Чтение 38–й страницы книги ~Межконтинентальный узел~

С в и д е т е л ь Ф а й н ш т е й н: Очень ограниченный.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й: Конкретизируйте.

С в и д е т е л ь Ф а й н ш т е й н: Пеньковский не увлекался театром.
Казалось бы, что у человека с высшим образованием должна быть какая-то
потребность в этом, потребность быть в курсе театральной жизни, кино,
различных событий в искусстве и литературе, но Пеньковский, по моим
наблюдениям, не увлекался этим.

По-моему, он не читал книг, а если читал, то только то, что модно, хотя
книги покупал. Я также очень люблю книги и часто их покупаю. Круг
интересов Пеньковского, в основном, концентрировался вокруг его работы, о
которой я, честно говоря, очень мало знал. Все это я объяснял его
чрезвычайной загруженностью.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й: Свидетель Русаков показал, что
у Пеньковского на первом плане были "гастрономические интересы". Что вы
скажете по этому поводу?

С в и д е т е л ь Ф а й н ш т е й н: Действительно, он всегда показывал
себя гурманом, человеком, который любит изысканную пищу, любит, чтобы ему
это было как-то красиво подано. Создавалось впечатление, будто он воспитан
в каком-то великосветском стиле.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й: Был ли интерес у Пеньковского
к политической жизни?

С в и д е т е л ь Ф а й н ш т е й н: Мало. Во всяком случае, на
встречах со мной он никогда на политические темы разговора не вел. Более
того, он даже их избегал. Если возникали разговоры о каких-то волнующих
событиях общественной и политической жизни, то он переходил на житейские
темы...

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й: Подсудимый Пеньковский, у вас
есть вопросы к свидетелю Файнштейну?

П е н ь к о в с к и й: Свидетель Файнштейн очень подробно и правильно
доложил о времени нашего знакомства и его характере. В отношении подарков.
Я считаю, что свидетель Файнштейн правильно показал. Называть подарками
все те безделушки - это очень громко будет для тех сувениров, которые я
сам получал от иностранцев и раздавал знакомым. Я работал, например, с
японской делегацией, и каждый из членов этой делегации почему-то считал
себя обязанным подарить мне сувенир, в результате чего у меня образовался
запас в двадцать пар носков, которые я раздаривал своим товарищам.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й: Пеньковский, вы сейчас слышали
показания свидетелей Русакова и Файнштейна. Они говорили, что у вас был
узкий кругозор и узкие интересы. Вы не выходили из круга разговоров о
"гастрономических интересах". Они оба показали, что вы не интересовались
политикой. Согласны ли вы, что у вас были ограниченные духовные интересы?

П е н ь к о в с к и й: Когда мы встречались с Файнштейном и другими, то
ставили перед собой задачу просто отдохнуть. Файнштейн говорил: "Дайте
больше черемухи, ребята, тогда мы и отдохнем от всех проблем". У нас
действительно были разговоры о женщинах и разговоры "гастрономического
характера". Об этом Файнштейн и Русаков рассказали все подробно. Эти люди
правильно, очевидно, сделали вывод, что я избегал политических разговоров.
Но я говорю, что не я их избегал, а все мы разговаривали совершенно на
отвлеченные темы. Мы бы могли говорить и о германской проблеме, и по
другим вопросам, но мы хотели только отдохнуть и говорили о всяких
пустяках.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й: Подсудимый Винн, у вас есть
вопросы к свидетелю Файнштейну?

В и н н: Нет, сэр.

П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й: Товарищ адвокат Апраксин, у
вас был вопрос к подсудимому Пеньковскому, прошу задать.

А д в о к а т А п р а к с и н: Да. Подсудимый Пеньковский, вы в первый
и второй день процесса говорили о своих собутыльниках. Кто они?

П е н ь к о в с к и й: Может быть, я грубо выразился, что они
собутыльники, но это Файнштейн, Русаков и некоторые другие, которые на
предварительном следствии показывали, что мы часто встречались, выпивали.

"Эти "выскоблились", - подумал Славин, - не густо, однако же; бедный
Александр Васильевич, каково ему было раскручивать это дело; поди удержи в
голове все те линии, которые пунктирно прослеживались, именно пунктирно;
Пеньковский не верил никому, волк среди людей, затаившийся, словно перед
прыжком... У него было несколько кругов; он никогда не сводил воедино тех,
кого близко знал; те, с кем он был связан работой, ничего не знали ни о
Русакове, ни о Файнштейне; эти, в свою очередь, слыхом не слыхали о
коллегах по работе; тем было невдомек, что существуют Зоя, Галя и Лида;
женщины никогда не слыхали имени Гена, фамилии Кульков; впрочем, свою
фамилию он никогда никому не называл...

