повидать, воровочка
моя, - дьявол невесело усмехнулся, присаживаясь рядом и делая вид, что
хочет приобнять Марту за плечи.
делать, только зябко поежилась.
смутился.
уйти. Вот уж откуда помощи не ждал... Но все равно - спасибо.
натянутая пауза, во время которой аббат Ян думал, что в простом "спасибо"
кроется "спаси Бог", только большинство об этом давно забыло.
Марта. - Я ведь понимаю... ох, ничего я уже не понимаю, только от тебя
ведь просто так не отвяжешься! Что делать будешь, я тебя спрашиваю?!
слюной. - Не знаю! Раньше мне было плохо - о, если бы ты знала, воровочка,
как мне было плохо!.. неправильное это слово, нет таких слов в
человеческом языке, это надо пережить самому! И сейчас мне плохо, но
сейчас мне именно плохо, я впервые в жизни ощущаю именно это, впервые
чувствую правильность сказанного!.. ну зачем, какого черта тебя занесло в
Вену, воровочка?!
все слушали его, затаив дыхание - никто из пятерых не мог себе представить
такого дьявола! "Он что, каяться собрался? - изумился аббат Ян. - Господи,
прости меня, грешного - может, и для него еще не все потеряно?!"
продолжал Великий Здрайца. - Каждое мгновение - вечная мука, и я мог лишь
надеяться, что когда-нибудь сумею это прекратить, исчезнуть, не быть - о,
как же я хотел не быть!.. Да, я мучился всегда; и мучения других были
столь мелкими и жалкими по сравнению с моими собственными, что я попросту
не замечал их, как ты не всегда замечаешь муравьев под ногами! Но до
встречи с тобой, воровочка, до сторожки в лесу на окраине Вены, мне, по
крайней мере, было все понятно: ценой мук своих и чужих я копил выкуп,
который должен был избавить меня от проклятья существования! Я знал, что
это будет нескоро, что придется перетерпеть вечность, а потом еще одну
вечность - но это будет! И к прежним мукам я уже отчасти притерпелся,
свыкся с ними, как с неизбежностью; лишь иногда, когда я ощущал в себе
руку Преисподней в полной мере, мои страдания становились невыносимыми -
но это длилось недолго... А теперь - теперь я чувствую, как все вокруг
рушится, я уже ни в чем не уверен, ни в сегодняшнем рабстве, ни в
завтрашней свободе; я познал новые ощущения, тоже мучительные, но...
другие! Одиночество срослось со мной, а сейчас кто-то отдирает его от
меня, отдирает с мясом, с кровью, и мне все время кажется, что этот
"кто-то" - я сам! И это с тех пор, как я встретил тебя, моя воровочка! Что
же ты со мной сделала?! И что теперь делать мне?! Люди, скажите - что
делать несчастному дьяволу?!
боясь поднять глаза и посмотреть на Великого Здрайцу.
Ян, - но душой чувствую, что говорил ты искренне. Господи, прости меня,
грешного, за то, что скажу сейчас - но если путь спасения открыт для
каждого, то ведь это должно значить именно "для каждого"?! Может быть, и у
тебя есть надежда, о которой говорил ты - надежда искупить свои грехи и
спастись? Скажи, не могу ли я чем-то помочь тебе?
с его уст, помимо воли Яна.
паузы. - Я - многим, но мне - никто. Может быть, ты и вправду святой?
Несмотря на все твои грехи? Грешный святой, святой грешник... настоятель
Казимежского кабака! Но даже если так, если ты искренен в своем порыве,
как я в своей исповеди - чем ты можешь помочь мне?
мне, я надеюсь, отыщется выход...
исповедовать дьявола? - Петушиное Перо сбился на свой обычный язвительный
тон, но тут же оборвал сам себя. - Тем более что я не советую верить мне
до конца. Даже когда я говорю правду - а я говорю ее куда чаще, чем
думаете вы, люди - в ней, в этой правде, может таиться подвох, незаметный
для меня самого! Ты это должен понимать лучше других, святой отец... А я,
в свою очередь, не верю, что ты способен мне чем-то помочь. Подумай - как
ты собираешься это сделать? Душу свою продашь, чтоб спасти проклятого?!
Нет, знаю, не продашь... да и нет у меня права подписывать подобный
договор. До встречи с ней, - он кивнул на закусившую губу Марту, - я бы не
стал даже разговаривать с тобой об этом. Но чем черт не шутит, когда
дьявол спит! Как тебе такая шутка, святой отец?! Знаю, не нравится...
Спрашивай! И я отвечу, если смогу.
слова и стараясь не смотреть Петушиному Перу в глаза, - ты сказал перед
отъездом, что муки освобождают. И что душа того несчастного, которую ты
насильно для нее самой вложил в мертвеца, теперь для тебя потеряна. Если
это так - а это наверняка так, иначе порочна сама идея чистилища! - то,
может быть, и ты, пройдя сквозь мучения, способен очиститься и
освободиться?
Для меня этот путь закрыт. Я проклят. Но я могу освободиться по-другому.
Тебе наверняка не понравится эта дорожка к спасению, святой отец, но для
меня она - единственная.
произнес неуверенно. "А что, если он и сейчас хитрит, ведет какую-то свою
игру?!" - мельком подумала Марта, но, взглянув на понурившегося Великого
Здрайцу, тут же сама устыдилась своей мысли. Надо быть дьяволом, чтобы
настолько притворяться!
то, что вы, люди, называете злом - но для меня это не зло, а всего лишь
способ моего существования. Я просто не могу по-другому, как вы не можете
не дышать!
по-другому? - перебил дьявола аббат.
тем, что действительно могу им дать, и чтобы выполнить обещанное, я
прибегаю к помощи тех, кто сделал меня таким, каким я стал. Вельзевул,
Сатана, Люцифер, Антихрист - зовите их как угодно! Я сам никогда не видел
их, никогда не разговаривал с ними знакомым мне языком, и ни одно из имен
человеческих или нечеловеческих не подходит им, как змеиная шкура не
подходит волку; но когда я прибегаю к мощи Преисподней, чтобы выполнить
обещанное, я ощущаю Геенну в себе - и тогда мои муки усиливаются
тысячекратно! Но она же дарует мне силы выполнить то, что мне нужно. И в
результате я приобретаю чью-то душу. Одну, другую, третью... Я коплю
выкуп. Выкуп, который освободит меня. Я не знаю, сколько душ мне для этого
понадобится - но я коплю...
как смерть аббат Ян.
волнение; то, что сейчас открывалось ему, вызывало озноб, и отец
настоятель, напрягшись, внутренне дрожал мелкой дрожью. Он чувствовал: еще