Чтение 38–й страницы книги ~Неточка Незванова~

лучше вс° на свете, чем этот последний удар в ее сердце", - и я броси-
лась назад. Но уж было поздно: он стоял подле меня.

- Куда хотите пойдемте, - только не здесь, не здесь! - шепнула я,
схватив его руку. - Пощадите ее! Я приду опять в библиотеку или... куда
хотите! Вы убьете ее!

- Это вы убьете ее! - отвечал он, отстраняя меня.

Все надежды мои исчезли. Я чувствовала, что ему именно хотелось пере-
несть всю сцену к Александре Михайловне.

- Ради бога! - говорила я, удерживая его всеми силами.

Но в это мгновение поднялась портьера, и Александра Михайловна очути-
лась перед нами. Она смотрела на нас в удивлении. Лицо ее было бледнее
всегдашнего. Она с трудом держалась на ногах. Видно было, что ей больших
усилий стоило дойти до нас, когда она заслышала наши голоса.

- Кто здесь? о чем вы здесь говорили? - спросила она, смотря на нас в
крайнем изумлении.

Несколько мгновений длилось молчание, и она побледнела как полотно. Я
бросилась к ней, крепко обняла ее и увлекла назад в кабинет. Петр Алек-
сандрович вошел вслед за мною. Я спрятала лицо свое на груди ее и все
крепче, крепче обнимала ее, замирая от ожидания.

- Что с тобою, что с вами? - спросила в другой раз Александра Михай-
ловна.

- Спросите ее. Вы еще вчера так ее защищали, - сказал Петр Александ-
рович, тяжело опускаясь в кресла.

Я все крепче и крепче сжимала ее в своих объятиях.

- Но, боже мой, что ж это такое? - проговорила Александра Михайловна
в страшном испуге. - Вы так раздражены, она испугана, в слезах. Аннета,
говори мне все, что было между вами.

- Нет, позвольте мне сперва, - сказал Петр Александрович, подходя к
нам, взяв меня за руку и оттащив от Александры Михайловны. - Стойте тут,
- сказал он, указав на средину комнаты. - Я вас хочу судить перед той,
которая заменила вам мать. А вы успокойтесь, сядьте, - прибавил он, уса-
живая Александру Михайловну на кресла. - Мне горько, что я не мог вас
избавить от этого неприятного объяснения; но оно необходимо.

- Боже мой! что ж это будет? - проговорила Александра Михайловна, в
глубокой тоске перенося свой взгляд поочередно на меня и на мужа. Я ло-
мала руки, предчувствуя роковую минуту. От него я уж не ожидала пощады.

- Одним словом, - продолжал Петр Александрович, - я хотел, чтоб вы
рассудили вместе со мною. Вы всегда (и не понимаю отчего, это одна из
ваших фантазий), вы всегда - еще вчера, например, - думали, говорили...
но не знаю, как сказать; я краснею от предположений... Одним словом, вы
защищали ее, вы нападали на меня, вы уличали меня в неуместной строгос-
ти; вы намекали еще на какое-то другое чувство, будто бы вызывающее меня
на эту неуместную строгость; вы... но я не понимаю, отчего я не могу по-
давить своего смущения, эту краску в лице при мысли о ваших предположе-
ниях; отчего я не могу сказать о них гласно, открыто, при ней... Одним
словом, вы...

- О, вы этого не сделаете! нет, вы не скажете этого! - вскрикнула
Александра Михайловна, вся в волнении, сгорев от стыда, - нет, вы поща-
дите ее. Это я, я все выдумала! Во мне нет теперь никаких подозрений.
Простите меня за них, простите. Я больна, мне нужно простить, но только
не говорите ей, нет... Аннета, - сказала она, подходя ко мне, - Аннета,
уйди отсюда, скорее, скорее! Он шутил; это я всему виновата; это неу-
местная шутка...

