Чтение 38–й страницы книги ~Слово и дело~

ей бог здоровья, по "слову и делу" государеву людей казнит мучительски. А нам
с ней незаботно живется... Отчего так? Да потому, что от нас, от воров, она
озлобления к властям своим николи не наблюдает.

Умен Ванька! Лягай (пьяный) сказал Жузле (трезвому):

- А вот еще осударь Петра Лексеич был. Я, когда хорошо заживу, парсуну его
на стенке повещу, чтобы почитать... Петр Камчатка (смурной он был) еще винца
ему подлил.

- Жуй! - сказал. - А сам себя ты не повесишь?

- На што мне себя вешать? Зеркало - это вот хорошо повесить. Кады на осу-
даря погляжу, кады и на себя гляну! Петр Камчатка стал Ваньку Каина обнимать:

- Устал я от жития воровского. Жену хочу заиметь, чтобы детишки округ меня
бегали. Сколь еще мне под мостами ночевать? А ведь у меня, - признался Кам-
чатка, - имя божие есть:

я, Смирнов Петр, сын солдата полка Бутырского, ко флоту матросом причис-
лен. Я и паруса шить способен! Честным трудом могу себя содержать...

- Брось, есаул, - отвечал ему Каин. - Жизни не начнешь новой, пока деньга-
ми не разживешься. Давай не грусти, а лучше махнем к Макарию, где ярманка бо-
гатуща: награбим вволю...

- Пошли, есаул! Веди нас, - загалдели тут воры, а девы банные, от которых
вениками пахло, обнимали их, сильно пьяные.

- Есть на Волге капитан Редькин, который брата нашего в пучки вяжет... Не!
- отказался Камчатка. - Я, может, и схожу до ярманки ради гуляния. Но в есау-
лы пора уже Ваньку Каина брать...

И, лошадей по весне закупив, шайка потянулась на Волгу;

когда входили в леса Муромские, леса заветные, Ванька Каин кушак подтянул,
чистым голосом завел свою любимую:

Ой, да не шуми ты, мати - зеленая дубравушка, Не мешай ты мне, добру мо-
лодцу, думу думати...

Попалась им за лесом деревенька убогая. Жуляй с Колькой Жаровым пошли по-
середь улицы, приплясывая:

Мы не воры, мы не плуты, не разбоинички, Государевы мы люди - рыбаловнич-
ки.

Хо-хо! 0-хо-хо! Как у тетки у Арины мы словили три перины, А у кума у Сте-
пана увели горшок сметаны.

Хо-хо! 0-хо-хо!

А на околице сидела древняя бабуся, глаза которой давно устали видеть свет
божий, и вздыхала она горестно:

- 0-хо-хо... И откель оне такие берутся? Креста на них не видать - одни
востры ножики болтаются!

Макарьевская ярмарка прославила себя мошенничеством, и село Лысково, что
раскинулось под сенью монастыря, прославилось тем же. С середины XVII века
сюда воры московские, как на праздник, хаживали. Богатая жизнь цветет под
шатрами купеческими, возле стен святой обители. Тут и перса увидишь с бородой
красной, индусы приворотными камнями торгуют, ломятся от товара ларьки заез-
жих греков, подплывают к Макарьеву пышные баржи армян астраханских.

Первым делом попер Ванька Каин казну у одного армянина. Деньги краденые
тут же на берегу в песок закопал, а над кладом воры шалашик соорудили. Замки
повесили на продажу. Веники березовые. У входа положили полосу меди красной.
Петр Камчатка вреде купца в шалаше уселся. Кому догадаться. что тут деньги
закопаны?.. А попался Ванька на дворе Гостином: там его купцы сызранские без-
менами так отделали, что замертво лег и дышать перестал. Очнулся, а на шее
уже "монастырские четки" привешены, иначе говоря - стул Ваньке на башку наце-
пили. От нога же цепь тянется. Делать нечего. Либо погибать, либо... Заорал
Ванька на всю ярмарку:

- Имею за собой слово и дело государево!

Разбежался народ при таком признании. Сняли "четки" с него, перевели в
контору под запоры железные. Ну тут уж не зевай. Со "словом и делом" не шу-
тят. Петр Камчатка явился во двор острога под видом купца богомольного, раз-
давал арестантам калачи и пряники, просил за него богу молиться. Ваньке Каину
он тоже калачик сунул (еще теплый) и шепнул:

- Триока ела, стромык сверлюк трактирь... А это значит: ключи от цепей в
калач запекли. Ванька Каин часовому две гривны дал, взмолился душевно:

- Купи мне красного товару из Безумного ряду на дворе Гостином, где недав-
но был я знатным купчином...

Принес ему тот бутылку. Каин хлебнул для храбрости, остальное вино солдату
отдал. Замки разомкнув, бежал он - и прямо к Волге, на перевоз. Средь народа
затолкался. А на берегу, глядь, баня топится. Одежонку сбросил, голый между
голых, закрутился он с веником... Из бани же, чисто помытый, он голым решил
идти. Веником закрылся малость и явился прямо в сыскную контору. Нагишом пал
в нога Редькину и стал ему плакаться:

- Купец я московский, тятеньки-маменьки у меня стареньки. Вот послали меня
к Макарию, а тока в баньку зашел попариться, как с меня сняли все, что было,
и денежки увели. Прикажи, государь ласковый, мне бумагу на проживание выдать.
Коли бумаги жаль, ты шлепни меня печатью казенной по заднице, чтобы все знали
- купец я честный и хороший...

