Великой! И задача верховной власти - его, Михайлова, задача и долг -
блюсти обчее, где сдерживая, а где понуждая, у иных отбирая, ради того,
дабы не изгибло все. Его вышний долг - блюсти Русь и православную веру как
духовную опору Руси. И вот почему невозможны соборность и народоправие,
почему нельзя позволить Новгороду отделить себя от Руси и нельзя позволить
Юрию Московскому безнаказанно подрывать великокняжескую власть! Так что
же, его долг - подавление? А ежели на престол владимирский когда-нибудь
сядет такой вот Юрий?
заглянул в палату - князь не спит, он, постельничий, в ответе за то перед
княгиней! Михаил шевельнулся, увидел, понял немой зов. Вопросил, помолчав:
Новгород.)
Поздно уже, княже! - с укором добавил постельничий.
княжескую. Иного пути, кажется, нет. Слышно, и в иных землях укрепляет
себя королевская власть! Надобно разузнать погоднее у гостей торговых, что
створилось у короля франков Филиппа с его божьими рыцарями?
Юрия? Что получают новгородцы по торговому суду? Любыми средствами нужно
заставить Великий Новгород давать серебро на ордынский выход! Без того не
стоять власти (и ничему не стоять на Руси!). И нужно решить наконец, что
делать с Юрием. До сих пор он как-то сам не позволял себе... Да и Тохта не
одобрил бы новой войны на Руси! А ежели на место Юрия посадить Александра?
Сохранив в целости княжение московское?! В этой мысли он впервые так ясно
признался себе. Гнал ее, не хотел додумывать до конца. А Александр -
нравился. Прямотой. Честью. Даже видом, статью своей. Хотелось бы иметь
такого сына! И, кажется, подружились. Вот ездит по Новгороду, бает с
гражаны, и он, Михаил, уверен, что не противу него те речи, что не тайный
друг Юрия, хоть и брат, а скорее союзник ему, Михаилу...
малый час, ради грядущего дня. И поговорить с Александром! И уведать мысли
Тохты! И завтра же - послов в Литву! Власть надо усиливать. Надо собирать
Русь!
переговоры с боярами. Он вызвал в Новгород жену и старшего сына Дмитрия.
Новый митрополит, слышно, приехал в Киев. Михаил не хотел думать о нем,
свалив дела церковные на епископа Андрея. Тем паче что отставку Геронтия и
поставление Петра тверской епископ воспринял как личное ему, Андрею,
заушение.
казнили там. Кажется, даже в отсутствие Тохты. За казнью стоял, конечно,
Юрий, а на рязанский стол сел пронский князь Ярослав. Коломна теперь уже
окончательно осталась за москвичами.
мир со свеей, урядить с готскими купцами. Были долгие пересылки с Орденом
и, паче того, с Литвою; здесь, кажется, намечался твердый союз.
прелестные грамоты во Псков, невестимо пересылался даже с боярами Михаила.
Похоже было, что склонил на свою сторону ржевского князька Федора. И
долила обида: все это удавалось Юрию не потому, что был талантлив и
дальновиден, нет! Потому лишь, что мирволил распаду Руси, потакал тому,
против чего следовало противустать всеми силами власти и авторитета.
были при нем почти безотлучно. Александр, как и следовало ожидать, сперва
отверг предложение Михаила, не желая противустать старшему брату. Но раз
за разом (а Михаил о всякой пакости Юрия тотчас извещал Александра), раз
за разом, мрачнея и задумываясь боле и боле, Александр начинал склонять
слух к речам великого князя. В конце концов Москва была его городом. А
Юрий не звал братьев назад, не винился перед ними, и даже доходы ихние, с
Москвы и волостей, удерживал за собой. И вот настал тот час, когда
Александр, острожев лицом, не отверг слов Михайловых, а вопросил: како
мыслит великий князь о войне с Юрием? И не захочет ли он, по примеру
покойного Андрея, звать татар на Русь?
землю - даже землю Юрия! - он не мог позволить себе.
