боковой ход кончался под галереей, где шагал часовой; тут предполагалось
сделать широкую выемку, подрывая и расшатывая одну из плит, образующих
пол галереи: в нужную минуту плита осядет под тяжестью солдата, и он
провалится в выемку; оглушенный падением, он не в силах будет защи-
щаться, и в этот миг Дантес кинется на него, свяжет, заткнет ему рот, и
оба узника, выбравшись через окно галереи, спустятся по наружной стене
при помощи веревочной лестницы и убегут.
так прост, что непременно должен был удаться.
более усердно, что этот труд следовал за долгим отдыхом и, по-видимому,
отвечал заветному желанию каждого из них.
были возвращаться к себе и ждать посещения тюремщика. Впрочем, они нау-
чились уже издали различать его шаги, и ни одного из них ни разу не зас-
тали врасплох. Чтобы земля, вынутая из нового подкопа, не завалила ста-
рый, они выкидывали ее понемногу и с невероятными предосторожностями в
окно камеры Дантеса или Фариа; ее тщательно измельчали в порошок, и ноч-
ной ветер уносил ее.
ным рычагом; весь этот год аббат продолжал учить Дантеса, говорил с ним
то на одном, то на другом языке, рассказывал ему историю народов и тех
великих людей, которые время от времени оставляют за собою блистательный
след, называемый славою. К тому же аббат, как человек светский, принад-
лежавший к высшему обществу, в обращении своем сохранял какую-то груст-
ную величавость; Дантес благодаря врожденной переимчивости сумел усвоить
изящную учтивость, которой ему недоставало, и аристократические манеры,
приобретаемые обычно только в общении с высшими классами или в обществе
просвещенных людей.
выемка; можно было слышать шаги часового, расхаживавшего взад и вперед;
и узники, вынужденные для успешности побега ждать темной и безлунной но-
чи, боялись одного: что земля не выдержит и сама прежде времени осыплет-
ся под ногами солдата. Чтобы предотвратить эту опасность, узники подста-
вили подпорку, которую нашли в фундаменте.
остававшийся в его камере, где он обтачивал гвоздь, предназначенный для
укрепления веревочной лестницы, зовет его испуганным голосом. Дантес по-
спешил к нему и увидел, что аббат стоит посреди камеры, бледный, в поту,
с судорожно стиснутыми руками.
синевой, на белые губы, на взъерошенные волосы и в страхе выронил из рук
долото.
может, смертельная болезнь; припадок начинается, я чувствую; я уже испы-
тал это за год до тюрьмы. Есть только одно средство против этой болезни,
я назову вам его; бегите ко мне, поднимите ножку кровати, она полая, в
ней вы найдете пузырек с красным настоем. Принесите его сюда... или,
нет, нет, постойте! Меня могут застать здесь; помогите мне дотащиться к
себе, пока у меня есть еще силы. Кто знает, что может случиться и
сколько времени продолжится припадок.
обрушившееся на него; он спустился в подкоп, таща за собой бедного абба-
та; с неимоверными усилиями он довел больного до его камеры и уложил в
постель.
что вышел из холодной воды. Припадок сейчас начнется, я буду в каталеп-
сии; может быть, буду лежать без движения, не издавая ни единого стона,
а может быть, на губах выступит пена, я буду корчиться и кричать. Сде-
лайте так, чтобы не было слышно моих криков; это самое важное; иначе ме-
ня, чего доброго, переведут в другую камеру, и нас разлучат навеки. Ког-
да вы увидите, что я застыл, окостенел, словом, все равно что мертвец,
тогда - только тогда, слышите? - разожмите мне зубы ножом и влейте в рот
десять капель настоя; и, может быть, я очнусь.
успел даже кончить начатого слова. Тень мелькнула на его челе, быстрая и
мрачная, как морская буря; глаза раскрылись, рот искривился, щеки побаг-
ровели; он бился, рычал, на губах выступила пена. Исполняя его приказа-
ние, Дантес зажал ему рот одеялом. Так продолжалось два часа. Наконец,
бесчувственный, как камень, холодный и бледный, как мрамор, беспомощный,
как растоптанная былинка, он забился в последних судорогах, потом вытя-
нулся на постели и остался недвижим.
самое сердце. Тогда он взял нож, просунул его между зубами, с величайши-
ми усилиями разжал стиснутые челюсти, влил одну за другой десять капель
красного настоя и стал ждать.
долго, и смотрел на него с ужасом, схватившись за голову. Наконец, лег-
кая краска показалась на щеках; в глазах, все время остававшихся откры-
тыми и пустыми, мелькнуло сознание; легкий вздох вылетел из уст; старик
пошевелился.
ри. Дантес насторожился и услышал шаги тюремщика. Было уже семь часов, а
Дантесу было не до того, чтобы следить за временем.
камере.
увидал узника сидящим на постели.
беспокойством, забыв про обед, поспешил обратно и, подняв камень, воро-
тился в камеру аббата.
ный.
это способен?
бит, уничтожен!
постели аббата и беря его за руки.
чего мне захотелось есть, и я встал без посторонней помощи, а сегодня я
не могу пошевелить ни правой ногой, ни правой рукой; голова у меня тяже-
лая, что указывает на кровоизлияние в мозг. При третьем припадке меня
разобьет паралич или я сразу умру.
застанет вас на свободе. Тогда мы вас вылечим, как и в этот раз, и даже
лучше; ведь у нас будет все необходимое.
осудил меня на вечное заточение: для побега надо уметь ходить...
временем силы воротятся к вам; все готово к нашему побегу; мы можем сами
выбрать день и час. Как только вы почувствуете, что можете плавать, мы
тотчас же бежим.
на, и не на один день, а навсегда. Поднимите ее, и вы увидите, как она
тяжела.
что говорю. С первого приступа моей болезни я не переставал думать о
ней. Я ждал ее, потому что она у меня наследственная - мой отец умер при
третьем припадке, дед тоже. Врач, который дал мне рецепт настоя, а это
не кто иной, как знаменитый Кабанис, предсказал мне такую же участь.
нам: я возьму вас на плечи и поплыву вместе с вами.
должны знать, что человек с такой ношей недалеко уплывет в море. Бросьте
обольщать себя пустыми надеждами, которым не верит даже ваше доброе
сердце. Я останусь здесь, пока не пробьет час моего освобождения, час
смерти. А вы спасайтесь, бегите! Вы молоды, ловки и сильны; не считай-
тесь со мной, я возвращаю вам ваше честное слово.
кусственного, и на лице его, одушевленном самой чистой преданностью,
прочел искренность его любви и чистосердечие его клятвы.