льва, который, если его тронуть, поднимется в порыве
неукротимой ярости.
глаз с молодого вождя. Впрочем, не я один -- он был центром, на
котором сосредоточилось всеобщее внимание. Но я смотрел на него
с особым интересом.
какой-нибудь знак, показывающий, что он узнал меня. Но этого не
случилось: он не кивнул мне, не бросил даже мимолетного
взгляда. Раз или два его взор безучастно скользнул по мне, но
сейчас же обратился на кого-то другого, как будто я был лишь
одним из толпы его бледнолицых врагов. Он, видимо, не помнил
меня. Или был так занят какими-то глубокими мыслями, что не
обращал ни на что другое внимания.
которых группами бесцельно бродили женщины. Я внимательно
вглядывался в них. Мне показалось, что в центре одной из групп
я заметил безумную Хадж-Еву. Я надеялся, что та, чьи интересы
она отстаивала так горячо, окажется рядом с нею, но ошибся. Ее
не было!
если она не изменилась.
любопытство. Почему она могла измениться? -- спросите вы. Она
стала взрослой, развилась, превратилась в зрелую женщину. Ведь
в южных странах девушки рано развиваются.
ее изменили болезни, истощение или горе? Нет, совсем не то.
хотя они возникли вследствие случайного разговоpa. Глупый
болтун-офицер, который так весело щебетал вчера о своих
"победах", влил яд в мое сердце. Но нет, это не могла быть
Маюми! Она была слишком чиста и невинна. Но почему я так сильно
волнуюсь? Ведь любовь -- не преступление!
не виновата! Он один виной тому, что произошло!
неудачно подслушал чужой разговор. Этот разговор явился для
меня источником жестоких страданий в течение всего
предшествующего дня. Я чувствовал себя в роли человека, который
слышал слишком многое, но знает слишком мало. Неудивительно,
что после встречи с Хадж-Евой я воспрянул духом, ее слова
рассеяли недостойные подозрения и оживили мои надежды.
Безумная, правда, не произнесла заветного имени, пока я сам не
сказал его, но к кому же иначе могли относиться слова "бедная
лесная птичка" и "ее сердце изойдет кровью"?
мог быть красавицей -- кто, кроме Маюми?
давно прошедших дней, воспоминанием, еще не вполне угасшим в
безумном мозгу. Хадж-Ева знала нас в дни юности, не раз
встречала во время прогулок в лесу и даже бывала с нами на
острове. Безумная королева прекрасно гребла, искусно управляла
своим челноком, могла бешено мчаться на диком коне -- могла
отправиться куда угодно, проникнуть повсюду. И, может быть,
только воспоминание об этих счастливых днях побудило ее
заговорить со мной. Ведь в ее помраченном рассудке настоящее
слилось с прошедшим и все понятия о времени перепутались. Да
будет небо милосердно к ней!
продолжал таить в душе светлую надежду. Сладостные слова
Хадж-Евы были целительным противоядием от страха, который чуть
не охватил меня, когда я узнал, что против моей жизни
существует заговор. Зная, что Маюми когда-то любила и все еще
любит меня, я не побоялся бы выступить против опасностей в сто
раз более грозных, чем эта. Только малодушные не становятся
храбрыми под влиянием любви. Даже трус, вдохновленный улыбкой
любимой девушки, может проявить чудеса храбрости.
в толпе и даже перемолвились несколькими словами. Он говорил со
мной не только вежливо, но чуть ли не дружески. В его словах
почти не ощущалось свойственного ему цинизма; но стоило мне
только пристально посмотреть на него, как глаза его начинали
бегать, и он опускал их.
что я знаю все его планы, знаю, что он лелеет мысль убить меня!
рискованную игру, но твердо был убежден в успехе и смотрел на
вождей взором повелителя, заранее уверенного в их полном
повиновении.
останавливался на Оцеоле. В глазах агента таилось зловещее
торжество. Я знал, что значили эти взгляды, и понимал, что они
не предвещают для молодого вождя ничего доброго. Если бы в эту
минуту я мог незаметно подойти к Оцеоле, я шепнул бы ему
несколько предостерегающих слов.
могла бы передать ему вчера ночью мое письмо. Почему я не
послал его? Я был озабочен своими бедами и не подумал об
опасности, которая грозила моему другу. Я все еще продолжал
считать Пауэлла своим другом.
хотя из разговора, который мне удалось подслушать, я
догадывался о его дальнейших целях. По тому или иному поводу
Оцеола должен быть арестован!
осуществить без подходящего предлога. Даже опрометчивый агент
не мог решиться на такой смелый шаг -- превысить свою власть
без серьезных оснований. Какой же найти предлог?
"дружественные" вожди оставались, -- вот что создавало
благоприятные возможности для агента. Он решил, что повод к
аресту должен дать сам Оцеола.
другу! Но было уже поздно. Сети расставлены, ловушка готова, и
редкостная дичь должна вот-вот попасться. Нет, предупреждать
его было уже поздно! Мне оставалось теперь только играть роль
безмолвного свидетеля при совершении акта величайшей
несправедливости, при вопиющем нарушении законных прав
индейцев.
чернильницей и перьями. Агент встал сзади. На столе расстелили
огромный лист пергамента, сложенный в несколько раз. Это и был
договор в Оклавахе.
только занимались разговорами. Сегодня наступило время перейти
к действиям. Вот... -- продолжал он, указывая на пергамент, --
вот договор о переселении по плану Пэйна. Надеюсь, что вы как
следует обсудили все, что я говорил вам вчера, и теперь готовы
подписать?
партию, -- и готовы подписать.
подписать первым... Где же он? -- добавил хитрец, глядя вокруг
с притворным удивлением.
отсутствует?
вождя, Хойтл-мэтти.
вы прекрасно знаете это.
угрюмее, и он весь задрожал от ярости. Но вождь сдержал свой
гнев и, с презрительным восклицанием скрестив руки на груди,
принял прежнюю спокойную позу.
намерения. Почему его нет сегодня?
английском языке, не выказывая особого уважения к
допрашивающему, -- откуда старый Эйб может знать, что хочет
сделать король Онопа? Он не говорит мне, куда и зачем уходит.
Он великий вождь и никому не сообщает своих планов.
поручено так ответить. -- Это я хорошо знаю. Он не подпишет
договор. Не подпишет. Нет!
Русанов Владислав
Каргалов Вадим
Лукьяненко Сергей
Роллинс Джеймс
Корнев Павел
Орлов Алекс