объединившись, атаковали затылок тупой болью, будто лом вгоняли в
основание черепа.
Взяли и забрали земли, речку, что вьется меж лугов, ивы, купающие тонкие
листья в водах, принадлежащих Шпындро. Вроде мелочь - штаны-варенки да
рубаха с молниями и кнопками, а все одно, что по границам княжества
ворожьи разъезды: готовятся, жди орды, зарящейся на чужое.
всех, казнился увиденным люто, одна надежда - неторопливы
соотечественники, разомлели от ленцы, приправленной водочкой, годы
попривыкли считать десятками, что яйца, да Шпындро не один при выгоде
состоит, почитай скрытый класс, ну класс не класс, а прослойка;
реформаторы помедлят, довольные упрутся по-чиновничьи, с остервенением,
глядишь, время и потянется, а там... о смерти Шпындро думал редко и
гневно, гнал мысли загробные взашей.
обычных ернических заходов уронил, что бабка скончалась в ночь, и Шпындро
не уяснил с разбегу: ему-то какое дело? Вроде в голосе Мордасова
громыхнуло обвинение?.. А еще Колодец присовокупил про дополнительные
неприятности, и Шпындро, с надеждой глядя на объявившегося вчера пастушка
со свирелью - может, оградит, может, добрый амулет? - упился разъедающими
домыслами: Мордасова повязали, прижали, вызнали, чем промышляет, и Колодец
исписал снизу доверху жуткую бумагу под названием "протокол" и фигурировал
в кривых строчках неоднократно в приглядной роли Шпындро, а в конце
протокола Мордасов расписался, как на квитанциях затейливо и не экономя
бумаги, однажды прослышав, что для чужого глаза размах подписи вроде как
свидетельство размаха человека.
свежий, напоминающий чернильное пятно на промокашках его детства, никак
впрочем не связав рваную синь на белой коже с появлением в доме фарфоровой
безделушки.
случалось перед поездкой; на низком старте, мыслями давно там, а ноги-руки
и тело, и голова еще здесь, и разорванность тела и духа, как казус,
несусветная непонятность, и только через месяц или чуть более душа и тело
объединятся в далеком далеке и воцарится спокойствие на годы, знай только
лавируй в колонии, не нарушая неписанных законов, а Шпындро не первогодок,
кожей чует, откуда ветер дует и следить за шаманством сильных мира сего в
колонии даже не без неприятности для человека, поднаторевшего, знающего
что к чему.
уделяя время обдумыванию встречи с фирмачом, мысленно распаковывая
картонный ящик, извлекая бережно полимерные прокладки снежной белизны и
предвкушая первый, самый сладостный миг, когда чудо, обернутое в пластик,
вылезет на белый свет, ничуть не уступая чуду рождения дитя. Какое оно?
Что принесет его появление? Шпындро точно не знал, каков дар, и незнание
это содействовало буйству воображения и только смутно бубнил телефон вовсе
не соответствующее его мыслям - поминки... поминки... поминки...
поминки умершей. Пришлось врать, изворачиваться, плести неудобоваримое, но
ложь, как бег, только с первых шагов дается с трудом, а когда разбежишься,
разогреешься, наберешь темп, льется плавно, сам поражаешься, как все
складно нанизывается одно за другим.
заместился раздражающе телеграфным пи-пи-пи...
его ботинок намертво приварили к стальной же поверхности, кровь от гнева
бросилась в лицо, кулаки сжались.
нелепостью и совершить таковский суд мог единственно Стручок в гневе, в
мареве пьянки, не разбирая, что гипсовый кусок галстука, хряснувший его
вчера по башке, не злой волей бронзового пионера Гриши ринулся к земле, а
ввиду мощного удара сине-белого капота.
доложил, что в темноте Стручок пер мешок с круглившейся в мешковине ношей,
а прижатый к забору Тузом выкобенивался, хрюкал полупьяно и уверял, будто
уворовал с платформы товарняка на станции тяжелющий арбуз, а когда Туз
потребовал предъявить арбуз, отказался наотрез.
