всего нарушит, едва мы начнем их понимать. Вот почему не всегда работает
черная магия. Демоны, в телескопическом их коварстве, нарушают условия,
заключенные с нами, и мы опять погружаемся в хаос случайностей. Даже если мы
укротим случайность необходимостью и допустим безбожный детерминизм,
машинальность причин и следствий, с тем, чтобы посмертно дать нашим душам
сомнительное утешение метастатистики, нам все равно придется расплачиваться
личными неудачами, тысяча вторым автомобильным крушением сверх числа
намеченных на празднование Дня Независимости в Гадесе. Нет-нет, если
уж мы решаем всерьез относиться к загробной жизни, не стоит с самого начала
опускаться до уровня научно-фантастической нелепости или истории спиритизма
в эпизодах. Мысль о душе, ныряющей в беспредельную и беспорядочную загробную
жизнь без руководящего ею Провидения--
уповать на осколки ее скорлупы, на опыт, накопленный в пору внутрителесного
заточения, по-детски цепляться за провинциальные принципы и захолустные
уложения, за индивидуальность, образованную по-преимуществу тенями, которые
отбрасывает решетка ее же собственной тюрьмы. Религиозное сознание и на миг
не утешится подобной идеей. Насколько разумнее -- даже с точки зрения
гордого безбожника! -- принять присутствие Божие: вначале как фосфорическое
мерцание, бледный свет в потемках телесной жизни, а после -- как
ослепительное сияние! Я тоже, я тоже, дорогой вы мой Джон, был в свое время
подвержен религиозным сомнениям. Церковь помогла мне перебороть их. Она
помогла мне также не просить слишком многого, не требовать слишком ясного
образа того, что невообразимо. Блаженный Августин сказал--
Августина?
что не есть Бог, но не способен понять, что Он есть". Думается, я знаю, что
Он не есть: Он не есть отчаяние, Он не есть страх, Он не есть земля в
хрипящем горле, ни черный гул в наших ушах, сходящий на нет в пустоте. Я
знаю также, что так или этак а Разум участвовал в сотворении мира и был
главной движущей силой. И пытаясь найти верное имя для этого Вселенского
Разума, для Первопричины, или Абсолюта, или Природы, я признаю, что
первенство принадлежит имени Божию.
12). Ученость и совестливость долго им занимались, и ныне я думаю,
что две строки, помещенные в том примечании, искажены и измараны поспешной
мечтательностью суждения. Только там, один-единственный раз во все то время,
что я пишу этот многотрудный комментарий, разочарование и обида довели меня
до порога подлога. Я вынужден просить читателя пренебречь приведенными там
строками (в которых, боюсь, и размер-то мной восстановлен неверно). Я мог бы
вычеркнуть их перед отдачей в печать, но тогда придется перерабатывать все
примечание или, по крайности, значительную его часть, а у меня времени нет
на подобные глупости.
Страну Желаний
женщины в жизни моего друга. Он смирно играл роль образцового мужа,
навязанную ему захолустными поклонниками, а кроме того, -- смертельно боялся
жены. Не раз приходилось мне одергивать сплетников, которые связывали имя
поэта с именем одной его студентки (смотри "Предисловие"). В
последнее время американские романисты, состоящие в большинстве членами
Соединенного факультета английской литературы, который, с какой стороны ни
взгляни, пропитан литературной одаренностью, фрейдистскими выдумками и
постыдной гетеросексуальной похотью гораздо пуще, чем весь прочий свет,
заездили эту тему до изнурения, -- и потому я навряд ли решусь на тягостную
церемонию представления вам сей юной особы. Да я и знал-то ее едва-едва.
Пригласил однажды к себе, -- скоротать вечерок с Шейдами, -- единственно
ради опровержения всех этих слухов; что очень кстати напомнило мне о
необходимости сказать нечто по поводу удивительного ритуала обмена
приглашениями, бытующего в унылом Нью-Вае.
