холодно. На ночь отопление выключают, - виноватым тоном добавил он,
обращаясь к Хизер и Джейсону. - Извините.
взять полицейскую машину? - подумал Бакмэн. Какой-нибудь курсант-первогодок
с удовольствием отвезет меня домой. Или, как предложил Герб, в хороший
мотель в центре города. А можно поехать в одну из новых звуконепроницаемых
гостиниц в районе аэропорта. Но тогда моя вертушка останется здесь и завтра
надо будет снова вызывать такси.
не помогает, подумал он. Не до конца, во всяком случае. Голова все еще
болит.
холоднее. О боже. Бакмэн завел двигатель и включил обогрев кабины. Ледяной
воздух из вмонтированных в пол вентиляторов ударил по ногам. Бакмэна
затрясло. Дома мне будет лучше, подумал он. Наручные часы показывали
половину третьего утра. Неудивительно, что так холодно.
человек, населяющих эту планету, выбрать одного конкретного мужчину, который
никому не, причинил зла и вообще ничего не сделал, разве что подвернулся
властям. Так вот в чем дело, понял он. Джей-сон Тавернер позволил себе
попасться на глаза. Не зря у нас говорят, если тебя один раз заметили, потом
уже никогда не забудут.
брошен с самого начала. Еще до того, как кто-либо из нас приложил к этому
руку. Тавернер, ты был обречен со старта. С первого своего шага.
маленькую. Кто заурядную, кто странную. Кто выдающуюся и причудливую. Кто
заметную, кто менее заметную. А кто и вообще невидимую. Роль Джейсона
Тавернера была грандиозна - в финале. И в финале надо было принимать
решение. Если бы он остановился на том, с чего начал: ничтожный человечек
без документов, прозябающий в грязном вонючем клоповнике.., если бы он там и
остался, тогда его можно было бы и отпустить... Или, в худшем случае,
законопатить в трудовой лагерь. Но Тавернер выбрал другое.
выделиться, стать заметным, известным. Хорошо, Джейсон Тавернер, думал
Бакмэн, ты снова известен, знаменит, как прежде, даже еще больше. Твоя новая
известность послужит высшим целям.., о которых ты ничего не знаешь и которые
ты примешь на веру. И даже у края могилы твой рот будет все еще открыт,
произнося один и тот же вопрос: "Что я сделал?" Так тебя и похоронят, с
открытым ртом.
попадайся на глаза властям. Не буди нашего интереса. Не заставляй нас
узнавать о тебе больше.
достоянием публики. Это случится не скоро, когда никому до этого больше не
будет дела. Когда не будет исправительных лагерей и студенческих кам-пусов,
окруженных полицейскими со скорострельными пулеметами. Полицейские в
противогазах - это делает их похожими на отвратительных земляных тварей с
хоботами и огромными глазами, опасных, низших животных. Когда-нибудь, может,
даже проведут посмертное расследование и выяснят, что ты никому не причинил
вреда, ничего не сделал.., просто тебя заметили.
славу и бешеный успех у публики, тебя можно пустить в расход. А меня нет.
Вот и вся разница Поэтому ты уйдешь, а я останусь.
напевать про себя, представляя, как совсем скоро он погрузится в мир своего
дома, музыки, размышлений и любви, книг, резных шкатулок и редких марок. Эти
мысли на мгновение оттеснили холодный ветер, порывами налетающий на машину -
крошечную светлую точку, почти невидимую в ночи.
генерал. Я сохраню ее; я один из тех, кто знает ей цену. Я в ней живу. И это
в конечном счете самое главное.
полицейский нагреватель заработал.
плачу. Он вытер влагу с глаз. "По ком я плачу? - спросил он себя. - По Элис?
По Тавер-неру? По Хизер Гарт? Или по ним по всем?"
значит. Почему вообще плачут мужчины? Они ведь плачут не так, как женщины.
Не из-за чувств. Мужчина плачет о потере. О ком-нибудь живом. Он может
плакать о больном животном, которое не выживет. Или смерть ребенка - мужчина
может из-за нее плакать. Но не потому, что жизнь печальна.
