Чтение 38–й страницы книги ~Тихий американец~

В этот вечер тихий Пайл был необыкновенно разговорчив. Я не слушал
того, что он говорит, - мысли мои были далеко. Я старался уверить себя,
что у мистера Хена есть и другие возможности, кроме самой простой и
очевидной. Но я знал, что в такой войне долго раздумывать не приходится, -
пускают в ход первое попавшееся оружие: французы - напалмовые бомбы,
мистер Хен - нож или пулю. Было слишком поздно убеждать себя, что по
природе своей я не судья. Я решил дать Пайлу выговориться, а потом
предупредить его. Он мог бы у меня переночевать. Не станут же они
вламываться ко мне домой! Кажется, в это время он рассказывал о своей
старой няньке. "Я, по правде говоря, любил ее больше матери. Какие она
пекла пироги с черникой!" Я его прервал.

- Вы теперь носите с собой револьвер?

- Нет, у нас в миссии запрещено...

- Но вы ведь на секретной службе?

- Какая разница? Если на меня захотят напасть, револьвер не поможет.
Притом я слеп, как курица. В университете меня прозвали "Летучая мышь" за
то, что я ровно ничего не вижу в темноте. Как-то раз мы дурачились... - Он
снова пустился разглагольствовать. Я подошел к окну.

Против моего дома стоял велорикша. Мне показалось, что это уже другой,
хотя все они похожи друг на друга. Может, тот и в самом деле ждал седока.
Безопаснее всего Пайлу будет в миссии. После того как я дал условный
сигнал, они, наверно, успели составить свой план на вечер, - он был связан
с мостом в Дакоу. Не знаю, почему они выбрали этот мост. Не будет же Пайл
так глуп, чтобы поехать через него после захода солнца? А с нашей стороны
мост всегда охранялся вооруженной полицией.

- Обратите внимание, что сегодня разговариваю я один, - сказал Пайл. -
Не знаю, почему...

- Ничего, - сказал я. - Говорите. Мне хочется помолчать. Не отменить ли
нам ужин?

- Не надо, прошу вас. Мне показалось, что вы больше не хотите иметь со
мной дело с тех пор... ну, в общем, понимаете...

- С тех пор, как вы спасли мне жизнь, - сказал я и не смог подавить
боли, которую сам себе причинил.

- Нет, я не о том. А помните, как мы тогда по душам поговорили? Будто
это была последняя ночь в нашей жизни. Я многое тогда о вас узнал, Томас.
Мы смотрим на вещи по-разному, но, наверно, для вас это правильно - ни во
что не вмешиваться. Вы стояли на своем до конца; даже когда вам размозжило
ногу, вы и то оставались нейтральным.

- Рано или поздно наступает перелом, - сказал я. - И ты не можешь
устоять перед напором чувств.

- Для вас он еще не наступил. И вряд ли когда-нибудь наступит. Я вот
тоже никогда не переменюсь... Разве что после смерти, - добавил он весело.

- Даже после того, что было утром? Неужели и это не может изменить ваши
взгляды?

- Война требует жертв. Они неизбежны. Жаль, конечно, но не всегда ведь
попадаешь в цель. Так или иначе, они погибли за правое дело.

- А если бы речь шла о вашей старой няньке, которая пекла пироги с
черникой? Что бы вы сказали тогда?

Он не ответил на мой выпад.

- Можно даже сказать, что они погибли за Демократию.

- Не знаю, как перевести это на язык вьетнамцев... - И вдруг я
почувствовал страшную усталость. Мне захотелось, чтобы он поскорее ушел и
поскорее умер. Тогда я смогу начать жизнь сызнова, - с той самой минуты,
когда он в нее вошел.

- Вы, верно, никогда не будете относиться ко мне серьезно! - посетовал
Паял с тем мальчишеским задором, который припас, как назло, для этого
вечера. - Знаете что? Фуонг пошла в кино, давайте проведем весь вечер
вместе. Мне как раз нечего делать. - Казалось, кто-то специально подбирает
для него слова, чтобы отнять у меня всякую возможность к отступлению. -
Почему нам не сходить в "Шале"? Я там не был с той самой ночи. И кормят
никак не хуже, чем во "Вье мулен", и музыка играет.

- Мне вовсе не хочется вспоминать ту ночь.

- Простите, Томас. Я бываю глуп, как пробка. А что вы скажете насчет
китайского ресторана в Шолоне?

- Если вы хотите там хорошо поесть, надо заказывать ужин заранее. Уж не
боитесь ли вы "Вье мулен", Пайл? Там огорожено проволокой, а на мосту
всегда полиция. Вы ведь не станете валять дурака и не поедете через Дакоу?

- Не в этом дело. Мне просто хотелось, чтобы сегодняшний вечер длился
подольше.

Он сделал неловкое движение и опрокинул стакан, который упал на пол и
разбился.

