расстаться с квартирой и всем ее содержимым, с ним случилась форменная
истерика. Он рыдал, катался по полу и орал, что все это на самом деле
принадлежит сестре, что он здесь только хранитель, что у Норы свои виды на
квартиру и обстановку. Никитенко был готов и к этому. Он предложил Илье
несложный выбор - или гнев мачехи (а ни на что более весомое она будет
неспособна, поскольку формально владельцем квартиры является он) и жизнь на
свободе, в условиях, в которых живут миллионы честных советских тружеников,
или колония усиленного режима (а учитывая особенности личности и состояние
здоровья уважаемого Ильи Соломоновича, можно не сомневаться, что он там и
месяца не протянет, причем месяц этот будет для него неприятен во всех
отношениях). Но и при втором варианте квартира со всем содержимым мачехе не
достанется, а будет конфискована в пользу государства. Илья скис и сделался
ко всему безучастен.
сотрудников оставил в уже не принадлежащей ему квартире, где продолжал
работать "эксперт", в миру - директор элитарного комиссионного магазина на
Невском, добрый знакомый Николая Николаевича. Все обнаруженные при обыске
деньги и ценности лежали в большом опечатанном чемодане, помещенном покамест
в запертую и тоже опечатанную кладовку. Никитенко и двое других сотрудников
выехали вместе с Сильванским на его квартиру, где предстояло забрать
остальное.
завершена, и пришло время делить доходы. Реально эти доходы оказались
несколько выше суммы, названной Никитенко Сильванскому, но на заключительном
заседании штаба было решено передать этот излишек "экспертам",
осуществлявшим распродажу имущества - ведь именно благодаря их
профессионализму этот излишек и возник.
уже согласованным планом. Таня получила квартиру (тянувшую по "рыночному
курсу" на пятьдесят тысяч), пятнадцать тысяч деньгами и кое-какие дорогие
безделушки, в том числе и пасхальное яичко работы Фаберже. От остальной
обстановки Таня решительно отказалась (многие вещи и вещички ей нравились,
но все их перетрогали поганые руки Ильи), и она отошла в распоряжение
Переяславлева, который кое-что продал, наварив тысяч тридцать, а кое-что
перевез домой - то есть к Аде и в свою двухкомнатную холостяцкую "берлогу",
в которой почти не жил, но вел приемы и размещал иногородних гостей и
богатых клиентов. Вместо двадцати пяти тысяч Якубу вернули тридцать пять, и
теперь он буквально боготворил Таню. Остальное взял Никитенко: ему нужно
было расплатиться со своей бригадой и кое с кем наверху и частично
компенсировать затраты "пострадавшим", которым отныне предстояло отстегивать
уже не самозванцам, а реальным властям под реальные гарантии и не с потолка,
а по взаимно согласованному тарифу. В целом это очень устраивало обе
стороны.
Апрашки. Убийц не нашли.
бесчувствия и поплелся в таком виде в мастерскую к знакомому художнику, но
на пятом этаже свалился в лестничный проем и разбился насмерть.
резко подскочили, как и число уголовных дел, связанных с наркотиками. Но на
девяносто процентов на скамью подсудимых попадали рядовые наркоманы, на
девять мелкие толкачи, и лишь на один - относительно серьезные персонажи,
красиво сданные конкурентами. Время от времени различные органы - угрозыск,
КГБ, транспортная милиция, таможня - перехватывали крупные партии, которые
всякий раз оказывались как бы бесхозными. Рассыпалось несколько мелких
группировок. Все это давало основание гордо рапортовать в центр, что "в этой
сфере у нас наведен порядок".
получила в городе надежную крышу. Серый обыватель разницы не почувствовал.
Людям, Тане небезразличным, жить стало лучше и веселей. Сама она сумела
несколько упорядочить грядущее, заработав дом и приданое, достойные ее. Не
то чтобы она придавала комфорту или деньгам особое значение, но без них было
довольно сыро.
счастье.
VI
белье, полотенца, прочее барахло, откладывая в аккуратные стопки на приданое
дочери.
всего, собственной женской долей. Разубеждать мать Татьяна не стремилась и
не торопилась говорить о добытой ею квартире, в доведение которой до ума
вложила уйму денег. Еще предстояло нарисовать матери аргументированную
версию ее приобретения. Это было нужно для Павла. Таню удивляло его
безоговорочное доверие. И все же тонкая душа чувствительна ко лжи. Значит,
лжи быть не должно.
