знала, что в другой конторе будет такая же мразь или хуже. Эта усталость по
вечерам -- это что-то феноменальное, это не поддается никакому описанию.
Куда я сейчас гожусь? У меня так хребет ломит от машинки, что хочется выть.
И главное, это никогда не кончится, потому что, если бы это кончилось, то
нечего было бы есть, -- ведь мама ничего не может, -- она даже в кухарки не
может пойти, потому что будет рыдать на чужой кухне и бить посуду, а гад
умеет только прогорать, -- по-моему он уже прогорел, когда родился. Ты не
знаешь, как я его ненавижу, этого хама, хама, хама...".
довольно несимпатичный день. Хотел стихи для тебя, но они как-то еще не
очистились".
-- этот забор и мутненькая звезда? Когда я была маленькой, я не любила
рисовать ничего некончающегося, так что заборов не рисовала, ведь это на
бумаге не кончается, нельзя себе представить кончающийся забор, -- а всегда
что-нибудь завершенное, -- пирамиду, дом на горе".
получалось солнце за морем. А самое большое детское мученье: неочиненный или
сломанный цветной карандаш".
что красные и синие, -- оттого, что он мало работал, -- помнишь?".
Положим, он у меня потом разошелся всласть. Именно потому, что рисовал
невидимое. Можно было массу вообразить. Вообще -- неограниченные
возможности. Только без ангелов, -- а если уж ангел, то с громадной грудной
клеткой и с крыльями, как помесь райской птицы с кондором, и душу младую
чтоб нес не в объятьях, а в когтях".
чтобы мы могли не быть. Во всяком случае, мне бы не хотелось ни во что
обращаться".
убежден, что нас ждут необыкновенные сюрпризы. Жаль, что нельзя себе
представить то, что не с чем сравнить. Гений, это -- негр, который во сне
видит снег. Знаешь, что больше всего поражало самых первых русских
паломников, по пути через Европу?"
такой слух, что он, бывало, лежит на диване и напевает целую оперу, с начала
до конца. Раз он так лежал, а в соседнюю комнату кто-то вошел и заговорил
там с мамой, -- и он мне сказал: Этот голос принадлежит такому-то, двадцать
лет тому назад я его видел в Карлсбаде, и он мне обещал когда-нибудь
приехать. Вот какой был слух".
своего знакомого, который жаловался, что в Карлсбаде теперь совсем не то, --
а раньше что было! пьешь воду, а рядом с тобой король Эдуард, прекрасный,
видный мужчина... костюм из настоящего английского сукна... Ну что ты
обиделась? В чем дело?"
лучше, какая бабочка около фонаря".
знает".
Мой отец говорил, что это больше всего похоже на потерю равновесия, как вот
неопытного велосипедиста притягивает канава. Свет по сравнению с темнотой
пустота. Как она вертится! Но тут еще что-то есть, -- вот-вот пойму".
планов для тебя. Я так ясно чувствую, что ты когда-нибудь размахнешься.
Напиши что-нибудь огромное, чтоб все ахнули".
Чернышевского".
нечего тебе говорить, как я люблю твои стихи, но они всегда не совсем по
твоему росту, все слова на номер меньше, чем твои настоящие слова".
не знаю, о чем будут они. Вспомню окончательно и напишу. Скажи-ка, между
прочим, как ты в общем себе представляешь: мы всю жизнь будем встречаться
так, рядком на скамейке?"
на бал, а еще этим летом, когда у меня будет отпуск, я поеду на две недели к
морю и пришлю тебе открытку с прибоем".
Тиргартене, в розариуме, там где статуя принцессы с каменным веером".
