Чтение 38–й страницы книги ~Берег удачи~

Дэвид не сделал этого...

- И вы тоже не уверены?

Лин криво и как-то жалко улыбнулась.

- Нет... Видите ли, я никогда не доверяла Дэвиду. А разве можно любить
человека, которому не доверяешь?

- К несчастью, можно.

- Я всегда была несправедлива к Дэвиду, потому что никогда не доверяла
ему... Я многому верила из грязных местных сплетен... Верила намекам, что
Дэвид вовсе и не Дэвид Хантер, а просто дружок Розалин Клоуд... Мне стало
стыдно, когда я встретила этого бригадного генерала и он рассказал мне,
что знал Дэвида еще мальчиком, в Ирландии.

- Это поразительно, - пробормотал Пуаро, - как люди любят хватать палку
не с того конца.

- Что вы хотите сказать?

- Только то, что сказал. Вспомните: в ту ночь, когда произошло
убийство, звонила вам по телефону миссис Клоуд - я имею в виду жену
доктора?

- Тетушка Кэтти? Да, звонила.

- О чем был разговор?

- Какая-то невероятная путаница с какими-то отчетами...

- Она говорила из своего дома?

- Да нет, ее телефон был как раз не в порядке. Ей пришлось идти в
автомат.

- В десять минут одиннадцатого?

- Около этого. Наши часы никогда не показывают время точно.

- Около этого, - задумчиво повторил Пуаро и деликатно продолжал: - Это
был не единственный ваш телефонный разговор в тот вечер?

- Нет, - коротко ответила Лин.

- Дэвид Хантер звонил вам из Лондона?

- Да. - Внезапно она вспыхнула. - Я полагаю, вы хотите знать, что он
сказал?

- О, я бы не осмелился...

- Да, пожалуйста, можете это узнать! Он сказал, что уезжает... исчезает
из моей жизни. Он сказал, что не даст мне счастья и что он никогда не стал
бы праведником... даже ради меня.

- И поскольку это была, вероятно, правда, вам она не понравилась, -
сказал Пуаро.

- Надеюсь, он уедет - то есть если его полностью оправдают... Я
надеюсь, они оба уедут в Америку или еще куда-нибудь. Тогда, быть может,
мы сумеем перестать думать о них... Будем учиться стоять на собственных
ногах... Мы перестанем источать недоброжелательство...

- Недоброжелательство?

- Да. Впервые я почувствовала это однажды вечером у тетушки Кэтти. Она
устраивала вечеринку. Может быть, потому, что я недавно вернулась из-за
границы и нервы у меня были напряжены. Я почувствовала, как это
недоброжелательство витает вокруг нас в воздухе. Против нее - против
Розалин Клоуд. Разве вы не понимаете? Мы желали ее смерти - все мы!
Желали, чтобы она умерла... А это ужасно - желать, чтобы кто-то, кто
никогда не сделал вам ни малейшего зла, умер...

- Ее смерть, разумеется, - единственное, что может принести пользу
вашей семье. - Пуаро говорил бодрым тоном делового человека и практика.

- Вы хотели сказать, польза с материальной точки прения. Уже одно
пребывание Розалин здесь причинило нам во всех отношениях много вреда.
Завидовать человеку, негодовать на него, попрошайничать вредно для
всякого. И теперь она совсем одна здесь, в Фэрроубэнке. Она похожа на
привидение, она выглядит испуганной до смерти, она выглядит... О! Она
выглядит так, будто теряет рассудок. И не разрешает нам помочь ей. Никому
из нас. Мы все пытались. Мама приглашала ее погостить у нас, тетя Фрэнсис
приглашала ее к себе. Даже тетушка Кэтти ходила к ней и предложила, что
поживет у нее в Фэрроубэнке. Но она теперь не хочет иметь с нами ничего
общего, и я не виню ее. Она даже не хотела повидаться с бригадным
генералом Дэвида. Я думаю, она больна, больна от беспокойства, страха и
горя. А мы ничего не делаем для нее, потому что она не разрешает нам.

- А вы пытались? Вы лично?

- Да, - сказала Лин. - Я ходила туда вчера. Я спросила, не могу ли
сделать что-нибудь. Она посмотрела на меня... - Вдруг Лин содрогнулась. -
Мне кажется, она ненавидит меня. Она ответила: "От вас я и подавно не
приму помощи". Дэвид, я думаю, сказал ей, чтобы она оставалась в
Фэрроубэнке, а она всегда делает то, что скажет ей Дэвид. Роули носил ей
яйца и масло из Лонг Уиллоуз. По-моему, один только Роули из всех нас ей
симпатичен. Она поблагодарила его и сказала, что он всегда к ней добр. И
правда: Роули добрый.

