торопись, поспешность в твоих действиях может быть расценена как
беспокойство. А беспокойство капитана - тревога для остальных. Плавал я на
пассажирском пароходе, друзья мои, шел как-то из Владивостока в Одессу. Сижу
после ужина в первом классе, с пассажирами беседую. И вдруг наш ресторатор
Прохоров, человек он как бы не совсем морской, с торопливостью подходит ко
мне и шепчет на ухо: "В носовом твиндеке пожар". Пассажиры видят у него
испуг на лице и заволновались. Стали меня спрашивать, не случилось ли чего
на пароходе, нет ли опасности... Пожар на пароходе дело страшное, однако
паника еще страшнее. Я говорю пассажирам: "Ничего серьезного, господа", а
ресторатору приказываю принести бутылку пива. Принес мне официант пива, я с
пассажирами пошучиваю. Ну, они успокоились. В душе у меня в те минуты,
конечно, черт знает что, но по моему лицу пассажиры ничего не узнали.
Так-то, друзья..."
скоростью вертелись у него, перепрыгивая с одного на другое. Конечно, у
каждого капитана когда-то было в жизни незабываемое событие - выход в первый
самостоятельный рейс. Чувствуешь себя как на экзаменах, из всех закутков
памяти лихорадочно выгребаешь свои знания. Обычно в этих случаях у моряка
есть собственный опыт, и немалый. Плавание старшим помощником особенно
укрепляет знания судоводителя и тренирует его. Но у Феди не было никакой
практики. Почти для любого дела он мучительно, ощупью сам отыскивал
правильное решение. И обстоятельства оказались совершенно необычными,
пароход брошен, сидит на мели в опасном месте. В его распоряжении вместо
опытного экипажа всего два моряка и Таня. Но зато такая проба сил должна
была сказать ему многое: получится из него настоящий капитан или нет. Здесь
играют роль не только знания, но сила воли, отвага. За действиями Феди не
следили бывалые моряки, готовые осудить за каждую ошибку, но ему, как любому
новичку, казалось, что за ним смотрят.
Сначала взять на стопор, потом соединить шестеренки, стопор отдать... так
ли?" Юноше показалось, что он что-то забыл. Сразу прошиб пот. Он схватил
старенький учебник, аккуратно обернутый бумагой, разрисованной якорями и
парусниками, и стал торопливо листать его. В книге нет. Как же теперь
быть?.. Вспомнил про свои записки: в черную клетчатую тетрадь он аккуратно
заносил все. Где она? А вдруг осталась на берегу? Или в его каюте?
китайскими драконами, буфет - тараканье царство, где, бывало, он дежурил по
вечерам... Несколько шагов по коридору правого борта, каюта буфетчика, рядом
- Федина, с эмалированной дощечкой над дверью: "Стюарды". Каюта маленькая,
двухместная. Федя открыл рундук, пошарил на верхней полочке. "Астрономия"
Шульгина в темно-красной обложке, "Навигация" Беспалова, "Астрономический
английский ежегодник"... и вот, наконец, в его руках черная клеенчатая
тетрадь. Федя сразу успокоился. Теперь все в порядке.
плотную бумагу, осветил место над койкой, где торчали четыре осиротевшие
кнопки, и бережно прикрепил ее на прежнее место. Таня вновь улыбнулась ему.
стук - захлебываясь, с трудом работал насос, выкачивая воду из балластов.
Хлопнула топочная дверца в котельной. Зазвенела по железным плитам настила
лопата - там сгребали уголь. Раньше Великанов не обращал внимания на такие
звуки из недр парохода. Теперь каждый стук и шорох касался его, капитана, и
воспринимался всем его существом. На корме он услышал жалобное мычание.
"Коровы остались без воды. И, наверно, голодные". Федя прошел к загородке и
пошарил в кормушке. Так и есть, пусто. Шершавый язык лизнул Федину руку. Он
различил две рогатые черно-белые головы.
солдаты. Федя накачал воды и вдоволь напоил животных. Потом принес охапку
сена. Все это он делал в темноте, почти на ощупь.
вздрогнул - звонкоголосый петух напугал его. За первым пропел второй, потом
третий, дальше Федя потерял счет. "Тоже надо бы покормить... ну, потом...
Капитан Гроссе любил курятину", - вспомнил Федя. Махнув рукой на загородку
для птиц, он прошел на мостик.
заплескиваясь на палубу. Ветер переменился и стал задувать с юго-запада.
