угробить тягач.
горечь. Он сердцем привязывался к людям и технике, и скорбел, видя, как
уносят с поля боя тела товарищей и как дымятся превращенные в груду
покореженного металла умные создания человеческих рук.
направили на уральский завод за новыми машинами. Благодарил, обнимал
рабочих, обещал довести свой танк до самого Берлина, а знал, что в
лучшем случае хватит этой "тридцатьчетверки" на сто - двести километров
боев. Жалел, холил ее, как казак коня, и, покидая горящий танк, будто
сам испытывал боль от ожогов.
он не успел отомстить за себя, гибнет, как солдат: смертью храбрых.
Отсалютовали павшим героям - и пошли дальше. Бескровных побед не бывает,
кому-то нужно расставаться с жизнью, чтоб жили другие. Жестокое время -
жестокая философия.
товарищей считай. Вот и теперь, выйдя на двенадцатые сутки из застругов,
Гаврилов по старой привычке прикидывал, чего ему стоил этот бой.
светящиеся стрелки часов: целый час до подъема. Полежал немного с
закрытыми глазами, уверился, что больше не заснет, и вылез из мешка.
Сунул босые ноги в унтята, набросил на плечи каэшку и, отстукивая зубами
барабанную дробь, разжег капельницу.
пить кофе, но лучше бы запретил курить!) и с наслаждением выпил. Что
мальчишка, что поседелый мужик - один черт, нет для человека большего
удовольствия, чем махнуть рукой на запрет. Как сказал бы Валера, - от
праматери Евы в генах передалось сие роду человеческому.
гурий. Низ его замело снегом, виднелись только верхние ряды, но Гаврилов
не сомневался, что гурий был тот самый, из двадцати двух бочек -
отмеченный на карте двумя двойками. Тем более что на вехе рядом с
бочками торчала продырявленная кастрюля и деревянная табличка с
надписью: "Осторожно, злая собака!" - Тошкина самодеятельность по пути
на Восток. "Харьковчанка" мимо прошла, а Тошка, сукин сын, рысьими
своими глазами увидел гурий, заработал бутылку коньяка или два блока
"Шипки" на выбор, - приз, подлежащий выдаче по прибытии в Мирный, Ста
бутылок не жалко - так нужен был этот гурий. Точные координаты! Теперь
бы только не сбиться с курса и выйти прямиком к воротам на сотом
километре.
сосульки. Сбил ту, которая свисала над головой, подсел к печурке, чтобы
ощутимее впитывать тепло, взял вахтенный журнал и стал листать его
мятые, засаленные страницы. Борька, стервец! Говорил ему:
пиши химическим карандашом и ясно, документ ведь, а не девочке
записка. "М-о кончилось" - что кончилось? Мясо, молоко или масло? "Петя,
чувств, себя норм.!" - с Петей ты в шахматы можешь играть и пить на
брудершафт, а в журнале указывай должность и фамилию.
дату, Гаврилов вспомнил, что "зажал" ребятам праздник. Тактично
смолчали, никто словом не напомнил, только Вася издалека намекнул:
"Неплохо бы сто граммчиков, для аппетиту",-рассмешил всех, и без ста
граммов аппетит волчий. Кашу и ту начали экономить, а мяса и запах
забыли. Ладно, с голоду помереть не успеем.., В застругах, конечно, было
не до праздника, а сегодня, сынки, получайте от бати первомайский
подарок: спите на один час больше.
будильника.
километры на дни, получился средний перегон - двадцать с небольшим
километров в сутки. Зато главные трудности - семьдесят градусов и
заструги-позади. "Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить бы!"-трижды сплюнул через
плечо. Самый главный бой всегда бывает не вчерашний, а сегодняшний.
Может, кто-нибудь его и полистает лениво, а может, посмотрит, что
написано коряво и неразборчиво, ругнется и спихнет в архив. А ты сначала
спроси, почему неразборчиво, а потом ругайся! Это я могу Борьку крыть, а
ты не смей: два ребра у Борьки сломано, понял?
фигурально, песен, конечно, никто не пел - ругались сквозь зубы, чтоб
язык не откусить. В том смысле с песней, что машины и люди были в
настроении, камбуз ломился от всякой снеди, а купол, освещенный ярким
летним солнцем, весело подмигивал. И мороз не мороз, пятнадцать -
двадцать градусов всего, в кожаных куртках на воздухе работали. Каждый
день самолеты крыльями покачивали, смешные письма от ребят, пироги с
капустой, яблоки сбрасывали. Валера зазевался на заструге, тюкнулся
носом - общий смех. Петя на ходу задом тамбурную дверь вышиб - хохот.