мама...
обустройство собственного уюта. Мебель гармонировала с обоями, гардинами.
Она расставляла декоративные побрякушки, статуэтки, пепельницы,
подсвечники... Непрестанно мозг прогонял варианты обмана матери.
Правдоподобие должно усыпить всякие страхи, убедить Аду. Вот тут и пришлись
кстати неопознанные трупы на ранчо. Согласовала версию с дядей Кокой, тот
все гражданской своей жене и разъяснил. Ну, зависла хата конспиративная для
нужд Шерова, куда покойник по своим каналам вроде бы когда-то и прописал
Танюшу. (Прописку она оформила без труда и задним числом: благо начальник
домоуправления сам в том был немало заинтересован.) Дядя Кока все понял
правильно, изложил без проколов, а Адочка только порадовалась... И много
говорить о новом жилье Ада ни с кем и не будет. Чай, не дура. Прикроет
заслугами отца перед отечеством. Осталось только, чтобы Павел принял
квартиру.
примириться со всеми мыслимыми нуждами быта, но никак не с незаслуженной
роскошью.
В фасоне соблюдалась девственная скромность в сочетании с тонким изяществом.
Она сразу отказалась от глубокого декольте и всяких разрезов. Фантазия
разгулялась только на предмет нижнего белья. Через гостиничных шлюх заказала
из-за бугра все - вплоть до пояса и чулок. Когда сорвала одну упаковку, с
беленькими кружевами на резинке, растянула на пальцах, Ада аж охнула:
растрогавшись.
рассказывала, делилась предостережениями и советами, как когда-то бабка с
ней.
Тарасовну, будущую свекровь.
быстро сошлась с Адочкой. Едва уловимая схожесть угадывалась в характерах
обеих, высокомерная независимость на людях, обеспеченная положением,
объединяла этих женщин. Еще заочно оценив друг друга, теперь они сдвоенными
рядами взялись за организацию торжества на должном уровне. Таня тихо
потешалась над ними, но ее такое положение куда как устраивало, развязывало
руки. Таня с удовольствием пользовалась черновскими льготами, изображая
перед Павлом наивное удивление, например, ценами в ателье. Но ткань на
костюм для Павла при этом выбрала самую изысканную. Крайне неуклюжий на
примерках, он искренне был убежден в естественности всех приготовлений, не
пытаясь вникать в их смысл. Только сейчас он вдруг осознал, что его
неприспособленность до сих пор компенсировалась энергией матери, и по любому
поводу советовался с Танюшей. Невеста, таким образом, набирала очки. Она
мягко направляла Павла в мелочах: какую рубашку стоит выбрать, как
определить размер колец. Будущая свекровь удовлетворенно соглашалась,
чувствуя правильную женскую руку, верную замену своей. Ненавязчиво призывая
ее в союзницы, Таня с достоинством высказывала свое мнение по тому или иному
вопросу, каждый раз мило и с пониманием улыбаясь - дескать, Павлу и забивать
мозги дребеденью не следует. Для другого они предназначены. В научной работе
Павла родители ничего не понимали, но относились к его интересам с
уважением.
подбородок, напоминая о бритье. И он брился два раза в сутки. Отец не
преминул пристегнуть шуточкой. И правда, за всю свою жизнь Павел не извел
столько одеколона, как в последнее время. Вертелся перед зеркалом, как
барышня, корча рожи. Таня сознавала восхищенное отношение к себе и держала
жениха в тонусе. Но поговорить о главном так и не смогла. Стыдливость была
тем барьером, переступать который казалось неуместным. Мог не понять.
Резерв женских хитростей никогда не был лишним. В душу мать не лезла,
вопросов не задавала. Таня догадывалась, что Большой Брат в жизни - какой
она ее знала - скорее всего младший. Он готов в лепешку для нее расшибиться
- ишаку ясно. Что она ему желанна до одурения - и козе. Не упустить бы
только из рук этой птахи, такой странной для нее: где летает неведомо,
ходить еще не научился. Интересно, что бы присоветовала ей бабка? Ее Таня
совсем не знала...
Эриксон Стивен
Русанов Владислав
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Контровский Владимир
Шилова Юлия