Чтение 38–й страницы книги ~Звездный час Уилта~

Флинт будто и не расслышал вопроса.

-- Сколько тебе дали в последний раз? -- поинтересовался он.

-- Тьфу ты! Ну сидел я, сидел. Давно уже. Да разве вы, ироды,
отвяжетесь? Как только кого-нибудь слегка грабанут или отмутузят, так сразу
начинается. На кого бочку катить? Кто у нас срок мотал? Тед Лингдон. А ну-ка
его к ногтю. По-другому вы, гады, и не умеете. Никакого воображения.

Флинт перевел взгляд с механика на мистера Лингдона.

-- Зачем мне воображение? У меня есть кое-что получше. Показания одного
человечка. Давал в присутствии свидетелей, ничего не утаил. Документ по всей
форме, комар носа не подточит. Суд поверит всенепременно.

-- Показания? Какие такие показания? -- мистер Лингдон заметно
смутился.

-- Сперва спроси чьи.

-- Ну, чьи?

-- Клайва Суоннела.

-- Старый пидор? Да ладно вам. Он бы ни за что... -- Лингдон прикусил
язык. -- На понт берете?

Флинт понимающе улыбнулся.

-- А что скажешь насчет Рокера?

Лингдон молча загасил сигарету.

-- Его показания тоже имеются. Все чин чином. Вон куда дело-то пошло..
Ну как, продолжать?

-- Я даже не пойму, о чем вы. Вам бы лучше...

-- Следующая по списку, -- объявил Флинт, упиваясь тем, что противник у
него в руках, --цыпочка из Чингфорда по имени Энни Мосгрейв. Обожает
пакистанцев. А китайцев принимает по трое в один присест. Никаких тебе
расовых предрассудков. Почерк у нее аккуратный. Не захотела, вишь ты, чтобы
как-нибудь ночью к ней вломился бедокур с мясницким ножом.

Лингдон ерзал в кресле и вертел в руках пачку сигарет.

-- Брешете вы все, -- сказал он.

-- Конечно, брешу, -- пожал плечами Флинт. -- Иначе и быть не может.
Чтобы безмозглый старый легаш -- и не брехал? Особенно когда у него в
участке за семью замками такие показания с собственноручными подписями. А
вот тебя, Тедди, я за семью замками держать не стану, и не надейся. Я
ублюдков, которые торгуют "дурью", терпеть не могу, -- Флинт подался вперед
и улыбнулся. -- Зато присутствовать при осмотре трупа не откажусь. Твоего
трупа, голубчик. Даже попытаюсь тебя опознать. Хотя это будет
затруднительно. Ну что тут, скажи на милость, опознавать? Ни рук, ни ног,
зубы повыдерганы -- если, конечно, убийцы оставят голову, а не сожгут, когда
раскурочат все остальное. А уж они покуражатся в свое удовольствие. Такие
безобразники. Помнишь Криса из Террока? Не приведи господи умереть такой
смертью. Как он кровью-то истекал! Оторвали ему...

-- Заткнитесь, -- взорвался бледный, трясущийся Лингдон.

Флинт встал.

-- Времени у тебя не остается. Не хочешь браться за ум -- уговаривать
не стану. Я ухожу, и больше ты меня не увидишь. Но скоро к тебе заглянет
другой человек, незнакомый. Попросит напрокат автоприцеп, чтобы свозить
развеселую компанию в Бакстон. Выложит деньги, слова грубого не скажет, а
потом пойдет потеха и ты сильно пожалеешь, что имеешь дело не со мной, а с
дружками Мака и их садовыми ножницами.

-- Мак умер, -- почти прошептал Лингдон.

-- Мне говорили. А Родди Итон жив и здоров, проворачивает дела как ни в
чем не бывало. Чудной парень этот Родди. Я слыхал, он страх как любит
калечить людей. Особенно тех, кто много знает и может ненароком ляпнуть
такое, что Родди загремит в тюрьму до конца своих дней.

--Мне бояться нечего. Буду молчать как рыба.

-- Когда они придут эту рыбку потрошить, подашь голос за милую душу.
Спорим? -- предложил Флинт и открыл дверь.

Лингдон остановил его:

-- Мне нужны гарантии. Без них не согласен.

Флинт покачал головой.

-- Сколько тебе повторять: я безмозглый старый легаш. Королевским
помилованием не торгую. Надо будет покаяться -- сам ко мне придешь. До часа
я в участке, -- инспектор взглянул на часы. -- В твоем распоряжении один час
двадцать минут. Если за это время не надумаешь, закрывай лавочку и раздобудь
ружье. Да не хватайся за телефон -- узнаю. Даже если будешь звонить из
автомата. А в начале второго и Родди кое-что узнает.

Флинт прошествовал мимо автоприцепа. Он не сомневался: паршивый ублюдок
прибежит к нему, поджав хвост. Для Флинта это чистая победа, хоть он и
добился ее грязными уловками. Вот Роджеру-то вилка в бок! Зря, что ли, Флинт
все время повторяет, что многолетний опыт -- штука незаменимая. А уж если
родной сын сидит за наркотики, этим и вовсе грех не воспользоваться. Но
сообщать о своих источниках информации старшему офицеру инспектор Флинт не
обязан.

