все сильнее ищут проявления. Не только в крылатой паруснической профессии
Андрона Гурьевича-в самой его натуре Инна открывала нечто глубоко
поэтичное. Еще и раньше, расспрашивая бывалого моряка о жизни его под
парусами, каждый раз Инна радостно удивлялась беззаветной его преданности
"Ориону", и ей хотелось все больше, полнее познать эту жизнь. Но до сих
пор старик неохотно открывал свою душу постороннему, не торопился, как это
делают нередко другие, выворачивать ее наизнанку, полагая, видимо, что все
его личные боли должны переболеть в нем самом, не показываясь чужому
глазу. И только вот сейчас, когда, по обычаю, присели на веранде перед
пусть и не дальней, но все-таки дорогой, орионец услышал в себе властную
потребность поделиться с племянницей своими переживаниями. Таким вот он
совершенно но походил на прежнего, сурового, запертого на все замки
Ягнича. Тихо и как-то даже виновато признался, что его до сих пор тянет
море, до сих нор влечет оно к себе его какой-то странной и неодолимой
силой и что, самое главное, не в состоянии он забыть то, что должен бы
забыть, то, к чему нет возврата. Что это? Привычка? Только ли она?
имени не знает. Может, это тоска по молодости? По тем летам, когда юношей,
затаив дыхание, прислушивался к тонкому, ни с чем не сравнимому пению в
парусах и когда, как каждый паренек, чувствовал себя Магелланом? Работать
приходилось на высотах, где голова идет кругом. Часами висишь над
шквалами, прижавшись грудью к реям. Зато уж потом летишь и летишь, летишь
и знаешь, что над тобой паруса надежные, ты сам их перебрал и вооружил, ты
сам хозяин своего полета...
исключительные, одни герои.
между людьми... Ясный, открытый, с добром идет по всем широтам, и поэтому
всюду приветом его встречают... Прямо скажу: честь и гордость быть в его
экипаже. Буря, стихия, ночной ураган - это, конечно, не мед. А уж когда ты
выстоял, когда не раздавило, но проглотило тебя, то тут, Инка, и радость
человек испытывает такую, какой не бывает нигде... Слышал, песни ты
сочиняешь, Инка. Вот уж где, скажу тебе, песня! Идем при попутном, простор
без конца-края, все у нас ладится, курсанты с секстантами в руках
собрались на юте - берут пробы солнца... Но вдруг попутный усилился,
ставим тогда все, как говорят у нас, "до последней сорочки", все до
единого паруса подымаем и несем над собой! Мчится твой красавец, птицей
взлетает на волну, проваливается и снова взлетает - какое зрелище это!..
Мчится, весь в брызгах, в пене, в росс, вода вокруг кипит, и весь корабль
окутан облаком водной сверкающей пыли, облаком сияния... Паруса и простор
- кто однажды изведал все это, тот уже на веки вечные прикипит сердцем к
морю. Так-то вот, Ипка.
майоры-панычи зацвели в кураевских палисадниках, кажется, еще ярче,
по-осеннему...
воздуха стоял хрустально-прозрачен.
кажется, тут и зимуют - изменяется климат).
привезли подаренные им чапаны (национальная одежда, которая вручается
только самым уважаемым людям), оказался и урюк и кишмиш в рюкзаках.
любит компоты. Штурманец, окруженный детворой, ходит по двору в тюбетейке,
в полосатом восточном халате; садится под грушей неторопливо, в манере
восточного мудреца, рассказывает набежавшим товарищам свои невероятные
приключения. Да, убирал хлеб возле самого Байконура, и в один из чудесных-
дней на его глазах прямо из пшеницы поднималась, отправляясь в небо,
окутанная дымом и пламенем серебристая ракета. Сотрясая грохотом степи,
взлетала медленно-медленно, и можно было в ней все доподлинно рассмотреть.
Пока поднималась, из ракеты кто-то выглядывал через несгораемое стекло и
даже помахал Ягничам-комбайнсрам рукой... Воображение пошло работать
вовсю. Поэтому и неудивительно, что возле Петра-штурманца детворы
собирается нынче больше, чем перед соседским телевизором. Хлопец и свой
"Электрон" вытащил на веранду, чтобы посоревноваться с соседским четкостью
изображения и силой звука, потом, не удовлетворившись, перетащил его под
грушу (с намерением приладить антенну на самой верхушке столетнего
дерева). Вскоре сверху штурманец обратился к матери:
счастье?