Ну, давай, адвокат Апраксин, мне очень важно настроиться на твою
логику; защита преступника необходима как доказательство от противного;
истина не бывает однозначной; как монета имеет две стороны, так и
предательство обязано быть рассмотрено без гнева и пристрастия; это
необходимо не столько милосердию (хотя не в последнюю очередь ему),
сколько анализу загадки. - Для Славина, как и для генерала, измена,
предательство были аномалией, тайной за семью печатями. - Может быть,
поэтому, - подумал Славин, - я не люблю встречаться с человеком, которого
захватил с поличным: постоянное ощущение какого-то внутреннего неудобства
и горечи..."

- Родился Пеньковский в 1919 году, воспитывался матерью в трудовой
семье, - говорил адвокат Апраксин, - учился в школе, которую окончил в
1937 году. Получив среднее образование, он, так же как и его сверстники,
продолжал дальше свое образование, но уже в военном училище, которое
успешно закончил.

После окончания училища началась жизнь строевого офицера. Он участвовал
в освобождении Западной Украины, в финской кампании 1940 года, а когда
началась Великая Отечественная война, так же как и многие другие, пошел на
фронт.

За короткий срок он проделал большой-путь: от курсанта-артиллериста до
полковника - командира истребительно-противотанкового полка.

За участие в боях отмечен наградами.

Закончилась война, Пеньковский садится за парту и вновь учится.
Благодаря способностям, трудолюбию и упорству - а этого отнять у него
нельзя - он в послевоенный период окончил два высших учебных заведения, а
затем нашел свое место в жизни и значительно преуспел на гражданском
поприще. Последняя занимаемая им должность в Государственном комитете по
координации научно-исследовательских работ была высока и достаточно
авторитетна...

Бывают весьма редкие случаи - и мы о них узнаем из нашей печати, - что
тот или иной гражданин в результате своей недальновидности, а иногда из-за
отсутствия должного жизненного опыта, а может, в силу той или иной
провокации оказывается в сетях иностранной разведки.

Недавно писали об одном военнослужащем, который изменил Родине, стал
шпионом, познакомившись с женщиной, сотрудничавшей с американской
разведкой.

Об этой истории мы читали в газете "Известия", и я не буду вам ее
излагать, а если и напомнил о ней, то только для того, чтобы сказать, что
материалы дела исключают подобную ситуацию. В деле Пеньковского ничего
похожего не было, и мне в этой части говорить больше нечего.

Я также исключаю подобные - похожие или непохожие на приведенные,
известные из литературы и судебных дел, а то и неизвестные, но
предполагаемые - способы вербовки и сотрудничества с разведками
капиталистических государств потому, что, как это установлено следствием и
подтверждено здесь, в судебном заседании, он сам искал встречи с
разведчиками, предложил свои услуги английской разведке и через Винна
установил связь с нею, сам без какого-либо вознаграждения передал первые
сведения, составляющие государственную и военную тайну.

Почему же это так произошло? Чем он руководствовался?

Прежде чем ответить на этот вопрос, я должен обратить ваше внимание на
показания, данные Пеньковским на предварительном следствии: "Я в какой-то
степени удовлетворил свое большое желание быть на передовых участках. В
двадцать пять лет мне был доверен полк. В тридцать присвоили звание
"полковник". Родина дала мне два высших образования. Меня опьянили дары
Родины, я хотел все больше и больше".

Вот видите, как легко и блестяще складывалась его карьера: в двадцать
пять лет командир полка, в тридцать - полковник.

Обращает на себя внимание легкость, с которой он прошел службу.
Пеньковский был ослеплен своей карьерой, он стал себя переоценивать, ему
хотелось иметь больше, чем в действительности он имел, он научился быть
почтительным и услужливым с теми, от кого зависело его продвижение по
службе. У него от успехов закружилась голова.

Как это ни печально, но он возлагал большие надежды на привезенные
из-за границы сувениры, безделушки, шариковые ручки, французский коньяк, а
также на телефонные звонки, чем на добросовестную работу и беззаветное
служение Родине. Он к этому привык и этим пользовался.

На правах близкого друга он был вхож в некоторые дома ответственных
работников, а те, в свою очередь, уподоблялись грибоедовскому Фамусову и
для Пеньковского делали все по принципу: "Ну как не порадеть родному
человечку!"

Хотя в родственных отношениях они и не состояли, но это для них не
играло никакой роли.

Услуга одному, помощь в устройстве сына в институт другому, ордер на
квартиру третьему, удачно и вовремя рассказанный анекдот четвертому - все
это медленно, но верно превращало Пеньковского в обывателя, но обывателя с
большими возможностями, для которого личная карьера, веселое
времяпрепровождение, личные блага стали выше интересов общества, выше
благополучия своих близких и родных.

Менялись его взгляды на жизнь, менялись товарищи, менялись его