вздохнул еще раз и решительно выгреб оттуда все деньги.
- возьми. Может, все-таки вспомнишь Махмуда?
окинул добычу оценивающим взглядом.
своего большого, не по росту, пиджака, при взгляде на который у Юрия в
памяти всплыло вышедшее из употребления блатное словечко "клифт".
глазами куда-то в глубину зала. - Чего их искать, вон они сами. Только,
дяденька военный, я вас не видел, вы меня не знаете.
обнаружил двоих чеченцев, которые с притворно скромным видом двигались в
направлении главной лестницы. Они изображали из себя впервые попавших в
Москву провинциалов, хотя, проходя мимо дежурного сержанта, не забыли
обменяться с ним какими-то репликами, после чего сержант еще долго
ухмылялся, засунув за ремень большие пальцы обеих рук. Один из чеченцев был
знаком Юрию - тот самый Махмуд-Ваха-Ибрагим, которого он однажды подвозил до
вокзала, да так и не подвез.
сквозь зубы. Он почти не чувствовал рук, только кулаки по-прежнему
оставались тяжелыми, как свинцовые болванки. Медленные и размеренные удары
пульса отдавались в висках, попадая в такт неторопливым шагам Юрия. Бросив
случайный взгляд в сторону сержанта, Юрий заметил, что тот пялится на него,
ковыряя в зубах заостренной спичкой. Это было плохо, но он все-таки решил
довести дело до конца. Можно было сколько угодно болтать, спорить и
балагурить, разъезжая по городу на дребезжащей "Победе" и убеждая людей
объединиться для борьбы за свои права, но с того самого момента, когда Юрий
узнал о причастности чеченцев к смерти Валиева, он был твердо уверен, что
все кончится именно так. Он будет идти по следу от одного кавказца к
другому, пока не доберется до того, кто все это затеял.
мерцал сквозь сырой холодный туман, превращая его в романтическую жемчужную
дымку, воняющую тепловозными выхлопами и углем, которым отапливались вагоны.
Юрий зубами вытащил из пачки сигарету, на ходу чиркнул зажигалкой и,
отчаявшись добыть огонь, выбросил сигарету в урну, а зажигалку опустил в
карман куртки. "Не любят меня вещи, - подумал он. - Зажигалка не горит,
машина все время ломается... Только оружие у меня в руках действует
безотказно. Специалиста чувствует, что ли?"
чеченцев.
одинаковыми взглядами, в которых сквозило и изумление и презрение, словно
прикурить у них попросил не человек, а дрессированный клоп. Юрий стерпел
этот взгляд, не моргнув глазом, сияя широкой улыбкой и по-прежнему вертя в
пальцах незажженную сигарету. Его лицо излучало почти кретинское добродушие,
вокруг расплывалось густое облако водочного перегара, и один из чеченцев, по
всей видимости Ваха, неохотно полез в карман. Наблюдавший за этой сценой
Махмуд вдруг удивленно задрал левую бровь, и Юрий понял, что его узнали.
сигарету, - постой. Это ведь ты на "Победе" ездишь?
всех сил работать щеками, чтобы она не потухла.
ему. Юрий знал несколько фраз по-чеченски, но кавказец тараторил так быстро,
что он сумел разобрать только имя Умара да несколько раз повторенное слово
"брат". После короткого обмена мнениями оба чеченца повернулись к Юрию.
Теперь их лица не выражали ничего, кроме огромной радости и желания быть ему
полезными. Глаза их при этом оставались холодными и цепкими, и Юрию
показалось, что чеченцы просто незаметно надели маски, как это делают иногда
артисты разговорного жанра, меняя свой образ на глазах у пораженной публики.
Они сияли, как надраенные солдатские бляхи, и Юрий заставил себя еще шире
раздвинуть в идиотской ухмылке губы.
бабки трясти станете. Не обманул-, значит, Умар. А я думал, обманет.
хочешь? Девочку хочешь? Кокаин хочешь? Гулять будем, песни петь будем,
танцевать!