Но Редькина не проведешь: он и не таких орлов видывал! Велел он Ваньку на
лавку класть по всем правилам - для сечения. Потом Редькин большую книгу
раскрыл, в которой у него поденная опись велась - кого и когда обчистили на
ярмарке. Читал он ее, говоря:

-А не ты ли, сын сукин, вчера келью святого старца Зефирия вычистил? Не
ты... Ладно. Дайте ему парочку с прискоком. А вот суконщик Нагибин краденое
дышло рази не от тебя принял?

От битья кнутом орал Ванька Каин:

- Ой, родненькие мои! Да не чистил я келью святого старца Зефирия... Наги-
бина-суконщика и знать не знаю. Ой, маменьки!..

Пришел черносхимник Зефир и слезно заявил, что вора по голосу узнает. Вта-
щили потом суконщика Нагибина, до того на допросах разукрашенного, что он и
родную мать признать бы уже не мог. И тот суконщик тоже подтверждал охотно:

- Он самый! Пымался. Дал мне дышло, а сам дале понесся...

Ванька Каин примолк на лавке, а за столом чин фискальный сидел, протоколы
держал допросные. Ванька на всякий случай (более по привычке) ему подмигнул,
а чин тожелуп-луп! - глазом рыжим: своя своих опознаша.

- Два фунта тебе... с походом вешаю, - шепнул Ванька.

Миг-миг... луп-луп! - сошлись они на четырех фунтах, иначе - на четырех
рублях выкупа. Но Редькин - душа чистая, неподкупная.

- Сейчас, - сказал, - я тебе все кости из мяса повынимаю...

И стал бить, отчего Ванька предал друга своего Камчатку.

- А шалаш у него лубяной, - показывал, - там замки повешены и полоса меди
лежит. А есть вор Камчатка сын солдата бутырского, из матросов беглый... Вот
он и Зефирия чистил, он и дышло краденое передал. А я сын купеческий, в чем
свидетельски икону целую...

Камчатку арестовали, а шалаш лубяной разорили. Чин же лупоглазый взяток от
воров даром не брал. Явил он в контору сыскную фальшивого купца с ярмарки. И
была ставка очная.

- Ангел ты мой! - воскликнул "купец", Ваньку Каина в конторе обнимая. -
Вот встреча... Чего это ты здесь сидишь?

И, в глаза Редькину глядя, лжесвидетель исправно показал, какой Ванька хо-
роший купец, на Москве у него папеньки с маменьки без сынка шибко печалуют-
ся... Так-то вор на свободе оказался, и сразу кинулся Каин на берег, где ша-
лаш стоял. Выгреб из песка казну армянскую и побежал в село Лысково, где его
шайка поджидала. Загуляли они по фартинам, понакупили ружей себе, пороху, ви-
на и табаку, рубахи понадевали новенькие, воровских разговоров послушали. В
селе Лыскове тогда много шаек отдыхало, есаулы опытны были.

- Я вот, - один такой есаул рассказывал, - из Алатыря пришел, городок хо-
роший. Брал его с пушками. Велел воеводе ключи на тарелке вынесть, а с горо-
жан контрибуцку взял, как енералы с супостатом делают. Плохо, что ребятки мои
запьянствовали, а то бы я и дальше пошел - до Саранска, где воевода Исайка
Шафиров, говорят, слаб. Пушек боится. Инвалидов при нем всего семеро...

- Ша! - решил Ванька Каин. - Пойдем Саранск грабить. Нам и пушки не надоб-
но. Воеводу с его инвалидами мы защекочем...

И пошли воры на Саранск, грабя деревни встречные. Редко мужик попадется на
дороге. Разбойников завидя, телегу с лошадью кинет, а сам в лесу спасается.
Но однажды встретили шайку большую, видать сколоченную из мужиков от барства
беглых. Есаулом у них был солдат отставной, у которого ног подчистую не было.
Его мужики-разбойнички на стуле таскали. Ватагу Каина приметив, он на стуле
свом запрыгал, крича:

- Когда хас на мае, то и дульяс погас!

Теперь, коли слова эти прозвучали, не шевелись, иначе прирежут. Стали их
трясти мужики. Посыпались наземь пятаки медные.

- Это деньги не дворянские, - угадал есаул мужицкий. - А кто христьянина
грабит, тот враг заветам божиим... Эй, - скомандовал есаул, - всех сразу без
мучительств повесить! А тебя, - сказал он Каину, - мы сожжем сейчас безо вся-
кого мучительства...

И опомниться не успел, как его к дереву привязали. А вокруг него мужики
лес товарищами Ваньки разукрасили - кого за глотку, кого за ногу, кого за ру-
ки. Зажгли потом бересту едучую, стали под Каина хворост пихать, чтобы горел
он скорее (без мучительств).

- Постой, есаул ласковый! Не казни меня... Великую тайну тебе я открою.
Вели только руки мне развязать.

- Развяжите руки ему, -'разрешил есаул безногий. Ванька Каин из-за пазухи
колоду карт вынул.

- Ой, господи, - огляделся ловко. - Пенька-то нет поблизости, чтобы мет-
нуть. Вижу один пенечек, да не дойти... Эх, люди добрые, ослобоните и мои но-
женьки быстрые!

- Развяжите и ноги ему, - велел есаул. Ванька Каин не побежал.

- Скажи, чтобы престол твой к пенечку отнесли. Да пусть сами отойдуг да-
лее, чтобы никто не слышал тайны моей великой...

Есаула с честью отнесли мужики на полянку.

- А и дурак же ты! - сказал ему Каин на этой полянке. - На что же ты на-
делся, козел безногий? Я ведь удеру от тебя сейчас.