вальс, в котором оба - и Влад и Анжела - постепенно научились находить некое
мрачное удовольствие.
страшной скоростью, и уже маячил наконец-то финал. Утром дня под названием
"три" Влад начинал беспокоиться; он просыпался раньше обычного, слушал, как
перекликаются синицы в предрассветных серых сумерках, и думал, что сегодня -
новый день в кружочке синих чернил.
и ни на секунду не забывал, что сегодня - тот день. Особенный день. Сегодня.
пятнадцать-двадцать минут раньше. Он подъезжал к перекрестку шоссе и Дачной
и останавливался неподалеку от автобусной остановки - шиферного навеса над
единственной стеной, в три слоя оклеенной рекламными листовками. В
двенадцать ноль две к остановке подходил синий полосатый автобус; из
автобуса в этот час всегда выходил один только пассажир, женщина, по случаю
весны сменившая рыжую шубу на длинное красное пальто.
стояла, глядя ему в глаза и не двигаясь с места. Только когда между ними
оставалось шагов пять-семь, Анжела трогалась вперед, будто тяжелый поезд, и,
сделав медленный шаг, протягивала руку в кожаной перчатке.
боясь проявить нетерпение. И, сняв перчатку, касался голой Анжелиной ладони
- горячей и мокрой.
стучала в ушах - бравурным маршем.
дне мрачноватых Анжелиных глаз; она тоже брала себя в руки, и они смотрели
друг на друга испытующе: как много увидел тот, стоящий напротив? Что он
успел понять? Застал ли другого в момент бессовестного счастья?
садился в машину и тут же уезжал; в зеркале заднего вида отражалась фигура в
красном пальто, неторопливо шагающая вдоль трассы в сторону города и похожая
издали на бродячего кардинала.
припеке показались самые первые, хилые еще одуванчики.
машину.
конкретно его, Влада, автомобиль. Автобусы, которыми она путешествовала в
последнее время, были куда как более вонючи.
лежал снег. Там, где заканчивалась асфальтовая дорожка, поджидала пешеходов
не правильной формы лужа, черная и бездонная с виду, отражающая небо, кольцо
сосновых крон и пролетающую над ними сороку.
обнаружилась тощая белка.
непривычно... Как они все меня ненавидели! Сложили бы костер да и сожгли.
Если бы умели. Если бы решились.
спину, хвост, потом терял белку из виду, пока с другой стороны ствола снова
не показывалась ушастая голова.
догадался.
Я тебя привязала, как животное, как собаку на поводок. Почему ты меня не
ненавидишь?
сколько народу вокруг тебя вьется. Ты бы слышал, что они говорили за твоей
спиной! Что твой "Гран-Грэм" - сомнительного качества сказочка, не имеющая
ничего общего с большой детской литературой. Что ты потрафил низменным
вкусам глупой публики. Что у нас чем незамысловатее, тем больше успех. Что
тебя ждут золотые горы, потому что тебе дико повезло. Они так и говорили -
везунчик. Копнул не глядя, нашел золотую жилу... И я решила привязать тебя.
Потому что у тебя полно денег, ты уже знаменитый, а через год будешь
прямо-таки звездой... А главное - я люблю везучих мужчин. Везение - это как
свет. Он падает на того, кто рядом... Поэтому я спала с тобой. Поэтому я
ходила за тобой. Поэтому я подсыпала тебе транкрелакса. Забавно, правда?
Или - что?
это знаешь - и не ненавидишь меня?
как дальше развивались бы события?
казалось, что ты меня любишь. Ведь любить - значит нуждаться.
мне правды, как Гарольд... все они думали, что любят. Некоторые даже
находили в этом особый кайф.
тобой я предпочла бы статус законной жены. Это у королей всем заправляют
любовницы, а у писателей - жены.
умею быть хорошей женой. Тебе бы все завидовали.
умер.
каблуками в сырую землю - сразу стала меньше ростом:
бросить!
становилось невмоготу.
Если думаешь, что я привязывала людей специально, чтобы потом бросить?!
покупаю зубную щетку - не для того, чтобы выбросить, а чтобы чистить зубы.
Но я же не могу пользоваться этой щеткой вечно? Правда?
писатель.
и с трудом выдергивая их, оставляя за собой марсианский след в виде глубоких
продавленных дыр.
остановилась на обочине, задрала голову, изучая расписание автобусов. Влад
остановился у нее за спиной:
небо.
спросил. Повернулся И пошел к машине.
Анжела протягивала руку, Влад брал ее в свою, стягивал Анжелину кожаную
перчатку, чувствовал прикосновение голой кожи; пережив острый приступ
счастья, оба прощались поспешно, будто смущенные, и расходились в разные
стороны. Прошло полторы недели; сделалось так тепло, что Анжела перестала
надевать перчатки.
глаза; Анжела выглядела исхудавшей. Под глазами лежали асфальтового цвета
тени.
направились в лес, но на этот раз лужа уже не выглядела столь внушительно, и
они смогли обойти ее по просыхающей хвое и добраться до бревенчатого навеса,
возле которого имелись составленные в круг стулья-пеньки.