Шейдами меня приглашали к их столу только три раза. Посвящение состоялось в
субботу, 14 марта, -- в тот раз я у них обедал, при чем присутствовали:
Натточдаг (с которым я всякий день видался в его кабинете), профессор по
кафедре музыки Гордон (этот полностью завладел разговором), заведующий
кафедрой русского языка и литературы (водевильный педант, о котором чем
меньше скажешь, тем будет и лучше) и три-четыре взаимозаменяемых дамы, одна
из которых (миссис Гордон, коли не ошибаюсь) пребывала в интересном
положении, а другая, вовсе мне неведомая, вследствие несчастного
послеобеденного распределения кресел, не переставая, с восьми до
одиннадцати, говорила со мной, а вернее сказать -- в меня. На следующем
приеме, -- то был менее представительный, но никак не более уютный souper,
-- в субботу 23 мая, присутствовали Мильтон Стоун (новый библиотекарь, с
которым Шейд до полуночи рассуждал о классификации некоторых документов,
касающихся Вордсмита), старый, добрый Натточдаг (с которым я продолжал
видеться каждодневно) и небезуханная француженка (снабдившая меня
исчерпывающими сведениями о преподавании иностранных языков в Калифорнийском
университете). Дата третьей моей и последней трапезы в книжечку не попала,
но, помнится, дело было июньским утром, -- я принес вычерченный мной
замечательный план Королевского Дворца в Онгаве с разного рода
геральдическими ухищрениями и с наложенными там и сям легкими мазками
золотистой краски, добыть которую стоило мне немалых трудов, -- и в знак
благодарности меня накормили наспех сготовленным завтраком. Нужно еще
прибавить, что как я ни роптал, вегетарианские ограничения моего стола во
все три раза были оставлены без внимания, -- мне неизменно подсовывали
продукт животного происхождения, окруженный или окружающий какую-нибудь
оскверненную зелень, которую одну я, быть может, еще и соблаговолил бы
отведать. Я отквитался и не без изящества. Из дюжины, примерно, моих
приглашений Шейды приняли точно три. Всякий раз я стряпал кушания из
какого-нибудь одного овоща, подвергая его такому же числу волшебных
превращений, какое выпало на долю любимого клубня Пармантье. И всякий
раз я приглашал лишь одного добавочного гостя для развлечения Сибил (у
которой, не угодно ли, -- тут мой голос возвышается до дамского визга, --
была аллергия на артишоки, на авокадо, на африканские желуди, словом, на
все, что начинается с "а"). Я не знаю ничего более губительного для
аппетита, чем присутствие старичков и старушек, которые, рассевшись вкруг
стола, марают салфетки продуктами распада их косметических средств и,
прикрываясь отсутствующими улыбками, тайком пытаются вытеснить мучительно
жгучее зернышко малины, забившееся меж десен -- искусственной и омертвелой.
Поэтому я приглашал людей молодых, студентов: в первый раз сына падишаха, во
второй -- моего садовника, а в третий -- как раз ту девицу в черном балетном
платье, с продолговатым белым лицом и с веками, выкрашенными, ровно у
вурдалака, в зеленый цвет; впрочем, она пришла очень поздно, а Шейды ушли
очень рано, -- сомневаюсь, что очная ставка тянулась долее десяти минут, так
что мне пришлось чуть ли не заполночь развлекать девицу граммофонными
записями; в конце концов, она кому-то позвонила, и тот отправился с нею
"обедать" в Далвич.
662).
протекает в них так тоскливо, как неисправный водопровод. За этими строками
следует сохраненная в черновике неудавшаяся попытка, -- и я надеюсь, что
читатель испытает нечто схожее с дрожью, пробежавшей вдоль моего длинного и
податливого хребта, когда я наткнулся на этот вариант:
чей shargar [тщедушный призрак] вскоре предстанет перед светлой душой
поэта. "Случайное совпадение!" -- воскликнет простоватый читатель. Но
пусть-ка он попытается выяснить, как пытался я, много ли сыщется таких
сочетаний, и возможных, и уместных. "Ленинград успел побыть Петроградом?"
"Бог раду [рада, устар. -- правда] слышит"?
совестное уважение к истине мешают мне вставить его в поэму, изъяв
откуда-либо четыре строки (скажем, слабые строки 627-630), дабы
сохранить их число.
Градус? А ничего. Затейница-судьба в этот день почивала на лаврах. В
последний раз мы виделись с ним поздним вечером 10 июля, когда он вернулся
из Лэ в свой женевский отель, там мы с ним и расстались.
жизнь постоянно обрекает так называемых "людей действия" на долгие сроки
безделья, которых они ничем не в состояньи заполнить, поскольку ум их лишен
какой бы то ни было изобретательности. Подобно многим не очень культурным
Панов Вадим
Херберт Фрэнк
Круз Андрей
Курылев Олег
Круз Андрей
Посняков Андрей