пьяного в стельку. - Мне с Умаром потолковать надо, а он куда-то провалился.
Вторую неделю дома не живет. И адреса, блин, не оставил. А сам в гости звал,
золотые горы сулил... Работу, между прочим, предлагал, квартиру, машину...
ничего не знаем. Но я передам Умару, Умар передаст мне, а я скажу тебе.
Завтра, в это время.
Я до завтра ждать не могу. Я до завтра десять раз передумаю. И потом, что
это: ты передашь, он передаст, они передадут... Может, у меня дело
секретное! Мне с Умаром с глазу на глаз побазарить надо, а не через вас..,
хоть вы - ик! - и братья... Не хотите адрес говорить - хрен с вами, не
говорите. Пускай он встречу назначит, где захочет. А не захочет, так пускай
хотя бы мозги не пудрит: сват, брат... Я ему жизнь спас.., и не только,
блин!., а он от меня прячется! Не дело это, ребята. Везите меня к Умару.
проси. Не могу, понимаешь?
взял его за эту руку, сильно, как тисками, сдавил пальцами запястье и
негромко произнес, глядя прямо в расширившиеся от удивления и боли глаза
чеченца:
как спичку? Мне нужен Умар, а не ты, шестерка потная. Быстро говори адрес!
запустил правую руку за отворот кожанки. Юрий ударил его по лицу тыльной
стороной ладони, и Ваха послушно опрокинулся навзничь, приземлившись спиной
на заплеванный мокрый асфальт.
выкручивать запястье позеленевшего от боли Махмуда. - Не стоило мне сегодня
сюда приезжать! Я, похоже, все испортил. Не скажет он мне ничего, сморчок
этот мусульманский. Подохнет, а не скажет. Тоньше надо было, а я, как
всегда, попер напролом".
Сзади охнули и прошипели длинное матерное ругательство, но плечо не
выпустили, а, наоборот, схватили еще и за локти, с неожиданной силой заводя
их за спину. Юрий со всего маху ударил насевшего с тыла противника затылком.
Хватка на его локтях ослабла, он рывком высвободился, оттолкнул от себя
чеченца и, обернувшись, прямо с разворота влепил тому, кто стоял у него за
спиной. Таким ударом можно было свалить быка, и противник, конечно же, не
устоял. Его фуражка отлетела в сторону, приземлилась на ребро и покатилась
по асфальту, описывая широкую плавную дугу.
просвистевшую у самого уха милицейскую дубинку.
сзади, ткнул ему в шею электрошокером.
***
было вполне естественно, принимая во внимание тот факт, что часы на
приборной панели его правительственного "ЗиЛа" показывали начало третьего
ночи. Кожа его имела нездоровый землистый оттенок, под глазами набрякли
темные мешки, но остатки седеющих волос над ушами и на затылке были
аккуратнейшим образом причесаны и даже, кажется, смазаны каким-то гелем. От
лауреата исходил смешанный запах дорогого одеколона, табака и алкоголя,
из-под которого пробивался предательский, едва уловимый аромат марихуаны,
которым кандидат в депутаты Государственной Думы пропитался, казалось, раз и
навсегда. Правый лацкан его роскошного черного пальто с огромными накладными
плечами был закапан какой-то беловатой дрянью, похожей на застывший жир, -
видимо, господин литератор жрал чебуреки прямо за рулем своего роскошного
лимузина, - а на жирной шее болтался небрежно повязанный белоснежный шарф с
розовым следом губной помады под левым ухом. Весь вид Аркадия Игнатьевича
красноречиво свидетельствовал о том, что у него был долгий, до предела
насыщенный событиями день и что он давным-давно отправился бы в постель,
если бы экстренные обстоятельства не заставили его посреди ночи тащиться к
черту на рога. Впрочем, у Юрия были все основания полагать, что если
Самойлов и покинул ради него постель, то, скорее всего, не свою собственную.
Игнатьевич целиком углубился в чтение, время от времени презрительно хмыкая,