подорвет.
изрыгая из всех центральных и боковых дюз оранжевое пламя, медленно
подалась вверх. Гул усилился. Казалось, под землей заработал какой-то
адский строительный завод, какая-то неведомая доселе созидательная сила
вгрызалась в спящие веками болота, копала, засыпала, бетонировала. Она тут
же гремела топорами, звенела пилами, стучала молотками. Гудящее,
непрерывное движение кирпича, стекла и железа слилось в единое звенящее
веселое пение космического агрегата. Обреченно затихла Северная Застава.
Выстраивалась новая космическая эра.
меня до сих пор, - снова и снова всплывает голос диктора центральной
программы. - Это выражение их лица после оглашения приговора. Какое-то
растерянное, будто от внезапной, незаслуженной обиды, скорее мальчишечье,
да, именно детское удивление, искреннее, словно говорящее: как же так? Нас
ведь нельзя так просто взять и наказать, мы ведь покаялись, мы
признались...
знал немецкий язык), но сколько ни перечитывал их, сколько он ни
обдумывал, подвергая все самому тщательному сомнению, никаких следов
преднамеренной лжи не нашел. "Сон разума рождает чудовища" - ведь это же
как дважды два. Человек, сказавший такое, не даст себя усыпить! Было
отчего расстраиваться. Еще бы, думал Имярек, теперь меня не трудно
убедить, что мои друзья-соратники кормили отравленной колбасой население.
Не-ет, дудки, - не соглашался Имярек и требовал стенограммы допросов.
Лучше бы он их не требовал!
обезьянку, вдруг начинает ощущать правой щекой теплый сквозняк из
открытого черного окна. Ласковый ветерок доносит в координаторную парное
дыхание столичной ночи. Оттуда, из-за высокой крепостной стены, доносится
чей-то звонкий смех и плеск речной волны. Чудаки, ночью купаются,
мечтательно заключает Имярек. А почему нет? Городские камни теперь
источают на голые тела купальщиц накопленное за длинный июльский день
солнечное тепло. Хорошо, наверное, посидеть сейчас на ступеньках,
поболтать ногами в воде, задохнуться, наконец, от счастья свободы и любви.
И не слушать, не слушать монотонный Бошкин голос.
идей, он вернулся к своему народу и удивился, что никто не встретил его
цветами и рукопожатиями. Как же так, думал он, я открыл окно для свежих
ветров перемен, я осветил знаниями темные плоские равнины, а в результате
они не только не перестали быть рабами, но наоборот, выбрали себе нового
идола?!
как полная луна. Страшно себе представить, а тем более перейти к
практической проверке метеоритной гипотезы образования лунных кратеров.
Как же это происходит? Сначала трескается тонкая лунная кора. Впрочем, при
таком давлении твердое тело подобно жидкости. От места удара по
поверхности и вглубь бежит упругий напряженный скачок, освобождая
пространство от кожи и костей. Тем временем само ударяющее тело входит
глубже, расходуя свою энергию на поднятие и нагрев коры. Да, по краям
поверхность пучится, поднимается, образуя так называемый кольцевой вал, а
в центре вдруг возникает султан и из отверстия бьет и хлещет расплавленная
магма, смешанная с осколками базальтовых пород...
окончательно поверил в его существование. Аппарат, напоминавший снаружи
отрицательный скомкователь лживого вакуума, предназначенный для сообщений
между отдельными вселенными, изнутри выглядел вполне прозаично. Но он был
не в обиде. Ведь его картонная модель, созданная лет пятнадцать назад,
вообще не содержала никаких внутренностей. Едва Илья Ильич принялся
ходить, ощупывая мягкие внутренности "надкосмического организма" (как он
называл устройство своего будущего звездолета), Варфоломеев прервал его и
попросил занять место для старта. Генеральный конструктор был бледен и
строг, как пейзаж за толстыми стеклами иллюминаторов. Илья Ильич как раз
разглядывал дрожащий в испарениях ракеты-носителя левый берег реки Темной,
стараясь выхватить дальнозорким взглядом из толпы родное существо.
Кажется, он даже приметил Сонино серое пальтишко на фоне искрящегося
высокими окнами зимнего дворца. Вдруг все задрожало и напряглось, и старая
добрая Застава медленно начала проваливаться вниз. Потом быстрее, быстрее,
как будто ее кто-то столкнул с насиженного места, по крутому ледяному
склону, навстречу новым непредсказанным событиям.
громко, радостно расхохотались.
путешественников потихоньку падало. Запасы провизии, с таким трудом
закупленные стариком Чирвякиным и с таким искусством доставленные на борт
мужем Марты Карауловой, постепенно истощались. До этого надоевшая, первого
сорта яичная вермишель, сейчас воспринималась как последняя надежда на
лучшее будущее. Экипаж теперь больше помалкивал. Не то, что в первые дни,
когда оба возбужденно обсуждали, спорили, намечали маршрут. Однако
однородность и изотропия Вселенной кого хотите доведут до скуки.
Собственно, это Илья Ильич настоял на свободном поиске в видимой части
окружающего Галактику пространства. Варфоломеев сопротивлялся как мог. Он
пытался убедить учителя в тщетности поисков разумной жизни здесь, говорил
об отсутствии космических чудес, о гигантском молчании, взывал, наконец, к
техническому благоразумию просветителя Северной Заставы.
помощью нашего аппарата все равно что ковыряться в зубах микропроцессором
четвертого поколения.
опечаленный обнаруженной бессознательностью видимой части Вселенной.
одновременно межвременном путешествии.
некотором смысле фантазировал.
какая-то.
учителя, и они легли на новый курс. Рискованное мероприятие! Если учесть,
что продукты на исходе, а конца путешествию в безвременье видно еще не
было. За бортом хлюпала и чавкала квантово-механическая трактовка лживого
вакуума. Как известно, безвременье характеризуется отсутствием монотонных
процессов. Варфоломеев от этого перестал бриться, а Илья Ильич часами
сидел у иллюминатора и, закрыв глаза, вспоминал былые времена,
беспорядочно прыгая с одной мысли на другую. Все происшедшее с ним он
теперь опять полагал сновидением. Помнится, когда он в последнюю ночь
перед стартом проснулся, разбуженный, как ему показалось, шепотом, он
встал и тихонько пошел проверить комнату Сони. Вот так же много лет назад
он внезапно нагрянул с астрономических наблюдений и вдруг услыхал шепот
Елены Андреевны. Страшное это дело - шепот любимой женщины в темноте.
Именно тогда и наступает безвременье, когда ты мечешься по трем черным
углам, стараясь, чтобы действительность перестала быть реальностью. Но все
это зря. Ты не можешь терпеть тихих слов на влажных губах. Тебе хочется,
чтобы наступил свет, чтобы прервалась тишина, и шепот погряз в будничных
звуках. Именно погряз, затерся, как бы исчез. Потому что ты боишься: не
дай бог, кто-нибудь кроме тебя еще услышит полуночный разговор, или еще
того хуже, как бы самому не нашуметь и не обнаружиться в столь позорном
состоянии. Слава богу, на этот раз его опасения были напрасными. Едва он
приоткрыл дверь и окликнул Соню, та ему ответила успокоительным словом, и
он удалился для отдыха перед стартом. Наверняка Соня шепталась во сне. Еще
с вечера он заметил, будто она немного не в себе. Видно, ее здорово
проморозило там, на площади перед государственным домом.