17

-- Вражеский агент? -- гремел генерал ВВС, начальник базы Бэконсхит.
-- Почему мне сразу не сообщили?

-- Да, сэр, хороший вопрос, -- поддакнул Глаусхоф.

-- Нет, майор, это скверный вопрос. Я бы вообще не должен был его
задавать. Я не обязан задавать вопросы. Не для того я сюда поставлен. Я
призван поддерживать на базе железный порядок. Военнослужащие тут должны
сами находить ответы на все вопросы.

-- Я имел это в виду. сэр.

-- Что имели в виду?

-- Имел в виду эту задачу, когда узнал, что на территорию проник агент.
Я сказал себе...

-- Меня, майор, не интересует, что вы себе сказали. Меня интересует,
чего вы добились, -- повысил голос генерал. -- Доложите о результатах.
Насколько мне известно, вы преуспели только в одном: отравили газом
десятерых военнослужащих и членов их семей.

-- Одиннадцать, сэр.

-- Одиннадцать? Тем хуже.

-- А вместе с Уилтом, вражеским агентом, двенадцать.

-- Так что же вы говорите "одиннадцать"? -- возмутился генерал,
поигрывая моделью бомбардировщика Б-52.

--Лейтенант Хара, сэр, пострадал в ходе операции. С гордостью должен
отметить, сэр, что, если бы не отвага, которую он проявил, подавляя
ожесточенное сопротивление врага, мы понесли бы тяжелые потери, а возможно,
кое-кто был бы взят заложником.

Генерал Бельмонт поставил модель Б-52 и потянулся за бутылкой виски, но
вовремя вспомнил, что обязан оставаться на высоте положения.

-- Про сопротивление мне не докладывали, -- произнес он более
благожелательным тоном.

-- Так точно, сэр. Учитывая настроения общества, мы не посчитали нужным
предоставлять информацию прессе, сэр, -- сообщил Глаусхоф. Он обрадовался,
что удалось отвертеться от расспросов генерала, и решил воздействовать на
него энергичнее. Поскольку начальника базы даже упоминание об огласке
выводило из себя, Глаусхоф о ней и упомянул:

-- Мне представляется, сэр, что всякая огласка...

-- Боже ты мой, Глаусхоф! -- взвился генерал. -- Сколько раз повторять:
никакой огласки. Это распоряжение высшего командования, директива номер
один. Никакой огласки, черт бы ее драл! Как бы мы смогли защитить Свободный
мир, если бы каждый факт становился достоянием прессы? Зарубите себе на
носу: никакой огласки!

-- Я так и подумал, генерал. И поэтому в целях безопасности отдал
приказ приостановить работу информационной службы и ввести особый режим
секретности. Ведь если станет известно о проникновении вражеского агента...

Глаусхоф сделал паузу и дал генералу возможность собраться с силами для
новой вспышки гнева. Генерал действительно не замедлил предпринять
эшелонированную атаку на гласность. Когда взрывы негодования отгремели,
Глаусхоф исподволь указал генералу нужную цель:

-- Позвольте обратить ваше внимание, сэр, что деятельность разведки не
позволяет надеяться на полное сохранение секретности.

-- Ах, вот как? Ну так имейте в виду, майор: я отдаю приказ
исключительной важности, обязательный для исполнения всеми службами базы. Я
приказываю приостановить работу информационной службы и ввести особый режим
секретности. При-ка-зы-ва-ю, слышите?

-- Так точно, сэр. Я немедленно передам его разведслужбе. Потому что,
если пресса пронюхает...

-- Майор Глаусхоф, вы слышали мой приказ. Незамедлительно доведите его
до сведения всех служб.

-- В том числе и разведки, сэр?

-- Ну конечно, -- прорычал генерал. -- Наша разведка лучшая в мире, и я
не желаю, чтобы настырность прессы мешала ей выполнять свои обязанности на
прежнем высоком уровне. Вам ясно?

-- Так точно, сэр, -- и Глаусхоф помчался отдавать распоряжения. Скоро
к штабу разведки была приставлена вооруженная охрана, а на базе объявлен
особый режим секретности. Поскольку никто не мог точно сказать, что это за
режим, приказ вызвал самые разные толки. Кто-то понял его в том смысле, что
въезд и выезд с территории для гражданских лиц будет запрещен; по мнению
других, это означало, что весь летный состав должен быть поднят по тревоге.
Собственно, этой ночью летный состав поднимался по тревоге не один раз, так
как из-за ПГ-2 то и дело срабатывала сигнализация, сообщающая о действии
химического оружия. К утру по базе распространились столь противоречивые
слухи, что Глаусхоф успокоился, вернулся к себе, устроил жене выволочку за
то, что подбивает лейтенанта Хару нарушить субординацию в постели
начальника, и наконец завалился спать. Ему следовало хорошо выспаться:
впереди допрос Уилта, надо быть в форме.