- Одним словом, вы ревновали меня к ней, - сказал Петр Александрович,
без жалости бросив эти слова в ответ ее тоскливому ожиданию. Она вскрик-
нула, побледнела и оперлась на кресло, едва удерживаясь на ногах.

- Бог вам простит! - проговорила она наконец слабым голосом. - Прости
меня за него, Неточка, прости; я была всему виновата. Я была больна,
я...

- Но это тиранство, бесстыдство, низость! - закричала я в исступле-
нии, поняв, наконец, все, поняв, зачем ему хотелось осудить меня в гла-
зах жены. - Это достойно презрения; вы...

- Аннета! - закричала Александра Михайловна, в ужасе схватив меня за
руки.

- Комедия! комедия, и больше ничего! - проговорил Петр Александрович,
подступая к нам в неизобразимом волнении. - Комедия, говорю я вам, -
продолжал он, пристально и с зловещей улыбкой смотря на жену, - и обма-
нутая во всей этой комедии одна - вы. Поверьте, что мы, - произнес он,
задыхаясь и указывая на меня, - не боимся таких объяснений; поверьте,
что мы уж не так целомудренны, чтоб оскорбляться, краснеть и затыкать
уши, когда нам заговорят о подобных делах. Извините, я выражаюсь просто,
прямо, грубо, может быть, но - так должно. Уверены ли вы, сударыня, в
порядочном поведении этой... девицы?

- Боже! что с вами? Вы забылись! - проговорила Александра Михайловна,
остолбенев, помертвев от испуга.

- Пожалуйста, без громких слов! - презрительно перебил Петр Александ-
рович. - Я не люблю этого. Здесь дело простое, прямое, пошлое до послед-
ней пошлости. Я вас спрашиваю о ее поведении; знаете ли вы...

Но я не дала ему договорить и, схватив его за руки, с силою оттащила
в сторону. Еще минута - и все могло быть потеряно.

- Не говорите о письме! - сказала я быстро, шепотом. - Вы убьете ее
на месте. Упрек мне будет упреком ей в то же время. Она не может судить
меня, потому что я все знаю... понимаете, я все знаю!

Он пристально, с диким любопытством посмотрел на меня - и смешался;
кровь выступила ему на лицо.

- Я все знаю, все! - повторила я.

Он еще колебался. На губах его шевелился вопрос. Я предупредила:

- Вот что было, - сказала я вслух, наскоро, обращаясь к Александре
Михайловне, которая глядела на нас в робком, тоскливом изумлении. - Я
виновата во всем. Уж четыре года тому, как я вас обманывала. Я унесла
ключ от библиотеки и уж четыре года потихоньку читаю книги. Петр Алек-
сандрович застал меня над такой книгой, которая... не могла, не должна
была быть в руках моих. Испугавшись за меня, он преувеличил опасность в
глазах ваших!.. Но я не оправдываюсь (поспешила я, заметив насмешливую
улыбку на губах его): я во всем виновата. Соблазн был сильнее меня, и,
согрешив раз, я уж стыдилась признаться в своем проступке... Вот все,
почти все, что было между нами...

- О-го, как бойко! - прошептал подле меня Петр Александрович.

Александра Михайловна выслушала меня с глубоким вниманием; но в лице
ее видимо отражалась недоверчивость. Она попеременно взглядывала то на
меня, то на мужа. Наступило молчание. Я едва переводила дух. Она опусти-
ла голову на грудь и закрыла рукою глаза, соображая что-то и, очевидно,
взвешивая каждое слово, которое я произнесла. Наконец она подняла голову
и пристально посмотрела на меня.

- Неточка, дитя мое, я знаю, ты не умеешь лгать, - проговорила она.
-. Это все, что случилось, решительно все?

- Все, - отвечала я.

- Все ли? - спросила она, обращаясь к мужу.

- Да, все, - отвечал он с усилием, - все!

Я отдохнула.

- Ты даешь мне слово, Неточка?

- Да, - отвечала я не запинаясь.