что она не одобряет его занятий. Она не говорила об этом прямо, но кос-
венно давала это понять так же ясно и определенно, как если бы высказала
вслух. Она не возмущалась, нет, но не одобряла: девушка не столь кротко-
го нрава на ее месте возмущалась бы, она же всего лишь была разочарова-
на. А разочаровалась потому, что человек, которого она намеревалась ле-
пить по своему вкусу, не желал, чтобы его лепили. До какого-то предела
он был податлив, как воск, а потом встал на дыбы, не хотел он, чтобы его
перекраивали по образу и подобию ее отца и мистера Батлера.
или, еще того хуже, не понимала. Человек, наделенный такой гибкой нату-
рой, что мог жить в самых неподходящих условиях, казался ей своевольным
и чудовищно упрямым, оттого что не могла она приспособить его к своему,
единственно ей известному образу жизни. Не дано ей было следовать за по-
летом его мысли, и когда она не понимала его рассуждений, полагала, что
он ошибается. Рассуждения всех окружающих были понятны ей. Она всегда
понимала, что говорят мать и отец, братья и Олни, а потому, когда не по-
нимала Мартина, виноватым считала его. То была извечная трагедия - когда
ограниченность стремится наставлять на путь истинный ум широкий и чуждый
предубеждений.
- сказал однажды Руфи Мартин, когда они заспорили о Прапсе и Вандеруоте-
ре. - Согласен, чтобы цитировать, они куда как хороши - два самых видных
критика в Соединенных Штатах. Каждый школьный учитель в Америке смотрит
на Вандеруотера снизу вверх как на главу американской критики. Однако я
читал его писанину, и мне кажется, это образец бессмысленного красно-
байства. Да ведь он - спасибо Колетту Берджесупопросту банален и смер-
тельно окучен. И Прапс не лучше. Его "Ядовитые мхи" прекрасно написаны.
Все запятые на местах, а тон - ну до чего величественный, до чего же ве-
личественный. Ему платят больше всех критиков в Америке, хотя - прости
меня боже - никакой он не критик. В Англии уровень критики много выше.
красиво, так нравственно, так самодовольно - вот где собака зарыта. Их
рецензии благонравны как воскресенье в Англии. Они - рупор общественного
мнения. Они поддерживают преподавателей языка и литературы, а те поддер-
живают их. И ни у одного из них не откопаешь ни единой своеобычной мыс-
ли. Они признают только общепринятое - в сущности, они и есть общеприня-
тое. Они не блещут умом, и общепринятое прилипает к ним так же легко,
как ярлык пивного завода к бутылке пива. И роль их заключается в том,
чтобы завладеть молодыми умами, студенчеством, загасить в них малейший
проблеск самостоятельной оригинальной мысли, если такая найдется, и пос-
тавить на них штамп общепринятого.
ринятого, я ближе к истине, чем ты, когда ты ополчаешься на все это,
словно дикарь с островов Южного моря.
- И к несчастью, все миссионеры отправились к язычникам, и дома теперь
некому сокрушать авторитеты мистера Вандеруотера и мистера Прапса.
замечательный народ. А вот девяти десятым филологов и лингвистов, этим
безмозглым попугайчикам, очень бы полезно проломить головы.
а для Руфи прозвучало святотатством. Не могла она не сравнивать препода-
вателей, подтянутых, эрудированных, в хорошо сидящих костюмах, с хорошо
поставленными голосами, в ореоле культуры и утонченности, - с этим не-
возможным юнцом, которого она почему-то любит, хотя костюм никогда не
будет сидеть на нем хорошо, его выпирающие мускулы свидетельствуют о
тяжком труде, в разговоре он горячится, спокойные доказательства подме-
няет бранью, а невозмутимое самообладание пылкими возгласами. Те, по
крайней мере, хорошо зарабатывают и они джентльмены - да, да, она вынуж-
дена в этом признаться, - а он не может заработать ни гроша, и, конечно
же, он отнюдь не джентльмен.
Пришла к убеждению, что он не прав, исходя - правда неосознанно - из со-
поставлений чисто внешних. Профессора и преподаватели правы в своих суж-
дениях о литературе, потому что они сделали карьеру. Суждения Мартина о
литературе ошибочны, потому что он не мог продать плоды своих трудов.
