беспамятства, потом заложили досками, разыграть решили! - я раскрыл крышу.
Что мне грозит за нарушение правил железнодорожных перевозок? Штраф?
Составление протокола? 15 суток? Смешные наказания для человека, несколько
дней ходившего под самой смертью. Отбрешусь, не впервой.
расслабленную зевоту, я выпрямился.
прожекторов.
передергиваемый затвор.
Прожекторы один за другим погасли и я увидел, что вагон стоит в большом,
крытом ангаре. Да, да, именно вагон. Один только вагон, прицепленный к
маневровому тепловозу!
спасение, преступники на первом же удобном перегоне остановили состав,
выдернули единственный мой вагон и, подцепив к небольшому тепловозу, укатили
в известном им и совершенно не известном мне, направлении. Вот откуда вдруг
усилившийся запах дыма и звук двигателей! Они играли со мной в кошки-мышки.
И кошкой, увы, был не я! Теперь, вволю натешившись, меня съедят. Непременно
съедят, со всеми моими конспиративными потрохами. Ам, и нету!
переходящую в безразличие. Наверное нечто подобное ощущает отсидевший свой
срок заключенный, выведенный за ворота и вдруг вновь возвращенный в камеру.
состава целый вагон, значит только продлевать агонию. Обидно лишь, что сразу
не прикончат - помучают.
им цацкаться с почти уже трупом. Подняли, протащили, загрузили в машину и
повезли в неизвестную сторону.
машины, потом шаги, ступеньки, двери я морально готовился к худшему. Вопрос
стоял уже не о сохранении жизни - о наименее безболезненном и возможно более
скором уходе. На пощаду я рассчитывать не мог, даже если бы рассказал все
что знаю. Законы жанра не позволяли оставить меня в живых. Я узнал
непозволительно много.
прочую, вплоть до носков одежду. Взамен бросили обыкновенный крапивный мешок
с прорезями для головы и рук.
чувствовался почерк профессионала. Его почерк! Он всегда знал, что делал.
Любую часть своего гардероба я мог легко превратить в орудие убийства или
самоубийства. Всякая пуговица, гвоздь, выдернутый из каблука ботинка обещали
мне хоть иллюзорную, но надежду. Он оставил меня голым и значит безоружным,
лишив даже права на добровольную смерть.
не можем, - сказал Его голос, - но возможна другая - легкая и быстрая
гибель, вместо долгой и мучительной. Выбирать тебе.
ответить. Первый - кто ты есть на самом деле?
пассажира товарного вагона. Я знал, они мне не поверят.
две недели назад помощника резидента. На него было страшно смотреть -
распухшее в ссадинах и кровоподтеках лицо, кровоточащий рот, безвольно
обвисшие руки.
исполнил то, что от него требовали, но это его не спасло. Через минуту он
кричал от страшной, причиненной ему опытной рукой, боли. Он кричал в десяти
сантиметрах от моего лица так, что слюна и кровь брызгали мне в глаза. Я
видел только его широко раскрытый перекошенный рот и выкаченные от
напряжения глазные яблоки и слышал, слышал, слышал его душераздирающий
вопль.
боль на себя, попытаться отбить страдальца или обмануть врага лжепризнанием
или хотя бы материть его почем зря распоследними обидными словами.
и значит выгодный способ противодействия. Честно говоря, я даже не очень
сочувствовал пытаемому, я знал, что очень скоро так же кричать придется мне.
Ничего не поделаешь. Близкая личная боль освобождала меня от сострадания
чужой. Так нищий не может жалеть другого такого же нищего и умирающий от
рака соболезновать соседу по палате. Подобность мук уравновешивает жертвы в
правах.
доставить новые мучения. Он мог быть мертв и недосягаем для боли уже три
недели.
поставили на ноги, и поддерживая под руки, продолжали издевательства. Я не
знал что с ним делали, он стоял слишком близко. Да мне и не надо было это
знать. В данном случае последствия были важнее самого действия. Мне было
достаточно видеть его муки, остальное я мог домыслить сам. В этом был сокрыт
дьявольский расчет Убийцы. Он перетаскивал на свою сторону мое воображение.
Он вступал в союз со мной против меня!
Похоже, они пробили ему легкое.
Попросите его ответить на мой первый вопрос.
стояла боль, мольба и надежда.
видел только лицо и слышал только крики и мольбы о пощаде. И это было
непереносимо. По моему лицу, шее, груди плавными струйками текла теплая
кровь. Чужая кровь!
Разве это принципиально? Я смогу потянуть время, дать возможность
передохнуть от мучительной боли своему сотоварищу, себе. В конце концов я
могу назвать любое пришедшее в голову имя. Мне нужна передышка!
сорванные шлюзы запрета хлынул неудержимый поток слов. Пойдя на уступку,
сказав А, я непременно протараторю весь алфавит до последней буквы.
почти умер. Его душа высвобождается из этого переломанного, перекореженного,
уже не напоминающего человеческое, тела. В нем уже нельзя существовать. Не
менее бесполезно оно и для палача. Этот истыканный и изрезанный кусок мяса
уже не может говорить, мыслить и, главное, испытывать боль.
облили, облепили меня с ног до головы. Они работают по всем правилам! Они
пытаются сломить мою волю, обрекая даже не увидеть, но физически
почувствовать смерть. Вот она, в этих недавно разговаривающих, страдавших, а
теперь налипших на меня кусках человеческого тела.
тело будет извиваться, кричать и молить о пощаде. Я должен собраться для,
может быть, последнего испытания.
такое боль. Я прошел учебу пытками!
пяткам, пристегивают кисти рук наручниками к ногам.
фонарей Убийца.
плоть рассечет раскаленным клинком боль! Сейчас! Выдержу ли я ее? Да или
нет? Я буду орать, мычать, биться в судорогах, грызть камень пола. Это
слишком больно, чтобы можно было вытерпеть! Это бо-о-о-ольно!!
кричу, дергаюсь, всецело отдаюсь боли и... теряю сознание. Я ухожу.
показать.
мягкотелостью исполнители. - Мы даже не начали по-настоящему. Так,
примерились!
подскуливаю, я плачу.
раскаленный докрасна прут, - отвечай на вопрос!
Контровский Владимир
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Зыков Виталий
Глуховский Дмитрий
Маккэфри Энн