Чтение 38–й страницы книги ~Бомба для председателя~

- Я рассчитывал, что вы приедете ко мне первому. Впрочем, куда вам
сейчас еще ехать, если не ко мне?

- Да как вам сказать... В тюрьме показывают цветные сексуальные сны,
а в нашем городе есть куда заглянуть по этому поводу. Слушайте, Шварцман,
мне нужны деньги.

- Сколько?

- Тысяч тридцать - тридцать пять от силы.

- Эти деньги я смогу дать. Вам надо получить эти деньги сегодня?

- Нет проблемы, Шварцман. Можно подождать до завтра. Теперь дальше.
Мне надо уехать.

- Вы хотите отоспаться? Я понимаю.

- Нет, я отоспался в тюрьме. Года на три вперед. Мне надо уехать по
делу. На месяц, два...

- Это невозможно, Люс. У меня подписаны договоры с кинотеатрами. Вы
должны закончить ваш фильм в ближайшие три недели...

- Вам выгодно, чтобы картина появилась как можно скорее, пока у всех
в памяти наш скандал? Его забудут через несколько дней, уверяю вас,
Шварцман. Пресса подкинет какие-нибудь сенсации про хиппи, и все бросятся
на новенькое. Моим врагам выгодно, чтобы меня как можно скорее забыли...

- Я понимаю, Люс, я все понимаю, но с меня - именно поэтому -
владельцы кинотеатров потребуют неустойку, если я не передам им ваш фильм
к сроку...

- Какова сумма неустойки?

- Думаю, очень большая...

- Я отслужу неустойку, Шварцман. Дело в том, что в тюрьме я задумал
новую ленту.

- Ну и прекрасно. Закончите эту и немедленно войдете в следующую... У
меня просто-напросто нет средств, чтобы внести неустойку. Вы же знаете,
что и под эту картину я получил ссуду в банке, а это было нелегкое дело -
получить под вас деньги. Что за тема нового фильма?

- Об этом пока рано говорить.

- Фильм будет игровым?

- Не знаю. Пока не знаю. Скорее всего, сплав актерской игры с
хроникой...

Шварцман поднялся, прошелся по кабинету, то и дело вытирая шею
платком - он сильно потел, когда волновался.

- Если это связано с документалистикой, я попробую поговорить кое с
кем на Кудаме*: они прокатывают оскопленную шведскую порнографию, ваша
задумка может их заинтересовать.

_______________

* К у д а м (сокр.) - Курфюрстендам - улица в Западном Берлине,

где сконцентрированы крупнейшие кинотеатры.

- Спасибо, - сказал Люс. - Только это еще не точно -
документалистика...

- Новый фильм будет автобиографичным, связанным с вашим делом?

- Как сказать...

- Сказать мне надо правду.

- Если я скажу "да"?

- Тогда я спрошу, кто будет играть роль вашей подруги. На это
клюнут...

- Этого не будет. Не в этом смысл моего замысла.

- Тогда ваше предприятие никого не заинтересует. Если бы вы пошли на
то, чтобы рассказать зрителям про свой интимный мир, мне удалось бы
что-нибудь придумать. Толпа любит подглядывать в замочную скважину.

- Как вы думаете, во что может вылиться неустойка? Приблизительно,
весьма приблизительно?

- Тысяч двести. Не меньше.

- Но я же доделаю этот наш фильм! - сказал Люс. - Ну, скажем, через
два месяца мы его сдадим... Это никак не повлияет на сумму неустойки?

- Об этом сейчас преждевременно говорить, Люс. Вероятно, в дальнейшем
что-то мы сможем получить назад. Но об этом сейчас рано говорить.

- Я очень сожалею, милый, - сказал Люс, поднимаясь, - но мне придется
вас огорчить... Если вы не сможете договориться о пролонгации картины,
этой картины или же что-нибудь придумать с новой, я вынужден буду уплатить
вам неустойку...

- У вас нет денег, Люс.

- Я, быть может, останусь голым, но я задумал эксперимент. К этому
эксперименту рано или поздно приходит каждый художник, Шварцман...

- Что за эксперимент? - устало спросил продюсер, тоже поднимаясь.

- Чехов писал, что надо по капле выдавливать из себя раба. Вот этим я
и решил заняться в тот месяц, под который просил у вас деньги.

От Шварцмана Люс поехал к владельцу радиозаводов Клементу фон Зеедле.
Их познакомили месяцев пять назад, и Зеедле сказал тогда, что собирается
вложить деньги в кинопроизводство. "Заезжайте, - предложил он тогда Люсу,
- обменяемся соображениями. Я, естественно, не очень-то разделяю ваши
политические концепции, однако искусство ваше впечатляет, и равнодушных я
не видел - одни хотят линчевать вас, другие собирают деньги на
прижизненный памятник. Заезжайте, быть может, договоримся о чем-то на
будущее".