Говоря словами Мартина, они преуспели, а он - нет. Да и странно было бы,
чтобы он оказался прав, - он, который еще так недавно стоял в этой самой
гостиной, пунцовый от смущения, неуклюже здоровался с теми, кому его
представляли, со страхом озирался по сторонам, как бы раскачиваясь на
ходу, стараясь не задеть плечом какую-нибудь безделушку, спрашивал, дав-
но ли помер Суинберн, и хвастливо заявлял, что читал "Эксцельсиор" и
"Псалом жизни".
лоняется перед общепринятым. Мартину был внятен ход ее мыслей, но он
воздержался от дальнейшего спора. Не за ее отношение к Прапсу, Вандеруо-
теру и к преподавателям английской словесности он любил Руфь и уже начи-
нал понимать и все больше убеждался, что иные предметы его размышлений и
области знания, доступные и открытые ему, для нее не только книга за
семью печатями, но она даже и об их существовании не подозревает.
- умышленно все ставит с ног на голову.
щались из оперы.
мил на еде. Напрасно ждала она, чтобы он заговорил о своих впечатлениях,
и наконец, глубоко взволнованная увиденным и услышанным, сама задала ему
этот вопрос.
больше удовольствия, если бы эти марионетки молчали или вовсе ушли со
сцены.
сила она.
музыку.
после Карузо.
раснейший, по крайней мере так мне кажется.
Сам восхищаешься их голосами, а говоришь, будто они мешали слушать музы-
ку.
того больше отдал, лишь бы не слышать их, когда звучит оркестр. Боюсь, я
безнадежный реалист. Замечательные певцы отнюдь не всегда замечательные
актеры. Когда ангельский голос Барильо поет любовную арию, а другой ан-
гельский голосголос Тетралани - ему отвечает, да еще в сопровождении
свободно льющейся блистательной и красочной музыки - это упоительно, по-
истине упоительно. Я не просто соглашаюсь с этим. Я это утверждаю. Но
только посмотришь на них, и все пропалоТетралани ростом метр три четвер-
ти без туфель, весом сто девяносто фунтов, а Барильо едва метр шестьде-
сят, черты заплыли жиром, грудная клетка точно у коренастого кузнеца-ко-
ротышки, и оба принимают театральные позы, и прижимают руки к груди или
машут ими, как помешанные в сумасшедшем доме; и все это должно означать
любовное объяснение хрупкой красавицы принцессы и мечтательного красавца
принца - нет, не верю я этому, и все тут. Чепуха это! Нелепость! Неправ-
да! Вот и все. Это неправда. Не уверяй меня, будто хоть одна душа в це-
лом свете вот так объясняется в любви. Да если бы я посмел вот так
объясниться тебе в любви, ты бы дала мне пощечину.
ограниченно. (Она торопливо вспоминала слышанную в университете лекцию
об условности искусства.) В живописи у холста только два измерения, но
мастерство художника позволяет ему создать на полотне иллюзию трех изме-
рений, и ты принимаешь эту иллюзию. То же самое и в литературе - писа-
тель должен быть всемогущ.. Ты ведь согласишься с правом писателя раск-
рывать тайные мысли героини, хотя прекрасно знаешь, что героиня думала
обо всем этом наедине с собой, и ни автор, ни кто другой не могли подс-
лушать ее мысли. Так же и в театре, в скульптуре, в опере, во всех видах
искусства. Какие-то противоречия неизбежны, их надо принимать.
ности. (Руфь удивилась, что он так к месту употребил это слово. Можно
было подумать, будто и он окончил университет, а не нахватался случайных
знаний из книг, взятых наудачу в библиотеке.) Но даже условности должны
быть правдивы. Деревья, нарисованные на картоне и поставленные по обе
стороны сцены, мы принимаем за лес. Это достаточно правдивая условность.
Но, с другой стороны, морской пейзаж мы не примем за лес. Не сможем при-
нять. Это насилие над нашими чувствами. Так и ты не можешь, вернее, не
должна была принять это неистовство, и кривлянье, и мучительные корчи
двух помешанных за убедительное изображение любви.
тетных ценителей? - возразила Руфь.
собственное мнение. Я старался тебе объяснить, почему слоновья резвость