приглушенный мальчишеский голос - это сын-штурманец чем-то веселит своих
одноклассниц, имеющих привычку провожать своего кавалера до самого двора.
Краем уха улавливает мать, как хлопец сообщает им что-то смешное о целине
или развлекает народным юмором, рассказывает об аде, о том, что не так уж
он, этот ад, мол, и страшен для современного человека, потому что и в аду
неизбежно будут перебои с дровами или со смолой... Иногда сын обращается к
одной из девчат со странным словом "кыз", и звучит оно в его устах как-то
интимно и вроде даже таинственно, хотя потом оказывается, что "кыз"
означает попросту "девушка"...
На обратном пути заглянет иногда в музеичик, проведает Панаса
Емельяновича. Совсем извелся старик, нет ему душевного облегчения. Сидит
среди своих прялок, гербариев да снопов, сжался в кулачок; одна у него
кручина - Виктор. Ох, Виктор, Виктор... Что-то, видать, неладное творится
с ним, в Кураевке появляется все реже и реже... Осень, говорит, пора
свадеб, приглашает то один, то другой - разве откажешь? Оно вроде бы и
так, но для отца это не утешение. Сегодня у сына дела идут более или менее
нормально, но никогда не знаешь, какой номер он выкинет завтра, какую
штуку отчебучит...
своем привычном месте возле ткацкого станка.- Эгоизм. Безграничный,
ненасытный, циничный. Ничего святого! Понимаешь: ничего святого.,. Вот это
более всего меня тревожит. Ты молода, может, не видела таких, а я за свою
жизнь насмотрелся, знаю, чем это человеку грозит... Для кого нет ничего
святого, кто лишен чувства долга, памяти, чости, кому неведомо
сострадание, чувство истинной любви - тот, Инна, способен на все, даже на
самое худшее. Пустота души - это не нечто, как иные думают, не нейтральное
состояние, нет. Вакуум души - он тоже способен на действие, и действие
порой разрушительное... Да, эгоизм - это порок страшный, да еще когда он
самоуверенный, убежденный в своей правото...
учителя.- Все-таки Виктор работает, жалоб на него ни от кого не слышно...
Да и родители не всегда ведь знают, что происходит в душах их детей.
разбиваются о стену душевной глухоты... Горькая наступила у нас полоса. Но
понимаю, за что нам с женой выпали такие испытания,- обращается Папас
Емельянович куда-то в пространство.- Ведь у других дети - это радость, это
гордость... И наш мог бы ведь быть таким! Какие мы надежды на него
возлагали, всю свою любовь отдали ему... И вот результат... Несчастье вон
в Заградовке, сына отцу и матери привезли, чтобы дома похоронить, горя
сколько у людей, а я, веришь, иногда и им завидую...
хоронили там молодого моряка, погибшего на судне во время пожара. Когда
вспыхнуло, нужно было немедленно выключить ток, моряк бросился в дым, к
рубильнику, товарища оттолкнул, успел еще крикнуть: "У тебя дети!" Вырвал
рубильник, но самого сожгло на месте. Друзья-моряки привезли его в
Заградовку, с музыкой хоронили, на рушниках опускали в могилу... Родители
убиты горем, но даже им в своем отчаянии позавидовал Панас Емельянович -
вот до какой душевной крайности дострадался человек...
сказала девушка.- Изменился он всетаки и, согласитесь, к лучшему. Наш долг
помочь ему.
неразгаданным, но ведь и доброе замечает, а что бывает резок, нетерпим к
фальши...
великодушие, твое чувство окажется для него целебным. Возможно, я в чем-то
очень отстал. Век прожил, а столько загадок еще остается... Отдал я, Инна,
Кураевке всю свою сознательную жизнь, силы положил для школы, для всех
вас, чтобы вы стали людьми,- и вы ими стали. За единственным и, к
несчастью, самым тяжелым для меня исключением... Почему же это так? Вот уж
в самом деле - ирония судьбы! Воспитать стольких, а самого близкого...
прежде всего для вас: пусть вы иные, думаете о себе, что вы
интеллектуальней и тоньше, чем мы. Но даже если это так, то, уважая себя,
все же не пренебрегайте и теми, кто под тяжестью лет до последнего бьется
за вас и в меру своих сил взращивает для других цветы человечности... Но
позволяйте же их топтать.
рука его нервно перебирала и перебирала натянутую для тканья нитяную
основу (чтобы ее правильно натянуть, привозили старую женщину откуда-то из
Акунин Борис
Перумов Ник
Маккарти Кормак
Посняков Андрей
Пехов Алексей
Орлов Алекс