историю экипажа "Пандоры". Наше правдивое повествование объяснит ему, почему
из тридцати с лишним матросов, первоначально составлявших команду, на плоту
осталось всего двадцать шесть человек да обглоданный скелет.
Глава LXVII. КОМАНДА ЛЮДОЕДОВ
нелегко было признать некогда тучного бандита с невольничьего корабля,
француза Легро. -- Пора опять попытать счастья. Черт побери!.. Надо поесть,
не то мы умрем!
все время, начиная с того дня, как плот отошел от горящего судна. Небольшой
ящик с морскими сухарями -- вот и все, что матросы впопыхах успели захватить
с палубы "Пандоры".
исчезли в течение одного дня. Правда, моряки взяли с судна вдоволь воды да
еще запаслись ею во время ливня, который пришел на помощь Бену Брасу и
Вильяму. Пока шел дождь, матросы на большом плоту тоже наполнили водой свои
рубашки и разостланный парус.
оставалось всего по одной-две порции.
плоту, была какая-нибудь пища, которая помогла бы им избежать этого
страшного выбора -- "поесть или умереть"? И почему они до сих пор еще живы?
Ведь уже много дней прошло с момента, как они проглотили последнюю крошку
морского сухаря, так скупо поделенного между всеми!
вслух, жутко даже подумать о нем!
человеку, эти кости, разбросанные повсюду, некоторые видишь даже в руках у
матросов, расправляющихся с ними самым омерзительным образом!.. Разве можно
еще усомниться в том, чем питаются эти изголодавшиеся изверги!..
и убить гандшпугом, -- вот и все, что служило им пищей с того момента, как
они покинули "Пандору". А между тем море кругом кишело акулами. Самое малое
-- десятка два их рыскали в волнах, в поле зрения людей на плоту. Но --
смешно сказать! -- так пугливы были эти чудовища, что не представлялось
случая поймать их: ни одна не решалась подплыть поближе. Любые ухищрения не
имели успеха. Напрасно те из моряков, кто потрезвее, по целым дням
занимались ловлей. Вот и сейчас некоторые возились с рыболовными снастями:
охотились на этих свирепых тварей, забрасывая далеко в воду крючки с
приманкой из... человеческого мяса!
неосуществимости подобных замыслов и все же упорствуя в своем отчаянии.
Акулы держались настороже. Может быть, их страшила участь товарки, которая
осмелилась подплыть слишком близко к этому диковинному суденышку, а может,
тайный инстинкт подсказывал им, что рано или поздно они сами всласть
полакомятся теми, кто сейчас так жаждет поживиться ими.
стали пожирать друг друга волчьими взглядами. Мысли этих людей вновь
обратились к чудовищному решению, которое должно было спасти их от голодной
смерти.
еще сохранял какую-то роковую власть над матросами. Бена Браса больше не
было--и некому было противиться его деспотическим наклонностям.
над этими живыми трупами.
честностью, сколько необходимостью удерживать подчиненных в повиновении, не
давая вспыхнуть открытому мятежу. Поэтому при его правлении, хотя голодали
все, больше всего страдали слабейшие.
составили личную охрану этого негодяя, готовые в трудный момент встать за
него горой. За это они получали большие порции воды и лучшие куски
омерзительной пищи.
не кончались кровопролитием.
установили бы деспотический режим, который дал бы им власть над жизнью
слабейших.
монархия людоедов, где королем должен был стать сам Легро. Однако до этого
еще не дошло -- по крайней мере, сейчас, когда возник вопрос о жизни и
смерти. Как только появилась необходимость избрать новую жертву для
чудовищного, но неизбежного заклания, эти несчастные выказали себя в
какой-то степени республиканцами: они потребовали кинуть жребий, что было
самым беспристрастным решением.
свою неохоту к жеребьевке и признают ее орудием справедливости.
этому, если бы чувствовали себя достаточно сильными, -- точно так же, как
противятся баллотировке другие могущественные и столь же свирепые политики,
-- но бандит сомневался в прочности своей власти. Еще в самом начале
плавания Легро и его клика со зверской жестокостью предложили на съедение
голодающим юнгу Вильяма, что было встречено окружающими довольно
благосклонно. Если бы не нашелся на плоту один честный малый -- английский
матрос, -- юноша, наверно, первым сделался бы жертвой этих чудовищ в
человеческом образе. Но поскольку выбор должен был пасть на кого-либо из их
среды -- о, тогда совсем другое дело! У каждого нашлись свои приятели,
которые ни за что не допустили бы такого жестокого произвола. А Легро больше
всего боялся общей свалки, в которой мог поплатиться жизнью не только любой
другой матрос, но и он сам. Еще не настал момент для чрезвычайных мер. И
всякий раз, когда перед моряками вставал вопрос: "Кто следующий?" --
приходилось прибегать к жребию.
сам Легро, выступив в качестве оратора.
подал. Наоборот, казалось, предложение было встречено молчаливым, но
безрадостным согласием, хотя все понимали его чудовищность и прекрасно
отдавали себе отчет в жестоких последствиях.
этому страшному оракулу, чье слово должно было прозвучать смертным
приговором одному из них. Дважды признали они волю рока и безропотно
подчинились ей. Предварительных приготовлений не требовалось--обо всем уже
давно договорились. Оставалось только бросить жребий.
подумать, что слова его выведут матросов из апатии, но этого не случилось.
Лишь некоторые обнаружили признаки испуга: у них побледнели лица и губы
сделались белыми. Большая часть команды так отупела от страданий, что до них
уже не доходил весь ужас происходящего и жизнь стала им не мила.
человека, бросившего им вызов.
должен был метать банк в этой страшной игре жизни и смерти, где и сам
принимал участие. Два-три его соучастника встали рядом, готовясь помогать
ему, словно выполняя роль крупье[20]. Какой бы важной и торжественной ни
представлялась жеребьевка, все должно было разрешиться чрезвычайно просто.
Легро взял в руки продолговатый брезентовый мешок, по форме напоминающий
диванный валик; в таком мешке матросы обычно держат свой выходной костюм для
воскресных прогулок на берегу. На дне его лежали двадцать шесть пуговиц--по
числу участников жеребьевки,--тщательно пересчитанные. Это были обыкновенные
форменные пуговицы, какие видишь на куртке матроса торгового флота: черные
роговые, с четырьмя дырочками. Матросы еще раньше спороли их с одежды для
той же цели, что и сейчас, -- теперь они должны были послужить им еще раз.
Пуговицы были так тщательно подобраны, что даже на глаз их почти невозможно
было отличить друг от друга. Только одна резко выделялась среди всех
остальных. В то время как другие были агатово-черными, эта ярко алела,
густо-багровая, словно замаранная кровью. Так оно и было на самом деле. Ее
нарочно выпачкали в крови -- красный цвет должен был служить эмблемой
смерти.
ощупь. Даже чуткие пальцы слепорожденного не смогли бы отличить ее среди
остальных, -- где уж там мозолистым, перепачканным дегтем матросским лапам!
кому она попадется, умрет!
это уже много раз обсуждалось открыто и обдумывалось втайне. Все пришли к
заключению, что в конце концов шансы одинаковы и не все ли равно, чья судьба
решится раньше. Красная пуговица с тем же успехом могла достаться и первому
и последнему в очереди.
чтобы могла пройти человеческая рука, один из них выступил вперед и небрежно
и вместе с тем как-то по ухарски запустил пальцы в отверстие...
Глава LXVIII. ЛОТЕРЕЯ ЖИЗНИ И СМЕРТИ