и вечерний сеанс не кончился - Гришину голову. Чтобы что? Воспросил себя
Мордасов. Чтобы кромсать невинное лицо ударами молотка, чтобы утопить в
пруду или закопать в канаве? Чтобы что? Мотив каков? Мордасов успокоился,
чуть искоса увидев, как Настурция скрестила руки на животе и подобно
торговкам зеленью с чувством, не поддающимся описанию, взирает на Гришу
без головы, в таком виде и Гришей не являющегося, и могущего быть кем
угодно.
брат, сват, что я? Никто же не вызовет меня на родительское собрание, не
обвинит; ваш ублюдок свинтил, видите ли, голову красе и гордости
пристанционного архитектурного ансамбля; и все же невиданная выходка да
еще без консультации с Колодцем попахивала бунтом, непокорностью
безмерной, такое может прорасти опасной болтливостью, далее и
справедливостью слов ныне покойной: посодють тя, Сань!
Гришей. Мордасов видел, что все наблюдают за ним, как-никак хозяин площади
явился: ронять достоинство негоже. Колодец кивнул Настурции и двинул к
комиссионному, стараясь не замечать скол на месте столько видевшей и
слышавшей головы несчастного пионера.
как встрепенулись торговки и тут же в месте влияния улицы Ударного труда в
площадь появился Туз треф. Проспиртованный не хуже зародыша в медвузе Туз
треф и тот не избежал потрясения - при свете ясного дня расправа с Гришей
виделась деянием болезненно удручающим: особенно разжалобила Туза
вознесенная к небесам рука. Колодец секундно глянул на Туза, и надсмотрщик
опрометью метнулся к комиссионному.
и, повелев Настурции наблюдать за развитием событий на площади, принялся
делиться опасениями с Тузом:
тебе не галстук. Стручок-вонючка возьми и скажи, что это ты его подучил,
Туз! Тогда что?
давались ему с трудом, а уж после падения в винную пучину больше трех слов
вогнать в предложение Туз, хоть пластайся, не мог.
отражение в зеркале: волосы неопределенной масти, жидковатые, а Туз будто
нарифлененный или нацепил парик из конского волоса, удивительно.
примеру, Стручок в отместку заявит, что я его науськал, поди докажи, что
мне Гриша никогда, ну никогда, ни в чем не мешал. Отмойся потом, когда
заляпают. И главное, сволочь, спер бы что путное для продажи под водяру,
но... голову Гриши. Кто за нее что даст?
выходка обозлит начальство, вроде и не велика потеря, давно смеялись над
Гришей, но смеяться - одно, а голову с плеч долой - другое, Гриша -
символ, тут шутки плохи. Столько хлопот: и бабка, и похороны, и поминки, и
товара нереализованного горы и куражиные люди дали оптовый заказ на
технику - голова кругом. Мордасов тронул собственную, лобастую: его-то еще
кумпол на месте? Бабуля! Вот с такими сволочами жить приходится. Ну чем
ему, псу поганому, Гриша помешал? Стоял и стоял полвека и еще простоял бы
столько, а может и больше, помажут цементом, пройдутся бронзовой красочкой
и дуди себе в горн, предвещая, каждому, что тому хочется.
спросил.
пытаясь придать им краткость, избежав бессодержательности, губы его
по-стариковски шевелились и казалось необъяснимым, что бескровный, хилый
Мордасов может нагнать страху на могучего хоть и в прошлом мужика.
сигнал благонамеренных граждан... вроде б зачтется. С другой?.. Почему
первым звонит именно Мордасов? Может рыло в пуху? А вдруг кто опередил в
сигнальном рвении хозяина площади? Менты в курсе силовой раскладки на
площади и в пристанционных пространствах - и неинформированность Мордасова
вкупе с нерасторопностью - повод усомниться в могуществе Колодца, четкости
его руководства вверенными владениями. Обезглавленный Гриша ранил
Мордасова в самое сердце, порядки поколеблены, решения не находилось и
Мордасов перешел в наступление, спасаясь конкретным:
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий
Акунин Борис
Панов Вадим
Свержин Владимир
Шилова Юлия