Чтение 38–й страницы книги ~Свидание с Петербургом~

¶-2-§

В час, который наши романтические предки называли юностью дня, к
Береговой набережной, что близ Адмиралтейства, пристал легкий ялик. Из него
выпрыгнул на берег мичман Корсак, вслед за ним матросы вытащили его сундук.
Этот небольшой на вид кованый сундучок пришлось нести вдвоем на палке,
поскольку главным его содержимым были книги и приборы.

Получив в Регервике назначение на корабль, Алеша был почему-то уверен,
что петербургское начальство известит об этом семью, поэтому не удосужился
послать с сухопутной, более скорой, почтой самое маленькое письмецо.

Никем не встреченный Алеша прошел в дом, увидел в сенях ман-тилью
Софьи, брошенную на лавку, и у него перехватило дыхание. Случайно вошедшая
служанка, увидев матросов и хозяина, закрыла лицо фартуком, надсадно
крикнула: "Алексей Иванович пожалова-ли!"-- и исчезла. Крик отозвался эхом,
и сразу по дому прошла вол-на движения, словно на сонном корабле боцман
протрубил в свой рожок "свистать всех наверх".

Первой появилась Софья, окинула мужа мгновенным взглядом и тут же
припала к нему, спрятала лицо на груди. Но, видимо, испуг от внезапного
появления мужа был сильнее радости, потому что уже через секунду она
тормошила его:

-- Что случилось? Почему приехал? Почему не предупредил?

-- Все хорошо, очень хорошо,-- приговаривал Алеша, нежно рас-сматривая
ее лицо.

Он готов был бесконечно изучать эти прямые, чуть насупленные брови,
прозрачные глаза в опушке коротких, густых ресниц, кро-хотную родинку на
виске, но маменька оторвала его от этого заня-тия, а рядом уже Николенька
пытался отцепить у отца шпагу и смея-лась Лиза на руках у кормилицы.

Самое простенькое событие этого дня было исполнено высшего смысла: и
баня, где Алеша и Адриан парились не менее трех ча-сов, и суета на кухне,
где каждое блюдо пробовали все имеющиеся в доме женщины, добавляя с важным
видом "соли маловато" или "еще петрушки положить", и торжественное застолье,
за которым мало ели и повторяли ненасытно: "Ну, рассказывай..."

А что рассказывать-то? Главное, что на свете есть такое прекрасное
понятие, как отпуск, зачем-то торопили в Адмиралтей-стве, а теперь Алеша
может голову дать на отсечение -- три дня, а может, и неделю, он будет
принадлежать только семье. Николень-ка весь вечер цепко держал отца за рукав
шлафрока, видно, ребен-ку очень надоело женское общество.

Однако ночью, когда Алеша смог наконец остаться с Софьей на-едине, она
вместо того, чтобы предаться радости и любви, вдруг расплакалась. "Слезы мои
грех, я знаю, в такой день...-- твердила она сквозь рыдания.-- Но не могу я
больше одна!" Дети вырастут и без нее, у них замечательные няньки. Вера
Константиновна заменит им мать, а жену Алеше никто не заменит; и посмотри на
себя, какой неухоженный, руки в цыпках, похудел невообразимо, кожа на носу
шелушится и весь провонял табаком. Плача, Софья исступленно трясла головой,
волосы рассыпались по плечам и заце-пились за деревянную завитушку в
изголовье кровати. Она принялась выдирать эту прядь с болезненной гримасой.

-- Но на корабль не пускают женщин, солнышко!

-- А пассажиров? Будешь платить за меня капитану.

-- На военный корабль, ты знаешь, берут пассажиров только в крайнем
случае.

-- Мой случай крайний! И на корабль за тобой пойду, и в Кронштадт, если
они опять туда тебя упрячут.

Пока они препирались в открытое окно налетело множество вся-кой
мелюзги, мотыльки и мошки порхали вокруг свечи, а по темным углам ровно и
уныло гудели комары. Нечисть эту разгоняли долго, Софья успела
развеселиться, и даже неминуемая сцена раскаяния -- я вздорная, я порчу тебе
жизнь, не слушай меня!-- на этот раз не состоялась. Все слова растаяли в
нежности.

Истинной подоплекой рыданий Софьи были не только забота о муже, но и
страх, вызванный исчезновением Никиты. Однако не толь-ко ночью, но и утром
об этом не было сказано ни слова. Софья знала, что как только Алеша узнает
об аресте друга, замечательное понятие "отпуск" будет немедленно принесено в
жертву не менее значитель-ному --"дружба".

Однако сразу после завтрака Алеша взял перо и бумагу, чтобы написать
записки друзьям и немедленно послать с ними рассыльного. Софье ничего не
оставалось, как рассказать мужу все. При первых ее словах Алеша только
удивленно поднял бровь: ясно было, что он не постигает важности события. Но
по мере того, как он узнавал о маскараде, о посещении Никитой великой
княгини в царском дворце и Сашей Лестока, возбуждение все более охватывало
его. Софье стоило большого труда уговорить мужа тут же не мчаться на поиски
Саши.

-- Я уже отослала записку к Саше. Ты уйдешь, а он придет.-- Софья
хитрила, но ей очень не хотелось, чтобы важный разговор с Сашей произошел в
ее отсутствие.

