Чтение 38–й страницы книги ~VIS VITALIS~

Теперь жизнь несла его. Он забыл о мелких копаниях в себе, отдавал в
течение дня все, что накапливал, но...
Но иногда, вернувшись под утро домой, разбитый, опустошенный, с
чувством выжатого лимона, он лежал в темноте без сна, смотрел на
пламя и смутно ощущал, что его несет течением, он захвачен
потоком... а главное, может быть, вовсе не там, куда он бешено
стремится?..
7
Через некоторое время заглянул к нему красавец Альфред, вздыхая,
посетовал, что вечно занят чепухой, охота поболтать о настоящей
науке. И начал - слухи, сплетни, кто где провалился, кого выбрали в
академию, кого не захотели, как Глеб ловок, японцы в восторге...
Несмотря на минорный тон, глаза сияют. Оглядел приборы, всю
обстановку, выдающую отчаянные усилия и неприкрытую нищету,
наклонился к лицу, и доверительно:
- Мне кажется, вы недопонимаете, нужен политес... Увлеченность - да,
но следует дружить. Вы слишком горды. Штейн, конечно... но толку от
него?..
Марк ненавидел все эти политесы, пританцовывания, всех,
сколачивающих партии и блоки. Нет! Его моментально относило в
сторону, как только почувствует сладковатый удушливый запах лести и
лжи. К тому же он с подозрением относился к любой власти. Это от
матери, он считал.
- Мне бы познакомиться с вашей современной техникой... - он в ответ,
что было неосмотрительно, и даже опасно, если прав Аркадий.
- Всегда рад... чуть позже...
8
Наконец, пошла работа, и захватила его так, что ни дня ни ночи - он
радостно погрязает в деталях, которые подкидывает ему природа. Его
желанная фракция, или осадок, проявляет неожиданное многообразие и
многоликость, и он, как гончая, устремляется за своим веществом,
высматривает - "здесь нет, и здесь... а! вот оно!" - и снова
погоня... Понемногу очищает, скармливает крысам, в них возникает
бешеная энергия, они на глазах умнеют, выделывают всякие трюки,
решают сложные задачи... "Ты кто? - он задает вопрос, - какого сорта
молекула, что в тебе особенного, почему выбрала тебя лучшая на свете
сила?.."
Ведь что такое без жизни этот мир? Мешок с камнями!.. Проходит
месяц, два - и он слышит негромкий, но разумный ответ. "Дальше,
дальше!.." Дальше тягомотина, словно треплешь за плечо упавшего
алкаша, а он, закатив глаза, бормочет что-то невнятное, с брызгами.

