дверь ресторана, медленно танцевала молодая пара. Переносной радиоприемник,
стоявший на крышке алюминиевого ящика для мусора, изрыгал ?Это мужской мир?
Джеймса Брауна.
завел ее внутрь. Толстая пожилая негритянка оставила на минуту свой
магазинчик на противоположной стороне улицы и, улыбаясь, приблизилась к
танцорам. Те походили не столько на людей из плоти и крови, сколько на
призрачных волшебных существ, сотканных из звездного света и ветра.
Казалось, их танец - такая же неотъемлемая часть этого мира, как сама улица
- длится целую вечность, неизмеримо больше приближая их к сокровенным тайнам
бытия, чем любой из дней, проведенных Дайной в Кингсбридже в погоне за тем,
что она сама теперь воспринимала как бессмысленные и фальшивые ценности. Она
смутно сознавала, что причиной тому - отсутствие здесь каких-либо следов
цивилизации, по крайней мере той, которую она знала. Она вдруг здесь
обнаружила посреди грязи, бедности и невежества некую высшую чистоту,
непонятную, а потому подлежащую уничтожению для любого, из ее прежних
знакомых. Понимая идеалистичность и сентиментальность подобной мысли -
основание достаточно веское, чтобы делиться ею с кем-то - Дайна, тем не
менее, не сомневалась в ее правильности: только что у нее на глазах
произошло чудо, благодаря которому она перенеслась на много тысячелетий
назад к моменту зарождения первой человеческой цивилизации. И, одновременно
с воодушевлением, она испытывала и грусть от того, что они обладают какой-то
основополагающей способностью, которая, возможно, никогда не будет доступна
ей, и решила смириться с ролью зрителя, наблюдающего за тайным обрядом.
которого были отделаны старинной итальянской плиткой, кое-где потертой и
даже побитой, но большей частью все еще блестящей. Было невозможно сказать,
из каких соображений владелец заведения оставил старинный декор: финансовых
или эстетических.
мукой, посадил их за маленький столик в самом углу. Бэб, ободряюще
улыбнувшись Дайне, сказал:
Предоставь мне возможность сделать заказ. - С этими словами он забрал меню
из ее рук.
требуху, обжаренную на открытом огне так, что она хрустела на зубах, -
поинтересовался:
речь шла о другой вселенной, а не о северной части того же самого города,
где они находились.
семья-то, черт возьми, у тебя есть, мама.
которой в шахматном порядке чередовались красные и белые квадраты. - Что же
до моей мамы, то я ей на хрен не нужна...
ничего из этого. Мне приходится ругаться, потому что иначе меня не будут
понимать. - Он подмигнул Дайне. - В конце концов, я - нигер и не знаю, как
говорить по-другому. А тебя воспитывали как следует, мама. Ты ходила в
школу. Так что ругаться тебе нет никакой нужды.
учиться. Кого волнует, что думаешь ты или я? Все дело в том, что они, - он
откинул голову назад, - там. И им не нравятся все эти ругательства. Запомни:
они любят все легкое и спокойное. Красивые, приглаженные перышки. Ешь эту
пишу богов, мама. - Он указал жирным пальцем на тарелку. - Если она
понравится тебе, как настоящему Нигеру, я буду счастлив.
набит битком. В нем царила веселая, дружеская атмосфера; почти все
посетители знали друг друга, и сидевшие за соседним столиком оживленно
беседовали и обменивались добродушными шутками. Дайна не видела ничего
подобного ни в одном из ресторанов в центральной части города.
заросший бурьяном и заваленный грудами черного булыжника. В сумерках черные
руины на месте разрушенных зданий искажали представление о расстояниях:
казавшиеся Дайне далекими бледно-желтые огоньки светились в окнах вторых и
третьих этажей обшарпанных кирпичных зданий, стоявших в соседнем квартале.
лице которого была чернее ночи. Бэб, оторвавшись от еды, повернул голову и
следил за вошедшим, пока тот не спеша приближался к их столику. Он был одет
в желто-коричневый костюм с такими большими лацканами на пиджаке, что они
заканчивались у самых плеч, и темно-коричневую рубашку, из-под расстегнутого
ворота которой выглядывали шесть или семь рядов тонких золотых цепочек. В
углу его рта торчала длинная кухонная спичка, а когда новый посетитель
подошел поближе, Дайна заметила, что он не переставая энергично всасывал
воздух сквозь стиснутые зубы. Ей также бросилось в глаза, что губы его с
одной стороны были чуть вывернуты наружу и оставались в таком положении
независимо от меняющегося выражения на лице.
шлепнул по ней своей.
стул и, выдвинув его из-под столика, сел. - Похоже ты отхватил себе отличный
кусочек прелестного белого мяса.
отсюда.
трапезу и, вытерев пальцы, пристально посмотрел на собеседника. - Я сказал,
проваливай.
у него во рту.
сладким кусочком вроде этого? - Его тяжелая мозолистая ладонь легла на плечо
Дайны. Та попыталась стряхнуть ее, но сильные, толстые пальцы не позволили
ей даже пошевелиться.
грузного тела, выпростал вперед руку и схватил один из пальцев, сдавливавших
плечо девушки. Он резко дернул его вверх и назад так, что раздался громкий
треск.
вырваться из железной хватки, лишь извивался на стуле, как уж. Лицо его
исказила гримаса; в уголках глаз выступили слезы. Однако даже страшная боль
не могла стереть отвратительную полуулыбку с его губ. Грудь его тяжело
вздымалась. Набухшая вена преградила путь тонкой струйке пота, стекавшей по
левому виску.
тоном:
воспитанный нигер, чтобы прислушиваться к моим словам.
потемнел от пота.
бы тебя, понял?
то приходится расплачиваться за это. - Приблизив лицо вплотную к блестящей
физиономии Смайлера, он опустил локоть на скатерть, еще больше усиливая
хватку. Смайлер вскрикнул так, что спичка выпала у него изо рта.
сбежала вся краска.
не понять.
тот облегченно перевел дух и поспешно убрал со стола поврежденную руку,
опасливо поддерживая ее здоровой.
фыркнул. - Ладно. В чем дело?
на стуле, стараясь унять нервную дрожь - последствие ужасной боли.
прежнее.
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Акунин Борис
Березин Федор