Мне не следовало уезжать. Я должна была объявить о тебе всем в первый же
день. Нет, довольно играть в прятки! Я покажу им тебя и скажу: "Смотри-
те, какой он у меня красавец! Скажите сами, вы, другие матери, - ведь
такого нет ни у кого из вас?"
мала, что не так-то легко будет заставить общество примириться с ее пос-
тупком! Она, как отец, презирала мнение "света", но не научилась у отца
ловко обходить светские правила и предрассудки, делая вид, что подчиня-
ется им. Нет, она намерена была с ними бороться и победить.
сутствие Аннеты оставалась хранительницей дома - это уже много лет было
ее обязанностью. Маленькой женщине перевалило за шестьдесят, но у нее
был свежий цвет лица и щеки гладкие, без единой морщинки, обрамленные
плотно прилегавшими буклями в папильотках. Тихая, кроткая и безобидная,
до крайности боязливая, она умела оградить себя от всего, что могло бы
нарушить ее покой. Аннета с детства привыкла видеть тетушку всегда в
хлопотах по хозяйству. Старушка избавила ее от всех домашних забот, сле-
дила, чтобы в доме было чисто и уютно, надзирала за кухней (она и сама
любила вкусно поесть), - словом, была на положении преданной старой слу-
жанки, которой не стесняются, потому что она стала как бы предметом до-
машней обстановки, чем-то вроде мебели. С мнением тетушки не считались,
впрочем, она и не имела своего мнения. За тридцать лет жизни в доме бра-
та тетушка Викторина могла бы насмотреться и наслушаться странных вещей,
но она ничего не видела, ничего не слышала. Только насильно можно было
бы заставить ее увидеть то, чего она не хотела замечать, а Рауль был да-
лек от этого! В тесном кругу друзей он называл тетушку Викторину глухо-
немым стражем своего сераля. Он открыто смеялся над ней, вышучивал и
дразнил, называл "толстой дурищей" и часто доводил до слез, а потом вся-
чески умасливал, звонко чмокал в обе щеки и позволял себя баловать, как
старого мальчика. Она вспоминала о нем, как о человеке с золотым серд-
цем, более того - как о святом, что могло бы немало позабавить Рауля
Ривьера в могиле, если бы этого ненасытного любителя земных радостей
могло что-либо развеселить в ненавистном ему подземном мире!
те нетрудно было внушить ей такое мнение. Став хозяйкой дома, Аннета
стала и предметом того поклонения, каким эта старая домашняя кошка окру-
жала прежнего хозяина. Надо было только не разрушать ее иллюзий. И Анне-
та долго медлила, прежде чем на это решилась, долго скрывала от тетки
свою историю. Отъезд из Парижа она объясняла нездоровьем и желанием по-
путешествовать. Это было малоправдоподобно, но тетушка как будто повери-
ла: она хоть и была любопытна, но боялась новостей, которые могли бы ее
взволновать. Однако нельзя было дольше оставлять ее в неведении. И, ког-
да ребенок родился, Сильвия взялась сообщить об этом тетушке. Бедную
старуху чуть удар не хватил. Ей было очень трудно понять, что произошло,
- ведь она никогда ни с чем подобным не сталкивалась! Она писала племян-
нице отчаянные письма, полные неясных намеков и такие сумбурные, что
можно было подумать (так уверяла Аннета - молодость безжалостна!), будто
это сама тетушка Викторина только что разрешилась от бремени. Аннета
утешала ее, как умела. Сильвия была убеждена, что старая дама покинет
дом Аннеты. Но такая мысль меньше всего могла прийти в голову тетушке
Викторине. Душа ее металась в безысходной растерянности. Тетушка была
совершенно не способна дать какой-нибудь совет - ей самой нужен был со-
ветчик! Она умела только плакать и жаловаться. Но так как слезы не помо-
гут, а жить все-таки надо, то в конце концов тетушка стала смотреть на
беду, случившуюся с Аннетой, как на посланное небом испытание. Она уже
начинала к нему привыкать, тем более что отсутствие Аннеты как бы отда-
ляло прискорбное событие. Но вот Аннета известила ее, что возвращается в
Париж.
