- Температура - семнадцать градусов. Ветра нет. Облачность - ноль баллов.
- Он неслышно приблизился, держа руки по швам и, наклонившись к Перецу
корпусом, продолжал: - Дубль-вэ сегодня равно шестнадцати...
солнце, - сказал он. - На с-с-с... - Он замолчал, пристально глядя Перецу
в лицо.
повторится. Значит только влажность, облачность... Гм... Ветер и... О
противостояниях тоже прикажите не докладывать?
несколько бумаг, которые требуют... Так сказать, немедленного... вашего
личного... - Он протянул Перецу папку, как пустой поднос. - Прикажете
доложить?
шарить по карманам, видимо ища блокнот. Лицо его посинело, как бы от
усердия.
взять?
нисколько не остроумно.
и бедром, он бешено строчил в блокноте. - Одну секунду... Да-да?
обрывом..." Но это - предварительно... Это черновик...
черта вам от меня надо? Что вы все время за мной шляетесь? Хватит,
надоело! (Домарощинер строчил.) И шутка эта ваша глупая, и нечего около
меня шпионить. Постыдились бы, взрослый человек... Да перестаньте вы
писать, идиот! Глупо же! Лучше бы зарядку сделали или умылись, вы только
поглядите на себя, на что вы похожи! Тьфу!
сандалиях.
крутитесь и все разговоры записываете. Я думал, это шутки у вас такие
дурацкие... Я верить не хотел, я вообще таких вещей не терплю, но вы уж,
видно, совсем обнаглели...
щекам его текут слезы.
просто так сказал... Ну что вы, в самом деле, за мной ходите? Ну поймите
вы меня, ради бога, неприятно же это... Я против вас ничего не имею, но
поймите...
щеках мгновенно высохли. - Никогда больше!
ломился следом. Паяц старый, подумал Перец. Юродивый...
крайняя необходимость... Ваше личное внимание...
сюда, где вы его взяли?
рот, но Перец его слушать не стал, а схватился за ручку чемодана. Тогда
Домарощинер, так ничего и не сказав, лег на чемодан животом.
мешала ему, он взял ее в зубы и обнял чемодан обеими руками. Перец рванул
изо всех сил и оторвал ручку.
воротник и растерянно огляделся. В тени дуба неподалеку стояли почему-то
два инженера в картонных масках. Поймав его взгляд, они вытянулись и
щелкнули каблуками. Тогда Перец, затравленно озираясь, торопливо пошел по
дорожке вон из парка. Всякое уже, кажется бывало, лихорадочно думал он, но
это уж совсем... Это они уже сговорились... Бежать, бежать надо! Только
как бежать? Он вышел из парка и повернул было к столовой, но на пути его
снова оказался Домарощинер, грязный и страшный. Он стоял с чемоданом на
плече, синее лицо его было залито не то слезами, не то водой, не то потом,
глаза, затянутые белой пленкой, блуждали, а папку со следами клыков он
прижимал к груди.
Невыносимо срочно... Притом, интересы субординации...
тротуарах стояли столбом, закинув головы и выкатив глаза. Грузовик,
мчавшийся навстречу, затормозил с диким визгом, врезался в газетный киоск,
из кузова посыпались люди с лопатами и начали строиться в две шеренги.
Какой-то охранник прошел мимо строевым шагом, держа винтовку на караул...
оказывался Домарощинер. Домарощинер уже не мог говорить, он только мычал и
рычал, умоляюще закатывая глаза. Тогда Перец побежал к зданию Управления.
Ким, думал он лихорадочно. - Ким не позволит... Неужели и Ким?.. Запрусь в
уборной... Пусть попробуют... Ногами буду бить... Теперь все равно...
оркестр грянул встречный марш. Мелькнули напряженные лица, вытаращенные
глаза, выгнутые груди. Домарощинер настиг его и погнал по парадной
лестнице, по малиновым коврам, по которым никогда никому не разрешалось
ходить, через какие-то незнакомые двусветные залы, мимо охранников в
парадной форме при орденах, по вощеному скользкому паркету, наверх, на
четвертый этаж, и дальше, по портретной галерее, и снова наверх, на пятый
этаж, мимо накрашенных девиц, замерших, как манекены, в какой-то
роскошный, озаренный лампами дневного света тупик, к гигантской кожаной
двери с табличкой "ДИРЕКТОР". Дальше бежать было некуда.
эпилептик, захрипел и распахнул перед ним кожаную дверь. Перец вошел,
погрузился ступнями в чудовищную тигровую шкуру, погрузился всем своим
существом в строгий начальственный сумрак приспущенных портьер, в
благородный аромат дорогого табака, в ватную тишину, в размеренность и
спокойствие чужого существования.
никого не было. И никто не сидел в огромных креслах. И никто не встретил
его взглядом, кроме мученика Селивана на исполинской картине, занимавшей
всю боковую стену.
обернулся. Домарощинер стоял, шатаясь, и протягивал ему папку, как пустой
поднос. Глаза у него были мертвые, стеклянные. Сейчас умрет человек,
подумал Перец. Но Домарощинер не умер.
невозможно... личной... никогда бы не осмелился...
формироваться в его мозгу.
побрел в обход к креслу, которое показалось ему самым близким. Он упал в
прохладные кожаные объятия и обнаружил, что слева стоят ряды разноцветных
телефонов, а справа тома в тисненых золотом переплетах, а прямо -
монументальная чернильница, изображающая Тангейзера и Венеру, а над нею -
белые умоляющие глаза Домарощинера и протянутая папка. Он стиснул
подлокотники и подумал: ах, так? Дряни вы, сволочи, холопы... Так, да?
Ну-ну, подонки, холуи, картонные рыла... Ну хорошо, пусть будет так...
Домарощинер оказался рядом, за правым плечом, и папка легла на стол, и
раскрылась, словно бы сама собою, выглянули листы отличной бумаги, и он
прочитал слово, напечатанное крупными буквами: "ПРОЕКТ".
Домарощинер был уже около дверей и пятился, наклонив корпус и держа руки
по швам, - страшный, жалкий и готовый на все.
человека? - спросил Перец.
то, что было записано на сегодняшний день. Почерк бывшего директора
Акунин Борис
Маккефри Энн
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия