того узкого смысла, какой придается ей обычно, что речь шла не о ба-
нальной покорности и даже не о труднодостигаемом уничижении. Да, он имел
в виду уничижение, но то уничижение, на какое добровольно идет уничижае-
мый. Безусловно, муки ребенка уничижительны для ума и сердца. Но именно
поэтому необходимо через них пройти. Именно поэтому - и тут отец Панлю
заверил свою аудиторию, что ему нелегко будет произнести эти слова, поэ-
тому нужно желать их, раз их возжелал Господь. Только так христианин
идет на то, чтобы ничего не щадить, и раз все выходы для него заказаны,
дойдет до главного, главенствующего выбора. И выберет он безоговорочную
веру, дабы не быть вынужденным к безоговорочному отрицанию. И подобно
тем славным женщинам, которые, узнав, что набухающие бубоны свиде-
тельствуют о том, что тело естественным путем изгоняет из себя заразу,
молят сейчас в церквах: "Господи, пошли ему бубоны", так вот и христиа-
нин должен уметь отдать себя в распоряжение воли Божьей, пусть даже она
неисповедима. Нельзя говорить: "Это я понимаю, а это для меня неприемле-
мо"; надо броситься в сердцевину этого неприемлемого, которое предложено
нам именно для того, дабы совершили мы свой выбор. Страдания ребенка -
это наш горький хлеб, но, не будь этого хлеба, душа наша зачахла бы от
духовного голода.
отца Панлю, стал громче, но святой отец заговорил с внезапной силой и,
словно поставив себя на место своих слушателей, вопрошал, как следует
вести себя. Он уверен, что первой мыслью и первым словом будет страшное
слово "фатализм". Так вот он не отступит перед этим словом, ежели ему
дозволят добавить к слову "фатализм" эпитет "активный". Разумеется, он
хочет напомнить еще раз, что не следует брать пример с абиссинцев хрис-
тианского вероисповедания, о которых он уже говорил в предыдущей пропо-
веди. И не следует даже в мыслях подражать персам, которые во время чумы
кидали свое тряпье в христианские санитарные пикеты, громогласно призы-
вая небеса ниспослать чуму на этих неверных, осмелившихся бороться про-
тив бича, посланного Богом. Но с другой стороны, не надо брать пример
также и с каирских монахов, которые при чумной эпидемии, разразившейся в
прошлом веке, брали во время причастия облатки щипчиками, дабы избежать
соприкосновения с влажными горячечными устами, где могла притаиться за-
раза. И зачумленные персы и каирские монахи равно совершили грех. Ибо
для первых страдания ребенка были ничто, а для вторых, напротив, вполне
человеческий страх перед муками заглушил все прочие чувства. В обоих
случаях извращалась сама проблема. И те и другие остались глухи к гласу
Божьему. Но есть и иные примеры, какие хотел бы напомнить собравшимся
отец Панлю. Если верить старинной хронике, повествующей о великой мар-
сельской чуме, то там говорится, что из восьмидесяти одного монаха оби-
тели Мерси30 только четверых пощадила злая лихорадка. И из этих четверых
трое бежали куда глаза глядят. Так гласит летопись, а летопись, как из-
вестно, не обязана комментировать. Но, читая хронику, отец Панлю думал о
том, что остался там один вопреки семидесяти семи смертям, вопреки при-
меру троих уцелевших братьев. И, ударив кулаком о край кафедры, препо-
добный отец воскликнул: "Братья мои, надо быть тем, который остается!"
ности, от разумного порядка, который вводит общество, борясь с беспоряд-
ком стихийного бедствия. Не следует слушать тех моралистов, которые
твердят, что надо-де пасть на колени и предоставить событиям идти своим
чередом. Напротив, надо потихоньку пробираться в потемках, возможно даже
вслепую, и пытаться делать добро. Но что касается всего прочего, надо
оставаться на месте, положиться со смирением на Господа даже в кончине
малых детей и не искать для себя прибежища.
время марсельской чумы. Проповедник напомнил слушателям, что к концу
эпидемии епископ, свершив .все, что повелевал ему долг, и считая, что
помочь уже ничем нельзя, заперся в своем доме, куда снес запасы продо-
вольствия, и велел замуровать ворота; и вот марсельцы с непостоянством,
вполне закономерным, когда чаша страданий бывает переполнена, возненави-
дели того, кого почитали ранее своим кумиром, обложили его дом трупами,
желая распространить заразу, и даже перебрасывали мертвецов через стены,
дабы чума сгубила его вернее. Итак, епископ, поддавшись последней сла-
бости, надеялся найти убежище среди разгула смерти, а мертвые падали ему
на голову с неба. Так и мы должны извлечь из этого примера урок: нет во
время чумы и не может быть островка. Нет, середины не дано. Надо принять
постыдное, ибо каждому надлежит сделать выбор между ненавистью к Богу и
любовью к нему. А кто осмелится избрать ненависть к Богу?
лись, что проповедь подходит к концу, - любовь к Богу - трудная любовь.
