разгулом понимал не персидские пляски и не битье зеркал, а прием снадобий
и чтение источников. Или желал показать, что он сам нынче себе хозяин и
обойдется без провожатых и сотрапезников. Данилов опять почувствовал
расстояние между ним и Кармадоном, пожалел о своей душевной простоте. "Ну
и пусть гуляет, - подумал он, - хоть один, хоть с кем... Хоть с Клавдией!"
У самого Данилова не было желания пускаться в разгул, а присутствовать при
разгуле других, чтобы потом разводить гуляк на квартиры, - тем более! Но
что он мог поделать?
двинемся...
полагал, что после вчерашнего происшествия Кудасов отсиживается где-нибудь
в укрытии и уж его дом намерен обходить за пять верст. Усы Кудасова
шевелились. Было видно, что Кудасов притянут на квартиру Данилова
большими, хоть и смутными надеждами, вызванными сегодняшними затеями
Кармадона. "Как он их почувствовал?" - удивился Данилов. Робок был
Кудасов, нервен, что-то настораживало его и пугало, а вот словно какая
страсть помимо воли Кудасова подхватила его и принесла сюда. "Может,
Кармадон нарочно завлек Кудасова, - подумал с опаской Данилов, - чтоб
взять над ним и покуражиться?"
и договорились вчера о двенадцати часах. Правда, Коля все забыл. Но
Земский помнил.
Распоряжался Кармадон. Его как бы провожали, пили за Иркутск и сибирские
просторы. Хотя на этом вокзале пить полагалось бы за Тамбов и Саратов.
После первых рюмок приблудные друзья Кармадона захмелели быстрее, чем
следовало бы, то ли от вчерашнего основания, то ли от воздуха Павелецкого
вокзала. Данилов и вообще пить не желал, а тут, наблюдая некий неприятный
холод в глазах Кармадона, намерен был держать себя в руках. Кармадон
шепнул на ухо, властно шепнул:
Или я посчитаю, что ты мне не доверяешь, и обижусь!
чтобы Кармадон был им недоволен. Наоборот, хотел, чтобы тот очень им был
доволен. "Ну и ладно! - думал Данилов. - Ну, в его последний нонешний
денечек, желания его исполню, и ладно... И условия их приму... Что мне эта
канцелярия, что та!" Данилов давно считал: следует всегда оставаться самим
собой в главном, а в мелочах - уступать, мелочей много, они на виду,
оттого-то и кажутся существенным, главное же - одно и в глубине, уступки в
мелочах и создают видимость подчинения и прилежности. Пусть считают, что
он послушный. Но он-то как был Данилов, так и будет им.
как увлекся Кармадон железнодорожной кухней, Данилов не знал, спросить же
теперь об этом Кармадона было неудобно. Рижский ресторан оказался ничего.
Курский же компанию возмутил - только что скатерти в нем были чистые.
Дальше отчего-то кушали стоя в желтом буфете при станции Бутово. Кушали
много с каких-то сверкающих легких тарелочек из фольги, все больше -
варенные вкрутую яйца и селедку на черном хлебе. Запивали "Северным
сиянием" и три шестьдесят двумя. Бутылки Кармадон брал с пола и будто бы
из-под штанин. Бутовские любители интересовались, откуда водка в
воскресный день, Данилов объяснял, что с платформы Катуар Савеловской
дороги, там нынче торгуют. Любители тотчас бежали к электричкам, имея в
виду платформу Катуар. И тут Данилов понял, что они впятером жуют шпроты
уже не в Бутове, а в буфете станции Львовская. "Эдак мы скоро в Туле
пряниками станем угощаться!" Потом были и пряники.
было что-то разбойничье, затаенное, было и высокомерие, и брезгливость
была. Данилов понимал - следовало ждать от Кармадона какой-то выходки, уже
не ухарской, а расчетливой, и как бы эта выходка кого не погубила! Однако
когда Кармадон кушал железнодорожные угощения, пил "Сияние", он делал это
с удовольствием и с таким аппетитом, так вкусно, что Кудасов, уж на что
был гурман и привереда, а и тот, увлеченный азартом Андрея Ивановича, одно
за другим проглатывал яйца вкрутую.
нынче глядел на женщин. Голодные это были глаза, жаждущие. В иные
мгновения, особенно когда буфетчица плыла над пивной пеной положительной
грудью, глаза Кармадона отражали страсти, волненье в кипучей крови. Многие
женщины, попадавшие в поле зрения Кармадона, трогали его, но, пожалуй,
буфетчицы и официантки - более всех. Все в натуре Кармадона, видно, так и
требовало нынче упоения и реванша. Земский, казалось, был уже не здесь, а
неизвестно где, но и то обратил на это внимание.
Шарапова Охота. - Да вы не теряйтесь! И она на вас глазищи пялит! Вон уже
и сыру лишний ломоть вам на блюдце положила... Вы не робейте, а прямо и на
штурм!
дама сердца. Она одна, и более никто... Но это потом, потом!
Данилов почувствовал, что слова Земскому сказаны всерьез. "А впрочем,
может, ему и впрямь с буфетчицы начать? Для разгону... - рассудил Данилов.
Тут же он взволновался: - Какая же это такая дама сердца? Неужели
Клавдия?" Что же, Клавдия умела любить, подумал Данилов с неожиданной
нежностью к прежней жене.
полька-кадриль, такая катавасия, что и мыслям о женщинах в голове Данилова
места не осталось. Может, именно это и был Кармадонов разгул - опять пили,
опять кушали, опять пели и то куда-то ехали, а то стояли на месте. Ехали
все больше в вагонах-ресторанах. А стояли опять в станционных буфетах
возле пластмассовых столиков или просто у стен. "А что? - решил Данилов. -
Давай-ка и напьюсь. Или хотя бы притворюсь пьяным. Если сегодня мне
придется принимать условия и ставить подпись, я потом всегда смогу
сказать, что был нетрезв. Я и свидетелей приведу!" Земский и водопроводчик
Коля были уже в блаженной невесомости, но на ногах держались, производили
движения, иногда участвовали и в разговоре и уж, конечно, рты открывали по
делу. Кудасов все еще шевелил усами и был, видимо, чем-то удивлен, неясные
думы порой бродили в нем. Думы эти Кудасов гнал, набрасываясь на пищу,
возникавшую вблизи него. И пища-то была одна - все те же шпроты на черном
хлебе, ломтики селедки при вареных яйцах, корейка в черных и рыжих точках,
куски вареной курицы с костями, которые раньше в птице не водились,
фигурные пряники "подмосковные" булыжной твердости, сыры, словно бы из
сплошной корки, правда, с дырочками, и пирожки с котлетой. В
вагонах-ресторанах было приятней - и сидели, и куда-то ехали, то в одну
сторону, то в другую, к сырам и сельди имели еще борщ в металлических
мисках и рыбу хек с гречкой. А то и зеленый горошек. При этом Андрей
Иванович опять так набрасывался на угощения, с такой жадностью уничтожал
их, что и все в компании проявляли жадность к железнодорожной еде. Словно
выросли в будке путевого обходчика. Шла какая-то сладкая жизнь! Один
вагон-ресторан прекратил прием гостей из-за их компании, а продуктов в нем
было захвачено до станции "Минеральные Воды". Оказалось, они в экспрессе
"Самара", и там ресторан скоро вышел из строя. Закрылись и два Голубых
Дуная на Казанской дороге. Данилову было удивительно: "Куда же это в
него-то? Да и в нас? Ну ладно, Кармадон пусть... Дорвался заяц до
капусты... Ему и надо... А мы-то что?" - Данилов покачал головой, но тут
же проглотил вареное яйцо. А Кудасов - два. Мимо их буфета прошел
приписанный к Подольскому мясокомбинату состав со свиньями. "Ну, сейчас
одного вагона не досчитаются!" - подумал Данилов. Видно, догадка его была
справедливой, в буфете тотчас же возникло множество тарелок с корейкой, в
черных и рыжих точках, явно от прошедшего состава. "Это Кармадонов разгул?
- задумался Данилов. - Или он еще впереди? И когда учудит-то Кармадон
что-нибудь?" Данилов был уверен, что Кармадон учудит, но теперь он
размышлял об этом без тревоги и дурных предчувствий, а лениво и
благодушно, словно прикидывал, когда же наконец Кармадон дернет хлопушку
за ниточку.
Земле. Хоть бы и водопроводчиком Колей...
березовым соком..."
И печаль-то его совсем иная была, нежели четыре дня назад. Тогда Кармадон
страдал от собственной слабости, теперь же он был в силе, а вот чуть ли не
плакал.
ему:
теперь умного? Пьян был...
переехала через Оку. Неожиданно сельдь и яйца сменил тава-кебаб, вызвавший
нехорошие слова Кармадона. Данилов выпил что-то под тава-кебаб и совсем
загудел. Воздуху ему свежего захотелось. Он вдруг почувствовал себя