положительным содержанием, но не затрагивает первооснов личности. Пол разлит
по всему человеку; дружба лишь часть его, лишь душевная функция. Но в
подлинной, глубокой дружбе есть элемент эротический - есть если не прямая,
то косвенная связь с полом. Энергия пола, энергия жажды соединения может
быть направлена и на дружбу, как и на любой творческий акт. И та лишь дружба
полна высокого смысла, в которой есть напряжение половой энергии, этой
энергии всякого соединения. Тайна пола есть тайна творческого недостатка,
бедности, рождающей богатства. Дружба есть не цельная, а дробная любовь, она
не вмещает окончательной тайны двух, но может к ней приближаться. В дружбе
нет соединения двух в плоть единую (не только в смысле сексуального акта, но
и в ином, более высоком смысле), есть лишь касание. Поэтому дружба является
высокой ступенью в иерархии чувств соединяющих, но не самой высокой и не
окончательной. Но и в любви-дружбе должно быть эротическое проникновение в
неповторимую тайну лица любимого, вернее, отражение одного в другом и
глубинное понимание.
от любви общечеловеческой, любви братской, любви "христианской". О, конечно,
отлична! Любовь половая знает тайну двух, и она коренится в полярности
распавшихся стихий. Любовь "христианская", как и гуманистическая,
превратилась в совершенную отвлеченность, бесплотную и бескровную, в любовь
"стеклянную", по выражению Розанова. Да и святые отцы более призывали к
тому, чтобы "ожесточить сердце свое", чем к любви. Не раз уже было говорено
здесь, что христианская любовь совсем не была еще раскрыта человечеством в
религии искупления. Раскрытие христианской любви требует творческого акта.
Она зовет к иному, не "от мира сего" соединению всех в христианском
всечеловечестве, к соединению всех в свободном Духе, а не в необходимой
природе. Доныне христианское человечество знало соединение природное,
соединение из приспособления к необходимости. Это приспособление к
необходимости было не только в государстве, но и в церкви, уподобившейся
государству. Физическая история церкви была совсем не религиозна. Воплощение
церкви в истории было культурно и разделяло все особенности культуры. Во
всемирной, всечеловеческой христианской любви должен быть тот же творческий
прорыв в иной мир, то же видение человеческого лица всякого брата по Духу в
Боге, что в высшей степени есть в любви эротической. В христианской любви,
не стеклянной, не отвлеченной, есть отблеск небесной эротики, есть
направление на все человечество и на весь мир энергии пола. Любовь половая
преодолевает греховное распадение мужского и женского в нездешнем соединении
двух. Любовь христианская преодолевает греховное распадение всех существ
мира, всех частей мира в нездешнем соединении всех. Падение и распадение
человека было связано с полом. С полом связано и окончательное
воссоединение. Только в небесной эротике нет скуки всего здешнего, смертной
скуки приспособления к необходимости. Христианскую любовь в долгой истории
пытались превратить в скуку здешнего приспособления. И оправдывали это
преступление мистикой послушания последствиям греха. Подлинная христианская
любовь считалась в христианском мире дерзостью, гордыней слишком
головокружительного восхождения. Грешному человеку даже любовь не
разрешалась, как недостойному.
раскрывается окончательный смысл любви153. Андрогинизм и есть окончательное
соединение мужского и женского в высшем богоподобном бытии, окончательное
преодоление распада и раздора, восстановление образа и подобия Божьего в
человеке. Любовь есть возврат человеку утерянной девы - Софии. В
андрогинизме разгадка той тайны, что в Абсолютном Человеке - Христе не было
видимой нам жизни пола, так как в лике Его не было распадения, рождающего
нашу земную жизнь пола. Через любовь отчужденная женская природа
воссоединяется с природой мужской, восстанавливается целостную образ
человека. И в любви воссоединение это всегда связано с лицом человека, с
единственностью и неповторимостью лица. Поэтому любовь есть путь восхождения
пешего человека к богоподобию. В эротике есть искупление полового греха
человека, искупление осуществленное и переходящее в творчество. Грех падшего
пола побеждается отрицательно через аскетизм и творчески-положительно через
любовь. Натуральная, хотя и искаженная бисексуальность всякого человеческого
существа в андрогинизме получает свой сверхприродный, мистический смысл. В
андрогинизме есть взаимопроникновение всех клеток мужской и женской природы,
т.е. слиянность конечная, предельная. Каждая клетка человеческого существа
андрогинична, несет в себе отблеск природы божественной. И соединение
мужского и женского должно быть глубинным, не поверхностным. Окончательная
тайна бытия андрогинического никогда не будет вполне разгадана в пределах
этого мира. Но опыт любви эротической приобщает к этой тайне. Связь любви
эротической с андрогинизмом и есть связь ее с личностью. Ибо, поистине,
всякая личность - андрогинична. Андрогинизм есть восстановленная целость
пола в богоподобном бытии личности. В любви должна открыться не тайна
женственности и не тайна мужественности, а тайна человека.