- Это к счастью, - сказал он машинально. - Извините меня, Томас. - Я
стал подбирать осколки и класть их в пепельницу. - Ну так как же, Томас? -
Разбитый стакан напомнил мне бутылки в "Павильоне", из которых лилось их
содержимое. - Я предупредил Фуонг, что могу с вами куда-нибудь пойти.

Зря он выбрал слово "предупредил". Я поднял с полу последний осколок
стекла.

- У меня деловое свидание в "Мажестик", - сказал я, - и я освобожусь не
раньше девяти.

- Придется тогда зайти в контору. Но боюсь, как бы меня там не
задержали.

Я, ничем не рискуя, мог предоставить ему этот последний шанс.

- А вы не торопитесь, - сказал я. - Если вас задержат, зайдите сюда
попозже. Я вернусь в десять. Если вы не поспеете к ужину, я буду ждать вас
дома.

- Я позвоню...

- Не стоит. Приходите прямо во "Вье мулен", а не то встретимся здесь. -
Пусть решит исход дела тот, в кого я не верил: пусть вмешается, если
хочет, подсунет ему телеграмму, поручение посланника... Да разве ты
существуешь, если не можешь изменить будущее?

- А теперь ступайте, Пайл. Мне еще надо кое-что сделать.

Я почувствовал странную слабость, прислушиваясь, как удаляются его шаги
и стучат по полу лапы его собаки.

Когда я вышел, до самой улицы д'Ормэ не было ни одного велорикши. Я
дошел до отеля "Мажестик" пешком и постоял немного, наблюдая, как
разгружают американские бомбардировщики. Солнце зашло, и люди работали при
свете дуговых фонарей. Я не собирался обеспечивать себе алиби, но раз я
сказал Пайлу, что иду в "Мажестик", мне почему-то не хотелось врать
больше, чем необходимо.

- Добрый вечер, Фаулер. - Это был Уилкинс.

- Добрый вечер.

- Как нога?

- Больше не беспокоит.

- Послали хороший материал?

- Нет, поручил Домингесу.

- Вот как! А мне сказали, будто вы там были.

- Был. Но в газете с таким трудом дают нам место. Вряд ли они захотят
печатать пространные описания.

- Пресная у нас стала жизнь, - сказал Уилкинс. - То ли дело во времена
Рассела и старого "Таймса"! Депеши посылались на воздушном шаре. Было
время расписать похудожественнее. Будьте уверены, Рассел дал бы целую
колонку даже вот про это: роскошный отель, бомбардировщики, спустилась
тьма... Тьма в наши дни не спускается, ведь за каждое слово на телеграфе
берут отдельно. - Где-то высоко-высоко слышался тихий смех; кто-то разбил
стакан, - так же, как Пайл. Звуки падали сверху, как льдинки. - "Лампы
освещали прекрасных женщин и отважных мужчин", - желчно процитировал
Уилкинс. - Вы сегодня свободны, Фаулер? А что если нам вместе перекусить?

- Да я как раз еду ужинать во "Вье мулен".

- Туда вам и дорога. Там будет Гренджер. Им следовало бы выпускать
специальную рекламу: "Спешите! Сегодня у нас Гренджер!" Для тех, кто любит
шум и гам.

Я пожелал ему спокойной ночи и зашел в соседнее кино. Эррол Флин, а
может Тайрон Пауэр (никогда не мог различить их в трико), раскачивался на
веревке, прыгал с балкона и скакал без седла прямо в розовый рассвет,
снятый на цветной пленке. Он спас возлюбленную, убил врага и был неуязвим.
Такие фильмы почему-то предназначаются для подростков, однако вид Эдипа,
выходящего из своего дворца в Фивах с кровоточащими глазами, был бы куда
лучшей подготовкой к жизни. Неуязвимых людей не бывает. Пайлу везло и в
Фат-Дьеме, и когда он возвращался из Тайниня, но счастье изменчиво. У
друзей мистера Хена было целых два часа, чтобы разрушить чары и сделать
Пайла уязвимым. Рядом со мной, положив руку на колено девушке, сидел
французский солдат, я позавидовал его неприхотливому счастью или его
горести - словом, тому, что он сейчас испытывал. Я ушел до того, как фильм
кончился, и нанял велорикшу во "Вье мулен".

Ресторан был огорожен проволокой от гранат, и у въезда на мост стояли
двое вооруженных полицейских. Хозяин ресторана, разжиревший на своей
сытной бургундской стряпне, сам провел меня через проволочную загородку.
Внутри пахло каплунами и растаявшим от тяжкой ночной жары маслом.

- Вы хотите присоединиться к компании мсье Гренджера? - спросил меня
хозяин.

- Нет.

- Столик на одного? - И тогда я впервые подумал о будущем и о вопросах,
на которые мне, может быть, придется отвечать.

- На одного, - ответил я, словно подтверждая вслух, что Пайл мертв.

В ресторане был только один зал, и компания Гренджера занимала большой
стол в глубине; хозяин предложил мне маленький столик у самой проволоки. В
окнах не было стекол - боялись осколков.

Я узнал кое-кого из гостей Гренджера и поклонился им, прежде чем сесть;