Любовь к нему предполагает полное забвение самого себя, пренебрежение к
своей личности. Но один лишь он может смыть ужас страдания и гибели де-
тей, во всяком случае лишь один он может превратить его в необходимость,
ибо человек не способен это понять, он может лишь желать этого. Вот тот
трудный урок, который я желал усвоить вместе с вами. Вот она, вера, жес-
токая в глазах человека и единственно ценная в глазах Господа, к которой
мы и должны приблизиться. Пред лицом столь страшного зрелища все мы
должны стать равными. На этой вершине все сольется и все сравняется, и
воссияет истина из видимой несправедливости. Вот почему во многих церк-
вах Юга Франции погибшие от чумы покоятся под плитами церковных хоров и
священнослужители обращаются к своей пастве с высоты этих могил, и исти-
ны, которые они проповедуют, воссияют из этого пепла, куда, увы, внесли
свою лепту и малые дети".
двери, ударил в лицо расходившимся по домам прихожанам. Ветер нагнал в
собор запахи дождя, мокрого асфальта, и молящиеся, еще не достигнув па-
перти, уже знали, каким откроется перед их глазами город. Впереди докто-
ра шли старичок священник с молодым диаконом, оба боролись с порывами
ветра, норовившего унести их шляпы. Старичок даже во время этой неравной
борьбы не переставал обсуждать проповедь. Он отдавал должное красноречию
отца Панлю, но его задела смелость высказанных проповедником мыслей. Он
находил, что в проповеди звучала не столько сила, сколько тревога и что
священнослужитель в возрасте отца Панлю не имеет права тревожиться. Мо-
лодой диакон нагнул голову, надеясь уклониться от ударов ветра, и заве-
рил, что он часто бывает у отца Панлю, что он в курсе происшедшей с ним
эволюции, что трактат его будет еще более смелым и, возможно, даже не
получит imprimatureЗ.
ник.
сразу ответил. Воспользовавшись минутой затишья, он сказал только:
противоречие.
сам лично знал священника, который во время войны потерял веру, увидев
юношу, лишившегося глаз.
глаз, христианин может только или потерять веру, или согласиться тоже
остаться без глаз. Панлю не желает утратить веры, он пойдет до конца.
Это-то он и хотел сказать.
частные события и на поведение самого отца Панлю, загадочное даже для
близких ему людей. Пусть читатель судит об этом сам.
ребраться на новую квартиру. Как раз в это время в связи с усилением
эпидемии весь город, казалось, менял свои привычные жилища. И так же как
Тарру пришлось выехать из отеля и поселиться у доктора Риэ, точно так же
и отец Панлю вынужден был выехать из отведенной ему их орденом квартиры
и перебраться к одной старушке, завзятой богомолке, пока еще пощаженной
чумою. Отец Панлю перебирался на новое жилище с чувством все возрастав-
шей усталости и страха. И поэтому он сразу же потерял уважение своей
квартирохозяйки. Ибо когда старушка стала горячо восхвалять чудесные
прорицания святой Одилии, священник выказал легкое нетерпение, что
объяснялось, конечно, его усталостью. И как ни старался он впоследствии
добиться от старушки хотя бы благожелательного нейтралитета, ему это не
удалось. Слишком плохое впечатление произвел он тогда, поначалу. И каж-
дый вечер, удаляясь из гостиной в отведенную ему комнату, утопавшую в
кружевах, собственноручно связанных хозяйкой, он видел только ее спину и
уносил в памяти сухое: "Покойной ночи, отец мой", брошенное через плечо.
И одним из таких вечеров, уже ложась в постель, он почувствовал, как в
висках, в запястьях, в голове забушевали, заходили волны лихорадки, та-
ившейся в нем уже несколько дней.
ки. Утром она, как обычно, поднялась очень рано. Напрасно прождав своего
жильца, она, удивленная тем, что преподобный отец не выходил из спальни,
решилась осторожненько постучать в дверь. Она обнаружила, что он не
вставал после бессонной ночи. Он тяжело дышал, и лицо у него было еще
краснее, чем всегда. По ее словам, она вполне вежливо предложила ему
вызвать врача, но предложение это было отвергнуто с прискорбной рез-
костью, как она выразилась. Ей осталось только одно - уйти прочь. А че-
рез некоторое время отец Панлю позвонил и попросил ее зайти к нему. Он
извинился за свою невольную резкость и заявил, что о чуме не может быть
и речи, что он не обнаружил у себя ни одного из симптомов, очевидно, все
дело в чрезмерной усталости, но это пройдет. На что старая дама с досто-
инством возразила, что ежели она и предложила вызвать врача, то отнюдь
не потому, что встревожилась за себя, что бояться ей нечего, коль скоро
ее живот и смерть в руке Божьей, просто она обеспокоилась состоянием
преподобного отца, так как считает себя в какой-то мере ответственной за
него. Но так как он промолчал, она снова предложила вызвать врача, счи-
Андреев Николай
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Ибсен Генрик