заболел коклюшем, кто мечтал заснуть навсегда, потому что был
сыт по горло этой дерьмовой войной, и кто, однако, собирал
остатки своих сил, вытягивался по стойке "смирно" и рапортовал:
"Все спокойно, полковник". А спокойствие и было как раз самым
страшным в нескончаемой войне: оно означало, что ничего не
происходит. Обреченный на одиночество, покинутый своими
предчувствиями, спасаясь от холода, который будет сопровождать
его до могилы, полковник Аурелиано Буэндиа пытался найти в
Макондо последнее убежище, погреться у костра самых старых
своих воспоминаний. Его апатия была такой глубокой, что, когда
сообщили о прибытии делегации либеральной партии для обсуждения
с ним важнейших политических вопросов, он только перевернулся в
своем гамаке на другой бок и даже не дал себе труда открыть
глаза.
-- с редким стоицизмом переносили жгучее ноябрьское солнце.
Урсула поселила их у себя в доме. Большую часть дня они тайно
совещались, запершись в спальне, а вечером просили дать им
охрану и ансамбль аккордеонистов и снимали для себя все
заведение Катарино. "Не мешайте им, -- приказал полковник
Аурелиано Буэндиа. -- Я прекрасно знаю, что им надо".
Состоявшиеся в начале декабря долгожданные переговоры заняли
меньше часа, хотя очень многие думали, что они обернутся
бесконечной дискуссией.
круг, который его адъютанты начертили в душной гостиной возле
похожей на призрак пианолы, укрытой, словно саваном, белой
простыней. Он сел на стул рядом со своими политическими
советниками и, закутавшись в плащ, молча слушал краткие
предложения делегации. Его просили: во-первых, отказаться от
пересмотра прав на землю, чтобы возвратить партии поддержку
землевладельцев-либералов; во-вторых, отказаться от борьбы с
влиянием церкви, чтобы получить опору среди верующих; и
наконец, отказаться от требования равных прав для законных и
незаконных детей, чтобы сохранить святость и нерушимость
семейного очага.
когда чтение было закончено, -- мы боремся только за власть.
соображениям, -- возразил один из делегатов. -- В настоящее
время самое главное -- расширить нашу опору в народе. А там
будет видно.
Буэндиа поспешил вмешаться.
Если ваши поправки хороши, стало быть, следует признать, что
хорош режим консерваторов. Если с помощью ваших поправок нам
удастся расширить нашу опору в народе, как вы говорите, стало
быть, следует признать, что режим консерваторов имеет широкую
опору в народе. И в итоге все мы должны будем признать, что
двадцать лет боролись против интересов нации.
остановил его. "Не тратьте напрасно время, доктор, -- сказал
он. -- Самое главное, что с этого момента мы боремся только за
власть". Все еще улыбаясь, он взял бумаги, врученные ему
делегацией, и приготовился подписать их.
Геринельдо Маркес, -- но это измена.
обмакнутое в чернила перо и обрушился на дерзкого всей тяжестью
своей власти.
стол.
Аурелиано Буэндиа. -- Вы поступаете в распоряжение
революционного трибунала.
словами:
государственной измене, был приговорен к смертной казни. Вновь
погрузившийся в свой гамак полковник Аурелиано Буэндиа
оставался глух к мольбам о помиловании. Накануне дня казни
Урсула пренебрегла приказом сына не беспокоить его и вошла к
нему в спальню. Одетая в черное, необыкновенно величественная,
она так и не присела все три минуты, что длилось свидание.
спокойно, -- и ничего не могу сделать, чтобы помешать этому. Но
предупреждаю тебя об одном: как только я увижу его труп,
клянусь тебе прахом моего отца и моей матери, клянусь тебе
памятью Хосе Аркадио Буэндиа, клянусь перед Богом, где бы ты ни
был, я выволоку тебя и убью своими руками. -- И прежде чем
покинуть комнату, не ожидая его ответа, она заключила: -- Ты
поступаешь так, словно родился со свиным хвостом.
Маркес вспоминал канувшие в прошлое вечера, проведенные в
комнате Амаранты, полковник Аурелиано Буэндиа час за часом
долбил твердую скорлупу одиночества, пытаясь проломить ее.
Единственные счастливые мгновения, которые подарила ему судьба
после того далекого вечера, когда отец взял его с собой
посмотреть на лед, прошли в ювелирной мастерской, где он
занимался изготовлением золотых рыбок. Ему пришлось развязать
тридцать две войны, нарушить все свои соглашения со смертью,
вываляться, как свинья, в навозе славы, для того чтобы он смог
открыть -- с опозданием почти на сорок лет -- преимущества
простой жизни.
изнуренный бессонной ночью, вошел в комнату, где стояли
колодки. "Фарс окончен, друг, -- сказал он полковнику
Геринельдо Маркесу. -- Идем отсюда, пока наши пьянчуги тебя не
расстреляли". Полковник Геринельдо Маркес не мог скрыть
презрения, которое вызвал у него этот поступок.
чем видеть, что ты превратился в одного из продажных наемников.
Буэндиа. -- Надевай сапоги и помоги мне кончить с этой
сволочной войной.
войну, чем кончить ее. Ему понадобился почти год кровавой
жестокости, чтобы вынудить правительство предложить выгодные
для повстанцев условия мира, и еще один год, чтобы убедить
своих сторонников в необходимости принять эти условия. Он дошел
до невообразимых пределов бесчеловечности, подавляя восстания
своих же собственных офицеров, не пожелавших торговать победой,
и, чтобы бесповоротно сломить их сопротивление, не побрезговал
даже помощью войск противника.
наконец-то он сражается за свое освобождение, а не за
абстрактные идеи и лозунги, которые политики в зависимости от
обстановки могут выворачивать с лица наизнанку, наполняла его
пылким энтузиазмом. Полковник Геринельдо Маркес, боровшийся за
поражение столь же убежденно и преданно, как раньше боролся за
победу, упрекал его в ненужной смелости. "Не беспокойся, --
улыбался полковник Аурелиано Буэндиа. -- Умереть совсем не так
легко, как думают". По отношению к нему это было правдой. Он
верил, что день его смерти предопределен, и вера облекала его
чудесной броней, бессмертием до назначенного срока, оно делало
его неуязвимым для опасностей войны и позволило ему в конце
концов завоевать поражение -- это оказалось значительно
труднее, чем одержать победу, и потребовало гораздо больше
крови и жертв.
на войне, он нередко заезжал домой, но всегдашняя спешка,
постоянно сопровождавшая его военная свита, ореол почти
легендарной славы, к которому не оставалась равнодушной даже
Урсула, сделали его в конце концов чужим человеком для близких.
Во время последнего появления в Макондо, когда он снял
отдельный дом для трех любовниц, он всего лишь два или три раза
удосужился принять приглашение к обеду и повидаться со своей
семьей. Ремедиос Прекрасная и родившиеся в разгар войны
близнецы его почти не знали. Амаранта же никак не могла
соединить образ брата, который провел юность за изготовлением
золотых рыбок, с образом легендарного воителя, установившего
между собой и остальным человечеством расстояние в три метра.
Но когда прошел слух о перемирии и все стали думать о том, что
полковник Аурелиано Буэндиа, наверное, скоро вернется домой и