- Не складывается, - жалуется он Аркадию, - и хитростью пробую, и
силой. Не приходит решение, хоть плачь! Кое-какая мелочь
вырисовывается, но совсем не то, не то...
- Ну, кто же вам поможет, молодой человек... Может, лучше сложить
руки, и ждать момента?..
Старик шутит, думает Марк, чего ждать, когда время действовать! Но,
может, я, действительно, в погоне за деталями, пробегаю мимо?..
- Этого вам никто не скажет, - подумав, ответил ему Штейн. - Мне
шампанское помогает иногда. Как говаривал мой дед - трезвые мозги
плесенью заросли.
И этот шутник... А дело было вечером, все истрачено, испорчено,
разбито, смешалось без разбора, утеряны концы, в тумане начала...
9
И вдруг получилось - он догадался, куда оно улетучивается в решающий
момент! Разлагается на какой-то невзрачный белок и хрупкий
желтоватый пигмент, а тот и вовсе не выносит света.
- Вы мне дайте его, мне... ну, чуть-чуть, - умолял его Аркадий, - у
меня способ есть проверить, вам и не снилось.
Но Марк знал уже цену похвальбам старика, и не давал, все сам да
сам. Дни и ночи его смешались, недели мелькали пятницами...
- Довольно, остановись, - говорит ему Фаина, - ты сошел с ума.
Мальчик ты неплохой, добрый, но ненормальный. Ты спятил со своим
открытием, а я еще жить хочу!
А он только начал жить, как надо, делает то, что хотел! Ему не
понять, что такое жизнь с точки зрения Фаины. С точки зрения физики
- да, он понимал... Он обещает быть - и не приходит. "Проклятая
колонка, хоть плачь!.." Ночь проходит, день, Фаина обрывает телефон,
а тут еще отказывает его единственная центрифуга, сво-о-лочь... а за
ней словно обвал, все бьется, ломается, истина уходит от него, не
оглянувшись, вещество скрывается в грязи осадков.
С Фаиной вовсе становится невозможно: то редкая страсть, когда он,
скрепя сердце, оторвется от своих стекляшек, то долгие размолвки;
она курит, молчит, и вдруг, с раздражением - "ты уходишь?" То ли,
чтобы скорей ушел, то ли хочет, чтобы остался... Он теряется в
догадках. Понять другого - немыслимая задача. Куда науке - к ней
подходы есть, вопросы, капканы да ловушки, а что делать с человеком,
это же черная дыра!.. Он уходит, страдает... Через полчаса забыл -
снова лезет из пробирок черт знает что, и тут же разлагается! Он
осаждает, отделяет, бьется лбом об стенку...
К вечеру, когда все совсем запутано, звонок: она прежним голосочком
- "ты идешь?.." Он не злодей, все оставляет, бежит, тут же объятия,
никаких объяснений... а он уже с ужасом думает, как бы скорей
обратно, потому что там совсем все не так! Не размыкая объятий, он
лихорадочно перебирает возможности... Она вдруг отталкивает его -
"иди к черту!"
- Ты пойми...
- Я все понимаю! Он уговаривает, жмет плечами, якобы недоумевает, а
сам только и думает, как бы тихо-мирно исчезнуть... В конце концов,
убегает, между ними полувойна-полумир, а вечером следующего дня -
снова звонок, он снова бежит...
10
Но постепенно в нем нарастает равнодушие - "выгонит и лучше, вернусь
пораньше к себе, в кои то веки! улягусь, подумаю... Там Аркадий, я
его совсем забросил, забыл."
Иногда она, придравшись к мелочам, говорит ему - "Уходи!" Он для
вида поспорив, бежит к своим игрушкам, его тут же захватило... К
вечеру вспомнит - "надо бы объясниться...", бежит, по дороге думает:
"если тихо - останусь, нет - так и не надо, вернусь сюда..." Входит,
она его не замечает. Он объясняет, как там теперь важно, она не
слушает, ходит, курит...
- Ты же химик, должна понять.
- Я здесь не химик, - она ему, и тоже права. Но он просто не может
отступиться, того и гляди, подскочит какой-нибудь американец или
японец, ухватит, уведет открытие!.. Он к ней лицом, она в другую
сторону, он громче, она молчит все глуше... Он постоит - и уходит.
Ему нестерпимы туманности, неразрешенные конфликты, он чувствует
усталость - "пусть..." А вечером звонок, сердце забилось, опять
бежит...
К утру, в чужой широкой постели, в чужом роскошном и постылом
доме... Ему хочется чудом перенестись в милую его сердцу кухню,
думать в тишине, чертить планы, схемы... потом к Аркадию, там споры,
приятные бесполезностью и величием проблем.
Свое понемногу перевешивало, и он все чаще, все охотней - к себе да
к себе.
- Ты молодой, - она говорит, - и сумасшедший со своей наукой. Я с
тобой теряю время.
Как теряет?! Он возмущен, вспоминает ее грубость, подозрительность,
неверие в святые для него вещи, редкие в мире - доброту,
самоотверженность, отвагу, честь, бескорыстие, ум, талант,
притяжение бедной, но свободной жизни... Он все это знал и раньше,
но стихия телесной жизни захватила, сила ощущений, кровать,
удаленная от проблем, очаг, еда, ночь без сна, прекрасные рассветы,
когда идешь - новый в новом мире... Он все это любил, как часть
себя, и охотно принял часть за целое, пренебрегая всем остальным,
настолько незыблемым и очевидным, что вспоминаешь, только потеряв.

Разные силы не боролись в нем между собой: когда вступала в действие
одна, другая отступала; он легко качался между крайностями, искренно
полагая, что цельный человек.

11
Мысли его иногда обращаются к первой любви, к Светлане. Вот они на
кафедре у Мартина. Марк весь в опытах, она в уголке готовится к
семинару. С ней было спокойно, мило, дружно... но тоже не вышло -
она ничего особенного не хотела: жить тихо, скромно, его выходки ее
удивляли, восторг перед редкими явлениями пугал. И постепенно она
отошла, нашла себе другого, тихого, хорошего - исчезла. В самом деле
скрылась, даже на улице не встречал, хотя знал, что здесь, ему
говорили. Перестал узнавать. А через пару лет столкнулся лицом к
лицу, и понял, в чем дело. Она стала другой - похудела, коротко
остриглась, платочек, авоська, ребенок, муж, магазин, учебу
бросила...
- А ты... как Мартин?..
Он понес несуразное, чтобы не вникать, с Мартином было уже плохо,
рай распадался... Так и разошлись, а в памяти остался один момент -
нежность, поцелуй, примирение, а все остальное, как сон.