Мирного, в баню на карачках вползали. Блажь то была, а не усталость!
тысячи километров, а теперь едва на две. Уже на Комсомольской примерно
кончился этот запас. К Востоку-1 подошли на полусогнутых, а по застругам
двигались уже на святом духе.
только тогда, когда салютовал над братскими могилами. А тут содрогнулся,
увидев мокрые глаза у Игната,- никак не мог Игнат натянуть на себя унты; в
сторону отошел, чтоб не слышать, как скулит Тошка, у которого кувалда
валилась из рук, и, самое худшее, сам от бессилия чуть не разнюнился,
когда железные тиски сжали сердце и ноги не поднимались на трап
"Харьковчанки". Никто не видел - и то хорошо...
подзарядили бы аккумуляторы. Плохо в полярке человеку без мяса, здесь и
сам Лев Толстой не бравировал бы своим вегетарианством. Молодец Ленька,
чуть не пришиб Гаврилов его тогда, а не сбрось он в пожар полуфабрикаты
с крыши балка, пришлось бы возвращаться на Восток. Хотя вряд ли, это
сегодня так кажется, назад ходу не было.
отсюда и все неудачи, ошибки за ошибкой. То Игнат "Харьковчанку" увел в
сторону, то Ленька с Тошкой забыли про давление масла и чуть подшипники
не расплавили, то многоопытный Сомов спросонья рванул на третьей
передаче и смял бампер о сани.
камбуз, а до двух километров спустились, и газ почти полностью стал
сгорать - задремал у плиты и едва не отдал богу душу. Не заскочи Тошка
на камбуз испить чайку, быть бы Петрухе па острове Буромского... С
желчью и кровью вывернуло, по молодой, отдышался, на третьи сутки уже
выгнал Алексея из камбуза.
ребра сломать, грудную клетку могло бы раздавить, когда "Харьковчанка" с
заструга-трамплина прыгнула. Шесть дней, обложенный спальными мешками,
провалялся Борис на полке, пока заструги не кончились. На стоянках губы
до крови кусал, а ни одного сеанса с Мирным не пропустил - хорошо
заквашен Борька Маслов, на совесть. А ты говоришь - почерк, ругнул
Гаврилов им же выдуманного оппонента.
небось и про Лелю забыл, с опущенной головой ходит, казнится. Правильно,
казнись, переживай свою вину. Решетка сбоку от хозсаней приварена
добротно, твоя забота была надежно закрепить баллон в ячейке - твой это
участок работы. Не заструги, а ты, док, виновен в том, что баллон
потерян, ты будешь отвечать, когда люди начнут жевать непроваренные
концентраты и запивать их чуть теплой водичкой.
Бороду рвал - умолял разрешить вернуться, искать баллон. Скверно тебе
жить стало, Леша, но пройди и через это. Хорошим для всех быть легко, а
ты поживи в шкуре человека, на которого товарищи лютыми зверями смотрят.
Познавай, как сам говорил, меру добра и зла. Ну, ничего, сынок, спи
спокойно, народ мы отходчивый, зло в душе не храним.
ошибки, в других бедах виноваты не люди, а до смерти усталая техника.
обнаружил, что забыл дома водительские права. Развернулся и потихоньку,
льстиво улыбаясь орудовцам, поехал домой. Очень тогда расстроился -
минут сорок времени выбросил псу под хвост. А когда неделю назад Давид
на стоянке не увидел за тягачом саней, то молча потрогал лопнувшую
серьгу сцепного устройства и вместе с Игнатом отправился обратно. Четыре
километра - туда, четыре - обратно: три часа не у рыбалки на даче, у сна
своего одолжили. Неделя прошла, а до сих пор этих часов не хватает
братьям. Особенно Давиду; серьгу в походе не заменишь, для этого нужно
снимать балок и разбирать сцепное устройство, вот и тащит он сани на
мягкой сцепке, на двух танковых тросах. Сани гуляют, уходят с колеи,
разгоняются и бьют по балку; удивляешься, как еще не разнесло его в
щепки.
Гюго Виктор
Свержин Владимир
Соломатина Татьяна
Володихин Дмитрий
Посняков Андрей
Посняков Андрей