Вообще-то хорошо, что ветер изменил направление, но Федя боялся западного
ветра, он мог затащить пароход еще плотнее на мель. Тревожные мысли.
Беспокойной будет вся ночь. Но надо держаться, быть капитаном.
рассказы о казаке Ерофее Хабарове, проникшем к реке Амур почти три века
назад. Елена Петровна утверждала, что она приходится праправнучкой
знаменитому землепроходцу. "Я ведь тоже Хабарова", - не раз говорила она
Феде. Правда, доказательств о родстве со знаменитым земляком у нее было.
в Приамурье дорог русскому сердцу. Хабаров строил крепости, укреплял
города... Ну, а если он был пращуром бабушки Елены Петровны, то и с Федей он
одних кровей.
а землей, на которой он родился и вырос. Кому же, как не ему, потомку казака
Хабарова, защищать свою землю от чужеземцев! Ерофей Хабаров - в бархатном
кафтане и собольей шапке - казался ему былинным богатырем, которому надо
стараться подражать во всем. Он представил, как бы поступил Хабаров, появись
он сейчас в Приморье. Вот бы побежали от него японцы!..
предприимчивых людей вскормил Дальний Восток! А сколько сынов русского
народа показали здесь свои силы и способности! Мореплаватели, известные
всему миру, путешественники - бесстрашные исследователи родной земли.
Чирикова, и на Невельского. Но особое чувство он питал к прапорщику
Комарову, скромному основателю военного поста на берегу бухты Золотой Рог -
зародыша Владивостока. Во всяком случае, здесь к чувству восхищения была
примешана немалая доля хорошей зависти.
переговорную трубу и сказал, что он готов действовать, Федя не раздумывая
стал выбирать якорь.
на иссиня-черный дым, медленно, словно нехотя, выползавший из трубы и
растворявшийся в тумане. Превосходный дым. Ох, какой же замечательный парень
Виктор Никитин!
самый критический момент. Пароход сдвинулся с места. Вот он уже слушается
руля... Теперь Федя, весь подобравшись, отсчитывал время поворотов. Ему
помогала Таня: не без страха она впервые в жизни встала за руль. Ломов
измерял лотом глубины. Последние, самые волнительные минуты...
"Синий тюлень" выходит в открытое море. Дальше от бухты, от камней, скорее,
скорее! Федя поставил телеграф на полный ход.
виден из лагеря за высоким восточным мысом, машину застопорили. Все четверо
- вся команда - собрались в штурманской: надо было решать, что делать
дальше. Совещание длилось недолго, решение единогласное: идти в
Императорскую гавань, к партизанам.
оставили с носом беляков!
карателей, "Синий тюлень" в наших руках. Вы знаете, что это такое? Мы
поможем партизанам, будем перевозить для них разные грузы. Мы заведем на
нашем пароходе новые порядки. У нас будет маленькая плавучая республика.
Друзья, все будет по-новому. Будем такими, как мой отец - он погиб за
революцию - или как прапорщик Комаров, - не забыл Федя своего любимца. - И
дисциплина будет у нас крепкая. Мы все сделаем, не надо только думать, что
трудно... Виктор, машинист Никитин, полный вперед!
пожалуй, будет не до этого.
руки... Помолчав, стали вспоминать кто что. Особенное впечатление произвел
рассказ Ломова, как у них на "Кишиневе" в прошлом году чума случилась.
другой. Наш медик говорит: чума. Пришли в Чифу. Карантинный врач -
англичанин (порт китайский, а врач английский). Он, как узнал, что у нас,
кубарем с трапа! Мы медицинскую помощь просим, а портовые власти вместо
этого на нас два катера с пулеметами. Это на случай, если мы на берег
задумаем сойти... А на борту у нас к тому времени двенадцать мертвецов.
Выходит дело, всем погибать... -Ломов потрогал свою бородку. - Ладно. Я все
это к чему говорю: наш старпом Бочек, Александр Павлович, добровольцем
взялся чумные трупы в гробы уложить, карболовкой залить - и на баржу их.
весь мир по радио объявить, что творят англичане. Баржу потом вместе с
гробами подожгли, горящую вывели в море и потопили...
помог?
Жильцов и Лацит. Все добровольцы. Досталось им. Трупы закостенели. В гроб не
сразу уложишь. Приходилось кому руки, кому ноги ломать...
Машинист хотел сказать что-то еще, но...
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Суворов Виктор
Никитин Юрий
Браун Дэн
Перумов Ник