- Есть люди, - сказал Пуаро, - к которым испытываешь большую симпатию,
большую жалость, люди, которым приходится нести слишком большую тяжесть.
Розалин Клоуд мне очень жаль. Если бы я мог, я бы помог ей. Даже сейчас,
если бы она согласилась меня выслушать...

С внезапной решимостью он поднялся.

- Послушайте, мадемуазель, - сказал он, - пойдемте в Фэрроубэнк.

- Вы хотите, чтобы и я пошла с вами?

- Если вы готовы быть великодушной и отзывчивой.

Лин воскликнула:

- Да, я готова. Конечно, готова!

13

Минут через пять они уже подходили к усадьбе Фэрроубэнк. Подъездная
аллея извивалась по склону между тщательно подстриженными купами
рододендронов. Ни забот, ни затрат не жалел Гордон Клоуд, чтобы сделать
Фэрроубэнк нарядным и пышным.

Горничная, которая открыла им дверь, казалась удивленной и сомневалась,
смогут ли они увидеть миссис Клоуд.

- Мадам еще не вставала, - сказала она.

Однако же она ввела их в гостиную и пошла наверх сообщить о приходе
гостей.

Пуаро огляделся. Он сравнивал эту комнату с гостиной Фрэнсис Клоуд. Та
была уютна и отражала характер хозяйки. А гостиная в Фэрроубэнке была
безлична, говорила только о богатстве, слегка облагороженном хорошим
вкусом. Об этом позаботился Гордон Клоуд: все в комнате было хорошего
качества и отлично выполнено, но не было никакого признака личного выбора,
ничто не указывало на вкус хозяйки комнаты. Розалин жила здесь, в
Фэрроубэнке, как мог жить иностранный турист в "Ритце" или в "Савойе".

"Любопытно, - подумал Пуаро, - а другая..."

Лин прервала нить его размышлений, спросив, о чем он думает и почему у
него такой хмурый вид.

- Говорят, мадемуазель, что грех искупается смертью. Но мне кажется,
иногда за грех можно расплачиваться и роскошью. И легче ли такое наказание
- быть оторванной от привычной жизни? А когда она промелькнет вдали, путь
к ней уже прегражден...

Он остановился. Горничная, отбросив всю свою чопорную сдержанность и
став просто пожилой испуганной женщиной, вбежала в комнату и, заикаясь,
давясь словами, проговорила:

- О мисс Марчмонт... о сэр... хозяйка... наверху... ей очень плохо...
она не отвечает, я не могла разбудить ее, а рука ее совсем холодная...

Круто повернувшись, Пуаро выбежал из комнаты. Лин и служанка
последовали за ним. Он помчался наверх, на второй этаж. Горничная указала
на открытую дверь прямо перед лестницей.

Это была большая нарядная спальня. В открытые окна ярко светило солнце,
освещая дорогие ковры на полу.

В широкой резной кровати лежала Розалин. Казалось, она спала. Ее
длинные темные ресницы были опущены, голова очень естественно лежала на
подушке. В одной руке Розалин держала скомканный носовой платок. Она была
похожа на опечаленного ребенка, который плакал до тех пор, пока не уснул.

Пуаро схватил ее руку и пощупал пульс. Рука была холодна как лед. Это
подтвердило то, о чем он уже догадался.

Он тихо сказал Лин:

- Она уже давно мертва. Она умерла во сне.

- О сэр! О, что же мы будем делать? - Горничная расплакалась.

- Кто ее врач?

- Дядя Лайонел, - ответила Лин.

Пуаро приказал горничной вызвать по телефону доктора Клоуда, и она
вышла из комнаты, все еще всхлипывая.

Пуаро взад и вперед шагал по комнате. На белой картонной коробочке,
лежащей возле кровати, он увидел надпись: "По одному порошку перед сном".
Обернув руку носовым платком, Пуаро открыл коробочку. Там оставалось еще
три порошка. Он прошел через комнату к камину, затем к письменному столу.
Стул перед ним был отодвинут, бювар открыт. В бюваре лежал лист бумаги со
словами, нацарапанными детским неоформившимся почерком: _"Я не знаю, что
делать... Я не могу больше... Я была так грешна. Я должна кому-нибудь
рассказать и успокоиться... Я сначала не хотела быть такой дурной. Я не
знала, что из этого произойдет. Я должна записать..."_

Последние слова обрывались ровной чертой. Перо лежало отброшенное.
Пуаро стоял и глядел на эту записку. Лин все еще стояла у кровати, глядя
на мертвую молодую женщину.

Внезапно дверь распахнулась, и в комнату ворвался Дэвид.

- Дэвид, - кинулась к нему Лин. - Вас освободили? Я так рада...

Он отмахнулся от ее слов и от нее, почти грубо отстранив с дороги, и
склонился над неподвижной белой фигурой.

- Роза! Розалин! - Он прикоснулся к ее руке, затем повернулся к Лин.