готовил полки. Не пересылаясь, оба знали зачем. Михаил пока еще медлил,
ожидая, чтобы Юрий сорвался на чем-нибудь, ожидая вестей из Орды - без
хотя бы косвенного разрешения Тохты он не рисковал напасть на Юрия.
покупали татарских мальчиков у голодных, потерявших в джут большую часть
стад родителей. Победители полумира умирали от голода в степи... Русское
серебро не проливалось на них даже и отдельными малыми каплями. И невольно
думалось: так ли уж могуществен Тохта? Но те же степняки, что от
бескормицы продавали детей иноземцам, садясь на коня, становились грозною
неодолимою силой, сотрясавшей целые страны. Нет, для спора с Ордою час не
настал! Пока еще не настал. И он, великий князь Золотой Руси, должен
склонять голову перед ордынскими вельможами... Но, во всяком случае,
поступок Тохты с генуэзцами в чем-то развязывал руки Михаилу. Ордынских
вельмож надо кормить. Не то многочисленные родичи, племянники, двоюродные
и троюродные, сводные и иные дядья, деверья и прочие свойственники
взбунтуются противу своего хана. Кафа ограблена, генуэзцы ушли, а он,
Михаил, даст серебро хану и скажет, что должен покончить с Юрием. (И
попросит полков? Нет, полков татарских, как обещано и себе, и Александру,
он не попросит!)
бездорожьем и оголтелыми криками птиц. Наступил сев.
поползли конные и пешие рати и, сбивая порубежные заставы, стали
надвигаться к Москве.
туман, и, как туман, растекалась, избегая ударов, а он рубил воздух, рубил
и рубил, не попадая ни по чему, но знал: кончит рубить, и немая рать
сомкнется у него над головой, и тогда погибнет все. Что все, он не знал,
но знал, чуял ползущую волнами погибель. И удары меча о воздух отдавали
глухо в его голове, гудели, словно его самого били по шелому... Мутный и
пьяный ото сна, Протасий наконец прочнулся. В дверь тихо, но настойчиво
стучали. Он поднял косматую, тяжелую голову. Лег о полночь, а сейчас не
звонили еще и второго часу.
в лампадном мраке покой: нет ли кого? Добавил вполголоса: - Смекаю так, не
от Ляксандры ли Данилыча часом?
отряхая сон, сунул ноги в мягкие сапоги, набросил зипун. <Зови!>
свечу, утвердил в свечнике. Подумав, зажег другую. Горница осветилась.
Хорошо, что лег в особном покое, супруги не тревожить ночною порой...
поясной поклон, в свой черед сторожко озрел горницу.
Протасий наконец признал ратника: тот был из княжеских, князь Лександра,
молодших. Стало, не врет. Строго спросил:
сугубая обида, что с нахождением ратной поры князь Протасьеву сторожу у
ворот Москвы заменил своей, княжеской. (<Так и берегут, поди, перепились с
вечера!>)
и развернул грамоту. Вот она! Догадывал. Ждал. Сердце чуяло. Нашарил
кувшин, крупно, облив бороду, отпил квасу.
город великому князю. Буде же сие невозможно, перейти с полком на сторону
тверичей. Буде и это не возможет совершить, перейти самому с дружиною и
затем стать тысяцким Москвы при нем, Александре.
ждал, пока последний малый кусочек, обжегши пальцы, не истаял на огне.
Тогда, тяжело уронив длань на столешницу, откачнул к стене жесткое,
заматерелое тулово и, прикрыв глаза, стал слушать, как кровь толчками била
в левый висок. В мозгу, мерцая, кружил огненный хоровод. Одно знал - гонца
надобно отослать без грамоты. Почти не удивился, когда, постучав, в покои
вошла, в наспех наброшенном сверх рубахи распашном сарафане, со свечою в
трясущейся руке, жена. Поставила свечник на стол, перекрестилась.
это у тебя? - Узрела пепел на столешнице, поняла все.
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Каргалов Вадим
Жюль Верн
Посняков Андрей
Сертаков Виталий