После двух часов ожидания Алеша не выдержал, сбежал и, не найдя Сашу ни
на службе, ни дома, бросился на Малую Введенскую к Гавриле. По первому
впечатлению от встречи с камердинером Алеша решил, что тот повредился в уме.
После первых слов привет-ствия Гаврила фамильярно взял Алешу за руку и
повлек его в свою лабораторию. Там он запер дверь и стал вываливать на стол
драго-ценные камни. Оказывается, все дни и ночи он проводит, расклады-вая
оные камни в сложные криптограммы, и получает от них один и тот же знак --
барин жив, но нуждается в помощи.

-- Верчу камни и так и эдак, в мистическом узле всегда аквама-рин, что
означает море. А раз море, то вам его, Алексей Иванович, и спасать.

- Мне это и без всяких аквамаринов ясно,--проворчал Алеша.

-- И еще!-- Гаврила поднял худой палец.-- Помочь барину мо-жет большой
сапфир. А как? Я думал, думал и придумал. Вернее всего предложить сей камень
должностному лицу в качестве взятки.

-- Некому предлагать-то!

-- Когда появится кому -- скажите. Я дело говорю. Камни не лгут.

Провожать Алешу он не пошел. Спрятал камни, встал на колени перед
иконой и зашептал молитву, склонив голову.

Алеша шел домой в крайне подавленном настроении. К Фонтан-ной речке он
подошел в тот момент, когда для пропуска высокой, груженной дровами баржи
развели мост. Алеша буквально пританцо-вывал от нетерпения: наверняка Саша
уже пришел и теперь слушает рассказы Софьи о его жизни в Регервике. На
набережной успела собраться небольшая толпа, всем позарез нужно было на ту
сторо-ну. Кто-то окликнул Алешу негромко. Он не сразу узнал в нарядно
одетом, слегка надменном господине старого Сашиного знакомого Василия
Федоровича Лядащева, но тот сам помог вспомнить, пред-ставился, слегка
приподняв треуголку.

-- Очень рад вас видеть, Василий Федорович! Искренне благо-дарен, что
вы принимаете участие в отыскании друга моего Ни-киты Оленева.-- Алеша
уважительно тряс руку Лядащева.-- Не мо-жете ли обнадежить нас какой-нибудь
новостью?

-- Так Оленев еще не отыскался?--удивился Лядащев.--И не дал о себе
знать?

Алеша сокрушенно покачал головой. Уж если Тайная канцелярия пасует, то
судьба Никиты может быть ужасной.

-- Сегодня я жду к себе Белова. Надеюсь, он имеет какие-либо новые
сведения.

Лязгнули подъемные устройства, мост сошелся. Лядащев и Алеша вместе
вступили на доски, дальше их пути расходились.

-- Умоляю, если вы что-либо узнаете...-- Алеша сказал это ско-рее из
вежливости, чем в расчете на помощь Лядащева, но тот отозвался вполне
дружески.

-- Непременно. Мне симпатичен этот молодой человек. К сожа-лению, дела
увели меня в сторону от этой истории. Нижайший поклон Софье Георгиевне.

"Ишь как все имена в памяти держит,--подумал Алеша с неожи-данной
неприязнью,-- зря Сашка якшается с Тайной канцелярией".

Друг пришел только вечером. Радостно саданув Алешу по плечу, Саша на
негнущихся ногах прошествовал в гостиную, рухнул в кре-сло и тут же начал
жаловаться:

-- Ненавижу службу! И ведь мне мало надо, я не привередлив! Хоть толику
здравого смысла в том, чем я занят. И еще чтоб было на чем сидеть. Пять
часов торчком -- это ли не мука!

Они смотрели друг на друга и улыбались. Автору очень хотелось пропеть
здесь гимн дружбе, но боязнь показаться высокопарной сковывает ее уста.

-- Ну, рассказывай.-- Алеша первым произнес эту, уже набив-шую
оскомину, фразу.

В этот момент в сенях жиденько тренькнул колокольчик.

-- Кого еще принесла нелегкая!-- проворчала Софья, направля-ясь к
двери.

Вернулась она несколько смущенная, почти церемонная, потому что
нелегкая принесла Лядащева. Он вошел в гостиную словно в хорошо знакомый
дом, где ему заведомо будут рады, вежливо кивнул друзьям и обернулся к
Софье, ожидая приглашения сесть. Та по-спешно указала на стул. Все
напряженно молчали. Что бы Василию Федоровичу задержаться часа на два или
хотя бы на час, когда главное было бы обговорено. Лядащев почувствовал
напряжение и начал разговор сам.

-- Вообразите, какую дивную вещицу мне удалось приобрести,-- сказал он
и с невозмутимым видом достал из кармана небольшую, похожую на табакерку
коробочку.-- И где бы вы думали? В Торжке.-- Он протянул коробочку Алеше.

Тот вежливо покивал головой, выражая живейшую радость по поводу
удачного приобретения, повертел коробочку в руках, совер-шенно не зная, что
с ней делать.

-- И вы не поняли!--Лядащев счастливо рассмеялся.--Это же часы.
Вообразите, карманные, солнечные часы. Им цены нет.-- Он надавил рычажок, и
коробочка открылась, как книга.

Алеша с восторгом уставился на прибор. На левой поверхности он увидел