хотя солнце было лишь тусклым пятном на сером небе, и прошел мимо
расступавшихся перед ним матросов к левому борту, откуда должны
были спустить сходни. На нем был некогда белый, но пожелтевший от
старости костюм, в руке - потертый коричневый чемодан. Шел он
медленно, переступая через лини и тросы, и время от времени морщился
- давала о себе знать нога. Должно быть, из-за жары и влажности,
подумал он, пожалуй, будет дождь. Всегда можно предсказать погоду по
болям в раздробленной кости.
причинял ему почти физическую боль. Когда он сошел по сходням на
пристань, кто-то из матросов пробормотал ему в спину: "Скатертью
дорожка..."
шагов, остановился, внимательно посмотрел на видневшуюся вдали
деревню и спросил у малыша, тащившего мимо корзину с бананами:
синий дом на холме.
Он подхватил чемодан и пошел с пристани.
монеты, и глухо заухала музыка - высокие частоты давно накрылись, и
теперь из динамиков несся лишь голос бас-гитары и буханье барабанов.
Бармен, злой оттого, что рассчитывал на спокойный день, цедил в
кружки пиво и разливал ром - компания моряков с сухогруза нагрянула в
"Лэндфолл" утолить жажду.
что угол, где он сидит, темный, - ему вовсе не хотелось, чтобы моряки
заметили его. На столе перед ним лежала затрепанная страница из
"Дэйли глинер" четырехдневной давности. Он купил газету на Ямайке.
Увидев заметку на третьей странице, он уединился в своей комнате
пансиона и очень внимательно перечитал ее. И еще раз. Он позвонил в
газету, и его отослали в полицейский участок, к Сирилу Маккею. "Да, -
подтвердил полисмен, - сейчас по этому поводу проводится
расследование... да, маленький остров, Кокина, это к юго-западу от
Ямайки... У вас какой-нибудь особый интерес к этому делу?"
военный моряк.
путь до гостиницы был неблизкий, и ему захотелось сперва отдохнуть от
солнца. Он снова уставился на два абзаца мелкого текста, озаглавленных
"НАЙДЕНО ЗАТОНУВШЕЕ СУДНО".
человека прошлое; от его хватки нельзя избавиться, оно всегда напомнит
о себе фразой, знакомой картиной, звуком, запахом - острое щемящее
чувство, какое испытываешь, глядя на уходящие в открытое море суда.
Казалось, эти три слова - НАЙДЕНО ЗАТОНУВШЕЕ СУДНО -
завладели им без остатка. Спустя столько лет? Тридцать пять, тридцать
шесть? Ему недавно стукнуло шестьдесят. Выходит, прошло все сорок?
Он успел состариться и поседеть, упругие мышцы стали дряблыми,
былое моряцкое чутье притупилось.
Сказывались годы, проведенные в тюрьме, унижения и побои, которые
он терпел от надзирателя-патриота. Сорвав на нем свою ярость, тот
преспокойно усаживался возле камеры и принимался рассуждать о
бесперспективности процесса над наци. Тот человек знал, куда бить,
чтобы не оставалось следов, к тому же заключенных предупредили: кто
будет кричать, того задушат во сне, а в официальном медицинском
заключении будет значиться внезапная остановка сердца.
открывали люк в крыше, оттуда на него лилось палящее тропическое
солнце - но он только мрачнел и крепче сжимал губы. "Кто был твоим
командиром? - спрашивал тот, который знал немецкий, а другой,
помоложе, наблюдал. - Ты один спасся, нет смысла хранить им верность.
Они погибли, пошли на корм рыбам. Они бы не были так жестоки с
~тобой~ - ведь у них остались на родине жены и дети, они хотят знать,
что стало с их близкими! Чьи имена они должны высечь на могильных
плитах? Твоя лодка уничтожила "Хоклин", верно? А потом ушла в бухту
Кастри и потопила стоявший там на якоре грузовой транспорт, так?"
потолке, пекло немилосердно, жгучее как кипяток, но он молчал, потому
что по-прежнему оставался одним из них, по-прежнему подчинялся
своему командиру и ничто не могло заставить его предать.
которыми сидели матросы с сухогруза. Он знал, что они его
недолюбливают, они с презрением сторонились его, словно в его
бледной плоти гнездилась заразная болезнь. Но быстрее всего попасть на
остров можно было только на грузовом судне, и пусть в каюте, которую
он делил с дюжиной тараканов, было не повернуться - зато и заплатил он
немного. По ночам через переборки к нему доносился рокот огромных
дизелей - приятные звуки, напоминавшие ему о хороших людях и иной
жизни.
там ухмыляется из темноты, скалит зубы, крупные, как надгробия? Ах да,
фон Штагель... Кудлатая рыжая борода придавала ему сходство с
необузданным викингом. А рядом в полутьме прокуренного бара -
мрачный Крепс. За их столиками все пили, смеялись, шумели; звуки
доносились сразу со всех сторон, звенели стаканы, кто-то пьяно
чертыхался, хор голосов тянул непристойную матросскую песню о
дамочках, оставшихся на берегу.
Официант поставил перед ним розовую гору свинины на ложе из
картофеля и кислой капусты. Он жадно набросился на еду - завтра снова
садиться на казенные харчи: яйца всмятку, чуть теплый кофе, черствый
хлеб и сосиски, мгновенно плесневеющие в сыром воздухе.
старший радист Ханлин. - А один старшина - помнишь, был такой
надутый засранец Штиндлер? - вылез в борделе на балкон, выставил свое
хозяйство и стоял-красовался перед берлинской публикой! Бог ты мой!
Ну, патруль долго ждать не пришлось. И вот волокут его в машину, а у
него из штанов хрен торчком! А мы-то все его святым считали! На U-172
матросики его так и прозвали: Святой Штиндлер. Боже, как же мы
ошибались!
свое или нет?
новой лодке его не было.
переговаривался с Биттнером, кочегаром.
котел...
кто хитрее, не кто сильнее.
натянутым нацистским флагом. Стул под ним пустовал - командир
лодки отсутствовал и как будто бы даже подчеркивал это свое
отсутствие. Прочие офицеры беседовали, ели, пили, но не забывали
поглядывать на дверь, выходившую на улицу.
мировой войны немецкие солдаты называли англичан, прим. перев.>
едва не пустили ко дну лодку Эрнста, - с полным ртом говорил Ханлин.
молоденький необстрелянный новобранец. - Где-то у берегов
Исландии...
Закидали бомбами все вокруг лодки и довольно сильно подпортили
рубку, но ребятам удалось сделать срочное погружение...
три - сновали от стойки к столикам и обратно с большими подносами,
уставленными пивными кружками. Две были высший класс - юные,
белокурые, крепкотелые; про ту, что повыше, Руди порассказал ему
немало интересного - а вот третья подкачала. Кривозубая уродина,
отворотясь не наглядишься, а поди ж ты, самая общительная! Она
охотно плюхалась на колени к клиентам, и ее голос тонул в общем
грубом хоре.
столах!
машинном отделении большая радость? Хрен! Я хочу сперва всласть
надышаться духами, а уж потом нюхать солярку с мочой. "Парадиз", а
потом "Морской клуб". Сегодня мы хорошенько повеселимся.
Володихин Дмитрий
Громыко Ольга
Шилова Юлия
Махров Алексей
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия