темноте ночи. Здесь, хотя еще и пахло горелым жиром, океан заметно давал о
себе знать. Продавец сосисок зычным голосом продолжал зазывать:
едва успевал длинной вилкой накалывать сосиски, и мне пришлось подождать,
пока он останется один, - Как называется вот та, дальняя? - спросил я,
указывая носом.
понизил голос, - Женщины!
спокойствием. Хочу отдохнуть. Он отодвинулся, - Я ничего не слышу, что вы
говорите, - сказал он и продолжал зазывать.
у него было такое лицо. Молодая пара в шортах купила у него сосиски и пошла
дальше. Рука парня обхватила девушку за плечи. Они на ходу кормили друг
друга.
надо будет заплатить.
почему спросили меня?
прилавок, - Положи ее в банк или свистни Пикардийских Роз.
Положил долларовый комок на прилавок и щелкнул по нему. Сложенная купюра
стукнулась о меня и бесшумно упала на землю. Я нагнулся, поднял ее и быстро
повернулся. Но сзади не было никого, похожего на шпика.
возражаете?
холоднее.
продавец. - Она для маленьких белочек, привязанных к своим орешкам. Вы,
сдается мне, детектив, но это ваше дело. Надеюсь, вы хорошо плаваете.
по наитию. Ведь действуя наугад, прогоришь. Очень скоро проснешься с полным
ртом предчувствий или чего-то еще.
от которого не несло подгоревшим маслом. Вошел в зал. За бамбуковой
занавеской просматривался коктейль-бар. Какая-то красотка с покрашенными
хной волосами сладострастно била по клавишам и пела "Лестницу к звездам",
фальшивя на полтона.
занавеску в обеденный зал.
официант, выглядевший, как человек, способный избить меня за 25 центов,
перерезать мне глотку за 60 центов и похоронить меня в бетонном гробу на дне
океана за полтора доллара за вычетом подоходного налога.
ростом и, пожалуй, не шире, чем пивная бочка.
праздничном пироге.
отца Гамлета следовал по его пятам детектив Фил Марлоу.
Глава 35
баркас, застекленный на три четверти длины, проплыл мимо пришвартованных яхт
у широкой каменной стены, которая являлась как бы окончанием волнореза.
Неожиданная волна подбросила наше судно, как пробку. Для тошноты тем ранним
вечером было много поводов. Кроме меня на лодке-такси было три пары и
рулевой. Он выглядел нарочито суровым: из правого кармана грубошерстных
штанов демонстративно торчала кожаная кобура. Как только мы отплыли от
берега, три пары, как по команде, начали "жевать" друг другу лица. Я
оглянулся на огни Бэй Сити и попытался особо не проклинать обед. Рассеянные
пятнышки света сливались вместе, образуя браслет из драгоценных камней в
витрине ночи. Затем их яркость поубавилась, и они в конце концов
превратились в мягкое оранжевое зарево, появляющееся и исчезающее за гребнем
волны. Длинные, ровные волны без, барашков поднимали нас ровно настолько,
чтобы я каждый раз с удовлетворением отмечал:
по гладким волнам, каждая из которых напоминала кобру в зловещем танце. В
воздухе витал сырой холод, который никогда не исчезает из суставов моряков.
Красная неоновая надпись "Королевская корона", морским призраком
подрагивающая в темноте, вскоре засияла, как новый мрамор. Слабые звуки
музыки донеслись до нас, а музыка над водой всегда бывает очаровательной. Мы
огибали крупный корабль, выглядевший с близкого расстояния сказочно
красивым. Место швартовки "Королевской короны" было освещено, как
театральная сцена. Но сказка под названием "Королевская корона" стала
отделяться, а другой, более старый, маленький корабль начал наползать на нас
из темноты. Переделанное морское грузовое судно с ржавыми бортами, с низкими
надпалубными сооружениями, с двумя мачтами. На "Монтесито" тоже горели огни
и звучала музыка. Парочки, только что самозабвенно сживавшиеся в единое
целое, убрали друг от друга разгоряченные рты и уставились на корабль,
хихикая. Такси развернулось по широкому кругу, но крен оказался достаточным
для того, чтобы испугать пассажиров. Наконец, мы пришвартовались. Мотор уже
не ревел, а лениво побулькивал. Луч прожектора рыскал по поверхности воды на
расстоянии ярдов 50 от корабля.
лучезарной улыбкой и челюстью гангстера помог девочкам вылезти из такси. Я
был последним. Внимательный взгляд, которым он, якобы случайно, меня
оглядел, сказал мне кое о чем. А то, как он меня похлопал по плечу, где была
пряжка ремня, державшего кобуру, сказало мне почти обо всем.
подбородком, глядя на таксиста. Тот взобрался к нам на палубную площадку и
стал за моей спиной.
голубой китель ровным с хрипотцой голосом.
Брюнетта по одному делу.
пуговиц.
Таксист продел свою руку мне под мышку.
и хрупко, как голос дряхлой старушки.
не в Калифорнии и даже не в Соединенных Штатах. Убирайся!
верну двадцать пять центов. Поехали!
Она стояла перед моими глазами, пока не исчезло лицо, пока не исчезла фигура
на фоне причальных огней, пока и они не исчезли в темноте.
он не пытался заговорить со мной. Когда я выбрался на пристань, он вручил
мне 25 центов. - Как-нибудь в другой раз, - устало сказал он, - когда будет
побольше места, чтобы отделать тебя как следует.
таксиста. Я прошел мимо них через маленький зал ожидания на плаву к
лестнице, ведущей на сушу.
и промасленных штанах. Щеку пересекала темная полоса непонятного
происхождения.
был фунтов на 30 потяжелее меня и дюйма на три выше. Правда, я был в таком
состоянии, что мог двинуть в зубы кому угодно.
сам же нарушитель, - На этой проклятой посудине не разбогатеешь, верно?
выпирает пистолет, - Какого черта ты суешь нос не в свои дела?
вязалось с обликом рыжего верзилы. Я невольно вспомнил о другом человеке
гигантских размеров и с мягким голосом.
сорваться. Он задумчиво посмотрел по сторонам. Я оказался зажатым в углу, мы