настоящем. А что есть настоящее? В здании полицейской академии допрашивают
Джейсо-на Тавернера, и он дает показания. Как и всем прочим, ему придется
доказывать свою невиновность. Джейсон Тавернер занимается этим сейчас, когда
я лечу домой.
завершилась полупетлей; теперь он летел назад, не потеряв и не прибавив
скорости. Он просто летел в противоположном направлении. В академию.
глубоко всхлипывал. Зря я повернул, подумал Бакмэн. Герб прав, мне следует
держаться от этого подальше. Иначе я просто стану свидетелем событий,
которые я уже не контролирую. Меня нарисовали, как фреску. Я живу только в
двух измерениях. Я и Джейсон Тавернер - фигуры на старом детском рисунке.
Потерянном в пыли.
двигатель начал захлебываться, аппарат несколько раз дернулся. Дроссельная
заслонка закрыта, подумал он. Надо было вначале разогнаться. И хорошо
прогреть двигатель. Он снова изменил направление.
маршрута домой в приемник автопилота и отключил ручное управление. Мне надо
отдохнуть, сказал он себе. Дотянувшись до переключателя, он активировал
усыпляющий контур. Раздалось ровное гудение, генерал прикрыл глаза.
чувствовал, как погружается в забытье, и это было приятно. И вдруг
неподконтрольно усыпляющему контуру возник сон. Он не хотел его видеть. Но
уже не мог его остановить.
Он едет на коне, а слева к нему приближается эскадрон всадников. На них
сияющие одеяния, у каждого свой цвет, на каждом сверкающий на солнце
остроконечный шлем. Рыцари медленно и торжественно проезжают мимо, он
успевает разглядеть лицо одного из них: древнее, мраморное лицо, невероятно
старый человек с окладистой белой бородой Какой у него сильный нос, какие
благородные черты. Он такой уставший, такой серьезный, такой непохожий на
обычных, маленьких людей. Наверняка это король.
сказали ему ни слова. Он последовал за ними, и они вместе подъехали к дому,
из которого он вышел. В этом доме замуровал себя одинокий человек, Джейсон
Тавернер. В безмолвии, темноте, без окон, один до конца вечности. Он сидит в
этом доме, неподвижный, но живой.
позади ужасный одинокий крик. Они убили Тавернера, а он, увидев их на
пороге, различив их среди теней, понял, зачем они пришли, и закричал.
Но во сне он не повернул назад и даже не обернулся. Он ничего не мог
сделать. Никто не в силах остановить кавалькаду вооруженных всадников в
разноцветных одеяниях, им нельзя говорить нет. Как бы то ни было, все
кончилось. Тавернер был мертв.
переключатель сонного контура. Раздался щелчок, и громкий серьезный голос
пробудил Бак-мэна ото сна.
опустошенность и одиночество.
закоулкам сознания, причиняя ему мучения и боль. Надо приземлиться, сказал
себе Бакмэн. Увидеть кого-нибудь. Поговорить. Я не могу оставаться один.
Хотя бы на пару секунд...
заправки, прокатился еще немного и замер возле какой-то машины. Внутри
никого не было.
плаще, аккуратном цветном галстуке, с аристократическим, резко очерченным
лицом. Чернокожий прохаживался, скрестив руки, по залитому маслом цементному
полу заправки с отсутствующим выражением на лице. Очевидно, он ждал, пока
заправят его машину. Чернокожий не проявлял ни нетерпения, ни недовольства,
он просто ждал, отрешенный,.недосягаемый, величественный. Высокий, стройный,
судя по всему, очень сильный, он ни на что не обращал внимания, поскольку
смотреть, в общем, было не на что.
двери и неуклюже выбрался из машины в холодную ночь.
достоинством, расхаживать по заправке.
шариковую ручку, снял колпачок и принялся искать по карманам хотя бы листик
бумаги. Найдя бумагу, он прижал листок к капоту машины чернокожего. Под
резким белым светом фонарей заправки Бакмэн нарисовал на листке пронзенное