журнальчик, он перелистал его, ища недостроенных мест, и, когда оказалось,
что всг уже сделано, пробежал глазами отрывок в два столбца из юношеского
дневника Чернышевского; пробежал, улыбнулся и стал сызнова читать с
интересом. Забавно-обстоятельный слог, кропотливо вкрапленные наречия,
страсть к точке с запятой, застревание мысли в предложении и неловкие
попытки ее оттуда извлечь (причем она сразу застревала в другом месте, и
автору приходилось опять возиться с занозой), долбящий, бубнящий звук слов,
ходом коня передвигающийся смысл в мелочном толковании своих мельчайших
действий, прилипчивая нелепость этих действий (словно у человека руки были в
столярном клее, и обе были левые), серьезность, вялость, честность,
бедность, -- всг это так понравилось Федору Константиновичу, его так
поразило и развеселило допущение, что автор, с таким умственным и словесным
стилем, мог как-либо повлиять на литературную судьбу России, что на другое
же утро он выписал себе в государственной библиотеке полное собрание
сочинений Чернышевского. По мере того, как он читал, удивление его росло, и
в этом чувстве было своего рода блаженство.
Яковлевны ("Что это вас совсем не видать? Скажите, вы сегодня вечером
свободны?"), то "8х8" с собой не захватил: в этом журнальчике уже была для
него сентиментальная драгоценность, воспоминание встречи. В гостях у своих
друзей он нашел инженера Керна и объемистого, с толстым старомодным лицом,
очень гладкощекого и молчаливого господина, по фамилии Горяинова, который
был известен тем, что, отлично пародируя (растягивал рот, причмокивал и
говорил бабьим голосом) одного старого, несчастного журналиста со
странностями и неважной репутацией, так свыкся с этим образом (тем
отомстившим ему), что, не только так же растягивал к низу углы рта, когда
изображал других своих знакомых, но даже сам, в нормальном разговоре начинал
смахивать на него. Александр Яковлевич, осунувшийся и притихший после своей
болезни, -- ценой этого потускнения выкупивший себе на время здоровье, --
был в тот вечер как будто оживленнее, и даже появился знакомый тик; но уже
призрак Яши не сидел в углу, не облокачивался сквозь мельницу книг.
Яковлевна. -- Ну, я очень рада. Не ухаживаете за дочкой? Нет? Между прочим,
я как-то вспоминала, что когда-то у меня были общие знакомые с Мерцем, --
это был отличный человек, джентльмен во всех смыслах, -- но я думаю, что она
не очень охотно признается в своем происхождении. Признается? Ну, не знаю.
Думаю, что вы плохо разбираетесь в этом".
раз видел ее на заседании бального комитета. Ей было всг не по носу".
концев все барышни метят в красавицы. Не будем злы".
изредка странно поднимал мясистый подбородок и тонко откашливался, точно
кого-то призывал. "Покорно благодарю", -- говорил он с поклоном, когда ему
предлагали варенья или еще стакан чаю, а если он что-нибудь хотел поведать
соседу, то придвигал голову как-то боком, не обращая к нему лица, и, поведав
или спросив, медленно опять отодвигался. В разговоре с ним бывали странные
провалы, оттого что он ничем не поддерживал вашу фразу и не смотрел на вас,
а блуждал по комнате карим взглядом небольших слоновьих глаз и вдруг
судорожно прочищал горло. Когда он говорил о себе, то всегда в
мрачно-юмористическом духе. Весь его облик вызывал почему-то такие
ассоциации, как, например: департамент, селянка, галоши, снег "Мира
Искусства" идет за окном, столп, Столыпин, столоначальник.
Федору Константиновичу, -- что скажете хорошего? Выглядите вы неважно".
назад, вы мне дали благой совет описать жизнь вашего знаменитого
однофамильца?"
Яковлевна. -- Ну, написали бы, -- я не знаю, -- ну, жизнь Батюшкова или
Дельвига, -- вообще, что-нибудь около Пушкина, -- но при чем тут
Чернышевский?"
голыми стеклами пенснэ, попытался раздавить орех в ладонях. Горяинов передал
ему, таща их за ножку, щипцы.
Сертаков Виталий
Конюшевский Владислав
Соломатина Татьяна
Орлов Алекс
Глуховский Дмитрий
Роллинс Джеймс