вечный источник творчества. И эротическое соединение для творческого
восхождения совершается. Также неразрывно связана эротика с красотой.
Эротическое потрясение - путь выявления красоты в мире.
акта. Искусство есть сфера творческая по преимуществу. Принято даже называть
художественным творческий элемент во всех сферах активности духа. Ярко
творческое отношение к науке, к философии, общественной жизни, морали
считают художественным. И Творец мира воспринимается в аспекте великого
художника. Чаяния творческой эпохи - чаяния эпохи художественной, в которой
художество будет главенствовать в жизни. Художник - всегда творец. В
художестве есть творческая победа над тяжестью "мира сего" - никогда не
приспособление к этому "миру". Акт художества прямо противоположен всякому
отяжелению, в нем есть освобождение. Сущность художественного творчества - в
победе над тяжестью необходимости. В художестве человек живет вне себя, вне
своей тяжести, тяжести жизни. Всякий творческий художественный акт есть
частичное преображение жизни. В художественном восприятии мир дан нам уже
просветленным и освобожденным, в нем прорывается человек через тяготу мира.
В творчески-художественном отношении к миру уже приоткрывается мир иной.
Восприятие мира в красоте есть прорыв через уродство "мира сего" к миру
иному. Мир, принудительно данный, "мир сей" - уродлив, он не космичен в нем
нет красоты. Восприятие красоты в мире есть всегда творчество - в свободе, а
не в принуждении постигается красота в мире. Во всяком художественном
делании уже творится мир иной, космос, мир просветленно-свободный. Спадает
короста с лица мира. Творчество художественное имеет онтологическую, а не
психологическую природу.
несоответствие между заданием и осуществлением. Задание всякого творческого
акта безмерно больше всякого его осуществления. На это не раз уже
указывалось. Задание всякого творческого акта - создание иного бытия, иной
жизни, прорыв через "мир сей" к миру иному, от хаотически-тяжелого и
уродливого мира к свободному и прекрасному космосу. Задание творческого
художественного акта - теургическое. Осуществление творческого
художественного акта - произведение дифференцированного искусства,
культурные эстетические ценности, исход творчества не в мир иной, а в
культуру мира этого. Художественное творчество не достигает онтологических
результатов - творится идеальное, а не реальное, символические ценности, а
не бытие. На творчестве художественном ясно раскрывается символическая
природа всякого творчества культуры. Трагедия творчества и кризис творчества
и есть основная проблема, переданная XIX веком веку XX. У Нитцше и Ибсена, у
Достоевского и Л.Толстого, у символистов мировой кризис творчества достиг
последнего напряжения. Как удивителен эпилог всей творческой жизни Ибсена
"Когда мы, мертвые, пробуждаемся"! В нем с необычайной силой ставится
проблема трагической противоположности творчества и бытия, художества и
жизни: творить саму жизнь или творить художественное произведение. И вся
жизнь Л.Толстого была мучительным переходом от творчества совершенных
художественных произведений к творчеству совершенной жизни. Эта трагедия
художника-творца ныне достигла такой остроты, что сделала почти невозможным
совершенное, классически прекрасное искусство. Идеал классически
прекрасного, канонического, нормированного искусства стоит между творчеством
и бытием, отделяет художника от жизни. Творчество переливается в совершенное
искусство, а не в совершенную жизнь. Иное, высшее бытие недостижимо для
творца-художника. Каноническое искусство не допускает выхода творческой
энергии в мир иной, оно задерживает ее в "мире сем", оно допускает лишь
символические знаки иного бытия, но не допускает самой реальности иного
бытия. Каноническое искусство с его дифференцированными нормами все еще есть
послушание последствиям греха, подобно канонической науке, семье или
государству. В каноническом искусстве есть приспособление творческой энергии
художника-творца к условиям этого мира. Каноническое искусство может быть
прекрасно, но красота его не бытийственна в последнем смысле этого слова,
как не бытийственна истина канонической науки и справедливость канонического
государства. Канон в искусстве всегда есть задержка творческой энергии как
необходимое приспособление к этому миру, как послушание последствиям греха
человека, задержка, не допускающая создания мира иного. Каноническое
искусство имманентно этому миру, не трансцендентно. Оно хочет лишь
культурной ценности, не хочет нового бытия. Каноническое искусство делает с
творчеством красоты то же, что каноническая семья делает с творчеством
любви. Каноническое искусство никогда не было творчеством в религиозном
смысле этого слова; оно принадлежит дотворческой эпохе, оно еще в законе и
искуплении. У великих художников была великая творческая энергия, но она
никогда не могла адекватно реализоваться в их искусстве. В творческом
экстазе был прорыв в мир иной. Но классически прекрасное, каноническое
искусство оставляет в мире этом, дает лишь знаки иного. Канон
дифференцированного искусства есть закон послушания. Путь канонического
искусства противоположен пути творческого дерзновения. Мировой кризис
творчества есть кризис канонического искусства, он предваряет творческую
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Контровский Владимир