- Здравствуйте, рад вас видеть, Люс, - сказал Зеедле. - Я был
огорчен, узнав о ваших неприятностях. Кофе? Коньяк?

- Спасибо. У меня к вам деловой разговор.

- Кофе не мешает делам... Кстати, неприятности кончились или остались
хвосты?

- Все кончилось.

- Ну и слава богу... Я был убежден в этом...

Кабинет у Клемента фон Зеедле, в отличие от маленького бюро
Шварцмана, был громадный, обставлен новой мебелью, но не той, которая
рекламируется как "самая удобная и надежная", а особой, сделанной на заказ
в Скандинавии, из светлого дерева; кресла обтянуты настоящими тигровыми и
леопардовыми шкурами, на стенах не репродукция с Гогена, а настоящий
Пикассо и Сальвадор Дали.

В отличие от Шварцмана, владелец радиозаводов не стал вызывать
секретаршу, а сам заварил кофе и поставил перед Люсом чашку.

- У меня родилась идея, господин Зеедле. Идея нового фильма.

- Спасибо, что пришли ко мне. Польщен. Когда бы вы смогли начать
работу?

- Сегодня.

- Прекрасно. Сколько это будет мне стоить?

- Первый взнос - двести тридцать тысяч.

- Это ерунда. Это не деньги. Каким будет второй взнос?

Люс почувствовал, как его тело, все это время напряженное (из-за
этого ему было неудобно сидеть в машине, и у Шварцмана, и здесь), стало
прежним, упругим и подвластным ему. Он откинулся на спинку стула и вытянул
ноги.

- Я не совсем готов к ответу, но думаю, что мы уложимся в семьсот
тысяч, от силы в миллион.

- Я советовался с моими друзьями... Они говорили мне, что прокат
требует сейчас лишь широкоформатных цветных лент... Вы знаете об этом?

- Да.

- Простите, что я задал вам этот вопрос, но многие режиссеры считают,
что целесообразнее выражать идею в черном цвете, - продолжал Зеедле. -
Теперь последнее... Тема вашей новой работы?

- Я не умею рассказывать замысел. Что-то про банду. Пиф-паф,
коварство, ум, ловкость, насилие, смерть...

- Но об этом уже много сделано, - удивился Зеедле. - Вы - и вдруг
вестерн? Оставьте это безвкусным парнишкам из Голливуда. Давайте
что-нибудь в духе Антониони, но так, - неожиданно засмеялся Зеедле, -
чтобы при этом можно было коснуться проблем радиопромышленности в
двадцатом веке.

- Так я не умею, - сказал Люс и почувствовал, как тело его снова
стало деревенеть. Он поджал ноги и с трудом оторвался от спинки стула.

"Удобное, - подумал он, - прямо-таки всасывает. Самым страшным для
него будет то время, когда придется расстаться с этой мебелью".

- Полно вам, Люс, - сказал Зеедле, - не надо хмуриться. Сделайте
скидку на мою неопытность. Я никогда не имел дела с вашим братом. Только
гангстеры? Не обворовываете ли вы себя этим? Люс - и вдруг гангстеры. Ну
ладно, в конце концов вам виднее: я рискую деньгами, вы - своей
репутацией. Проспект вы захватили?

- Что? - не понял Люс. - Какой проспект?

- На сухом языке моей профессии проспект означает подробное описание
того предмета, который вы собираетесь предложить покупателю.

- Я не умею писать проспекты.

- Дорогой Люс, я не могу начинать дело, не имея перед собой предмета,
ничего о нем не зная. Покупая автомобиль, вы садитесь за руль и пробуете,
удобна ли вам новая модель. Почему вы хотите поставить меня в положение
человека, вынужденного покупать кота в мешке? Хорошо, вы не умеете писать
проспекты - с этим я могу согласиться, это тоже искусство своего рода. Но
вы можете рассказать под диктофон или моему стенографисту о том, что будет
происходить в вашем новом фильме? Глава банды - старик или юноша? Что они
делают - марихуана, сексуальные анормальности, киднаппинг? Это ведь вы
можете рассказать мне и моему стенографисту, не так ли?

"Врать ему? - подумал Люс. - Нельзя этого делать. У меня должны быть
чистые руки. Потом это смогут обернуть против меня. Нет. Врать я не стану.
Или - или".

- Господин Зеедле, я боюсь огорчить вас, но я действительно не умею
рассказывать про свой будущий фильм...