в держание князьям суздальским.
краснея лицом.
него, яко выморочные, воротились в волость великого княжения
владимирского! - громко выговорил Симеон.
дан от мунгальского хана великий стол владимирский первому среди русских
князей! После же разоренья Александр отобрал у брата волости те и отдал
сыну своему, Андрею! И после смерти Андрея, бездетна суща, волости те
воротились законным наследникам, а отнюдь не стали выморочны, то - лжа! -
Костянтин Василич рвал калиту на поясе, трясущеюся рукой совал в воздух
древние свитки грамот. - Вот! Вот они! - кричал он. - И в летописце
Владимирском зри! Такожде сказано!
взглядывали, щурясь, в строки русского письма, выслушивали толмачей,
кивали, передавали дальше. Вот грамоты дошли до Джанибека, коему их
почтительно передал кади. Джанибек поглядел в развернутый столбец,
выслушал перевод толмача, покачал головою, бросив на Семена мгновенный
взгляд, который тот, не ошибаясь, перевел словами: <Говорил же я тебе!> -
и, свернув грамоту, воротил ее, через телохранителя, суздальскому князю.
бы из его рук после суда. Люди не любят, когда кто-то выделяется слишком,
хотя бы этот кто-то был героем и спасителем страны. Но русская земля, в
лице этих своих князей и бояр, совсем не хотела, чтобы ее спасали!
нижегородских бояр? - вопросил себя жестоко. - И предать, - ответил, -
ежели нет иного пути!>
- громко возразил Симеон.
Вольный слуга вправе отъехать, ежели бил челом о том господину своему и
разверз с ним ряд о службе. Сии же бояре творили дело свое тайно и должны
отвечивать предо мною, яко пред судией!
коем обе стороны приводили примеры и доводы своей правоты. Все уже
изнемогли, когда Джанибек наконец прекратил словопрения.
чужой речи, потому слова звучали искаженно. Русские князья со своими
боярами покинули ханский шатер. На дворе они так и стояли, особными
кучками, не приближаясь друг к другу и даже как бы не замечая
супротивника.
пригласили войти. Осторожно переступая порог (заденешь - потеряешь
голову), они вновь зашли в круглую войлочную палату, завешанную шелком,
коврами и парчой.
принадлежит коназу суздальскому. Бояр своих коназ Костянтин волен забрать
себе. Великим князем владимирским мы оставляем коназа Семена!
все другие князья. Когда Семен тронулся к выходу, у него потемнело в
глазах и голову повело кружением. Добро, поддержали бояре, не дали упасть.
И все же бой против братьев-князей, хоть и с потерею Нижнего, был выигран
им. Выигран, по крайней мере, до той поры, пока Джанибек не охладеет к
нему, не почнет думать, что московский коназ слишком осильнел, или же не
умрет...
Великой!
помощью пытались хотя отстоять нижегородских бояр от княжеского возмездия.
Все было напрасно. Костянтин Василич и на сей раз добился своего.
Нижегородские бояре в позорных холщовых ризах были им приведены в Нижний,
имения их отобраны, а самих суздальский князь повелел <казнити по торгу
водя>.
митрополитом, он ускакал в Москву.
толком псковичам, ушел восвояси, те вновь замирились с Новым Городом и
Москвой. Он читал плесковскую грамоту, описывающую <разратие с немцы>,
повторяя про себя названия незнакомых местностей, скупые строки о каком-то
Грамском болоте, полянах и перелесках, за коими раскрывалась основательная
любовь плесковичей к своей земле, которую, вот уже столетье подряд, они
отстаивают от орденских рыцарей, до сих пор не уступивши ни пяди. И
теперь, когда был разорван ряд с Ольгердом, ему ничто не мешало любить
этих упорных и деловитых людей.
в чем, грех на мне!> - сурово отвечал Симеон.
владыка Василий установил пост с общим покаянием и молитвою и обходил весь
город крестным ходом.
по слухам, с него требовали ежегодную <полетнюю> дань, то есть то, чего
еще не требовал с русской церкви ни один из ордынских ханов, начиная с
Батыя, вручившего и свое время русской церкви ярлык, освобождающий ее от
ордынских поборов.
рассказавши Джанибеку, что у митрополита <имения много множество, и сребра
и злата и драгих каменьев, и утвари многоценная и всякого богатства, яко
много бесщисленно имат дохода, и достоит ему давати в Орду полетнюю дань>.
великокняжеской власти.
самого митрополита русского, не постеснялись обадить и оговорить пред
ханом бесерменской веры! Ну хорошо! Будет и церковь платить <виру дикую>,
давать серебро в жадные руки ордынских беков. И что тогда? Чьи сердца
взыграют радостию? Кто будет ограблен? Разве не они сами, постоянно
жертвующие в церковь серебро, порты и имения?!
<другой> - это твой же брат во Христе, тот же русич, с коим тебе и жить и
погибнуть вместе, ежели погибнет Русь! Как объяснить им всем, что зависть
к ближнему - самая черная зависть на земле! Твори, дерзай! Трудись! По
труду и достоинство придет к тебе, и зажиток! Вот земля - паши ее! Заводи
скот, строй хоромы, торгуй, учись ремеслам или книжной мудрости! Земле
потребны добрые мастеры, князю - ученые слуги. Будь таким, и спасен будеши
и сам и отчизна твоя! И помоги ближнему или хотя не топи его, не вдавай во
снедь иноплеменным! Ближнему, русичу! Брату своему!
али архиерею, молитвеннику твоему и ходатаю пред престолом господним? Что
будет с Владимирской землею, ежели и церковь, угнетенная данями и нужою,
расточит и исчезнет в пучине времен?!
ярославского князя. Умерла молоденькая жена брата Ивана, Федосья. В Твери
умер епископ Федор, бесстрашно причащавший больных и умирающих...
бесерменами, сидел в заключении в Сарае.
выплачивать ежегодную ордынскую дань, было тесно и сыро. Митрополит
Феогност прятал руки в рукава долгого дорожного вотола на куньем меху,
который, слава богу, еще оставили ему бесермены. Мерзли ноги. Мерзла
голова в монашеской скуфейке. У иподьякона, который только что приходил
навестить митрополита в узилище и прошал, не нужно ли чего, он как-то
позабыл попросить принести ему вместе с часословом теплую шапку и сапоги.
Как кричал на него муфтий! Как шипели татарские вельможи! Сколь с
умалением власти кесарей цареградских умалилась православная церковь!
Разве могло такое произойти с ним, митрополитом русским, еще десять, нет,
двенадцать лет назад, до того, как несчастливый Андроник был наголову
разбит турками при Филокрене! И теперь нечестивцы требуют от него даней,
как от какого-то упрямого князька... Забыв начисто все прежние грамоты
ордынских ханов! Забыв, чем была русская церковь... Чем была! Вот и ответ!
А ведь давно ли ихний пророк, Джелаледдин Руми, толковал, что вера одна, а
религии - это лишь разные пути к Богу... И, поддавшись на бесерменскую
прелесть, крестьяне Анатолии принимали мехметову веру, отвергаясь
истинного православия! Но уже теперь суфии и казы толкуют о чистоте веры,
мече ислама, священной войне с неверными!
единстве вер, о едином вселенском правлении... А затем те, кто поверят
змиевой прелести, платят за то потерею и веры, и воли и даже языка своего!
разрушения вавилонска столпа и разделения наречий расселил по разным
землям! Значит, должно так! Значит, ко благу земли, что всяк сущий в ней
имеет свое место и свой нрав и навычай! И пути к Господу да будут наразны