человека.
несся до Марвича тяжелый надсадный гул, отозвавшийся в груди. Это шел на
Восток большой пассажирский самолет. Он был хорошо виден отсюда, из зем-
ных дебрей, маленькая блестящая полоска в огромном небе. Марвич задрал
голову и подумал о своей стране.
ши, страна, которую я люблю до ослепления... Ее шаги к единству всех лю-
дей, к гармонии... Все ее беды и взлеты, урожай и неурожай, все ее споры
с другими странами и все ее союзы, электрическая энергия, кровеносная
система, красавицы и дурнушки, горы и веси, фольклор, история - все для
меня, и я для нее. Хватит ли моей жизни для нее?"
раздался сильный стук в дверь. В комнату вбежал Валера, запыхавшийся,
красный. Он присел на табуретку и уставился на Марвича своим диковатым
прищуром.
которые на сто восьмом... Понял?
сегодня!
как-нибудь сам.
чил и схватил куртку.
поселком, над бедными его крышами висел косой медный просвет. От спо-
койствия Марвича не осталось и следа. Валера, идущий рядом и чуть впере-
ди, подчинил его ненависти, воспоминанию о человеке, которого бросили в
кювет на сто восьмом километре.
ра, - только поймать. Я убивать их не буду. Что я, зверь? Поймаю и в ми-
лицию сдам, а там уж пусть хоть срока клепают, хоть вышку. Мы их пойма-
ем, Валька. Ведь они трусы. Мы их сами поймаем...
непраздничные, состоялись они только из-за того, что кинопередвижка не
приехала, и поэтому не было в них особого энтузиазма. Так себе, кружи-
лось несколько пар, а остальная публика стояла вдоль стен.
на первый взгляд: один кряжист, другой высок, а третий прямо-таки хил;
не были они, как видно, и очень-то дружны друг с другом, только общее
убийство соединило их, и только это событие заставляло держаться с неко-
торым вызовом, с подчеркнутой решительностью.
- вернее, не обращали на них внимания. Им важно было лихо провести се-
годняшние танцы, никому не дать спуска и не потерять друг друга, они
нервничали.
ками, словно чувствовали, что здесь нечисто. Убийца пел, заложив палец
за лацкан, он пел, как артист, и правда, голос у него был приятный, он
умель петь, похож был по виду на культурника из дома отдыха. Двое других
попроще тоже улыбались и поводили плечами. Сапог одного из них слегка
отстукивал такт.
тов не было, хотя он действительно пел хорошо. Баянист заиграл танго, и
зал, словно вздохнув с облегчением, стал танцевать. Убийцы стояли вместе
и шептались смеясь.
"певца". - От твоего пения... хочется. В гальюне тебе петь, а не здесь.
ное лицо.
друга плечами.
километра.
шел на Марвича, держа перед собой нож. Марвич уклонился, и они стали
кружить на одном месте, выбирая момент. Рядом сильно и жестоко бились
Валера и кряжистый. Краем глаза Марвич заметил, что маленький зашевелил-
ся.
на согнутых ногах и глядел на кружащего тоже парня с настороженным, но
спокойным лицом.
силился вызвать злобу, но она не появлялась. Если бы он видел, как они
били монтировками того, из четырнадцатой автоколонны! Тогда в нем воз-
никла бы злоба и он одолел бы "певца". А так он проиграет, это бесспор-
но, только ставка слишком уж большая в этой игре.
ние, впадал в истерику. Но он знал, что злоба появляется после первого
удара. Когда они на сто восьмом километре "качали права" тому человеку,
они не испытывали к нему злобы. Но когда один из них ударил его монти-
ровкой по лицу и тот закрылся, все они почувствовали какой-то подъем и
стали колотить его, а парень был поражен: он до конца не верил, что они
его убьют, - и злоба на него распирала их, и они его били до тех пор,
пока он не перестал дергаться.
час отправлю к тому покойничку...
мент успел схватить "певца" за запястье с ножом. Маленький сделал ошиб-
ку: хрипя, он бил Марвича по голове, а надо было вывернуть ему руку,
последнюю его надежду.
кряжистый не думал долго лежать. Он встал и побежал за ним.
нее к клубу, покуривая. Один из них увидел за углом ворочающийся клубок
тел, отбросил папиросу и побежал. За ним побежал и второй - шофер грузо-
вика.
вич оседлал маленького. Кряжистый побежал было, но его задержали выходя-
щие из клуба люди. Все было кончено.
чуть ли не со слезами:
зань.
гивал во сне.
зеркального шкафа. Батюшки, он угрожающе накренился - и напряглись, раз-
дулись мышцы ребят, на гладкой коже добровольцев грузчиков выпятились и
стали лиловыми балтийские и черноморские якоречки, могучие сердца, прон-
зенные стрелами лукавого Эрота, и "не забуду мать-старушку", и - пое-
хал-поехал- поехал вниз и вбок, зеркало огромной своей поверхностью на
миг отразило все солнце сразу, а в следующий миг - все голубое небо сра-