Сильвия. Тетушка не могла на это решиться. Когда она, сходя с лестницы,
услышала стук входной двери, то поспешно вернулась наверх, убежала к се-
бе в комнату и заперлась. Аннета застала ее там в слезах. Обнимая ее,
тетушка твердила:
быстро и весело:
Аннета ее уговаривала:
нее приготовила солидный запас жалоб, наставлений, упреков, вопросов,
восклицаний. Но это из всего этого запаса она ничего не могла вспомнить
и только глубоко вздыхала. Аннета сразу показала ей малыша, который спал
блаженным сном, откинув головку, и при виде этого нежного пухленького
тельца тетушка пришла в экстаз и молитвенно сложила руки; ее сердце ста-
рой няни тотчас дало обет верно служить новому главе дома. И с этого ча-
са тетушка Викторина, помолодев, впряглась в колесницу своего маленького
кумира. Время от времени она вспоминала, что ведь он все-таки навлек по-
зор на их дом, и опять приходила в смятение. Но Аннета, продолжая бол-
тать с притворной беззаботностью, уголком глаза наблюдала за милой ста-
рушкой и, заметив, что у нее снова вытянулось лицо, спрашивала:
жалобами.
бы ты собственно хотела? Чтобы мы лишились нашего дорогого мальчика?
говорить такие вещи?
что же делать? Будем его любить и радоваться на него, ничего больше не
остается.
требовала нравственность, этого требовали общество и религия. Да и для
ее чести и спокойствия (пожалуй, в особенности для спокойствия) было бы
лучше, если бы не было этого ребенка. Где-то глубоко-глубоко, на самом
дне души, шевелилось тайное сожаление, в котором тетушка и себе самой не
признавалась:
концов тетушка Викторина решила больше ни о чем не думать. Повинуясь
инстинкту старой наседки, которая всю жизнь выращивала чужих цыплят, она
покорилась обстоятельствам.
которые приносят больше неприятностей, чем выгод. Очень скоро через те-
тушку в дом стали проникать волновавшие Аннету людские толки. Г-жа Вик-
торина была болтлива, любопытна и жадно прислушивалась ко всему, что го-
ворили соседи о ее племяннице. Она возвращалась домой бегом, в слезах и
все пересказывала Аннете. Аннета ласково журила тетушку, но глупые
сплетни все-таки расстраивали ее. Когда старушка приходила домой, Аннета
- с невольным содроганием спрашивала себя:
рина молчала, было еще хуже: она донимала Аннету многозначительными на-
меками и недомолвками, вздохами, унылой миной. И в душе Аннеты накапли-
валось возмущение против ядовитого общественного мнения, с которым она
пыталась не считаться.
киваться с ним. Но она была слишком живым человеком, чтобы вести себя
благоразумно. Люди становятся благоразумными только после того, как
обожгутся из-за своего безрассудства. И такова уж человеческая натура:
презирая мнение света, Аннета, однако, сгорала от желания узнать, что
говорится за ее спиной. Каждое утро она дрожала при мысли, что день при-
несет ей отголоски неприятных пересудов, но в те дни, когда они до нее
не доходили, готова была сама бежать узнавать их. Впрочем, ее избавляли
от этого труда. От родни - двоюродных братьев и сестер, с которыми она
поддерживала только официальные родственные отношения, - приходили него-
дующие письма в нестерпимо назидательном тоне. Их выступления в роли ее
судей и защитников фамильной чести должны были бы скорее смешить, чем
возмущать Аннету, которая знала всю подноготную этих аристархов, так как
отец охотно посвящал ее в тайны семейной хроники. Но Аннета не смеялась;
получив такое письмо, она хваталась за перо и строчила язвительный от-
вет, который, озлобляя родственников, давал им еще лишний повод осуждать
ее - и теперь уже беспощадно.
родственными правами. Конечно, они ими злоупотребляли, но эти права были
по крайней мере узаконены обычаем. А с какой стати к ней были так жесто-
ки люди совершенно посторонние, которым уж ровно никакого ущерба не было
от того, что она жила как хотела? Встретив как-то на улице одну приятную
светскую даму, в салоне которой она бывала прежде, Аннета остановилась,
чтобы перекинуться с нею несколькими любезными словами. Но та, меряя ее
любопытным взглядом, слушала с холодной вежливостью, почти не отвечала и
скоро ушла. Другая знакомая, которой Аннета написала, потому что ей нуж-
но было что-то узнать у нее, не ответила на письмо. Аннета все-таки про-
должала эти опыты: она обратилась к подруге своей матери, старой даме,
которую очень уважала, и попросила разрешения навестить ее. Дама всегда
проявляла к ней самые нежные чувства, но на сей раз Аннета получила от
Лондон Джек
Махров Алексей
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Орлов Алекс
Шилова Юлия