капитану Сервадаку и лейтенанту Прокофьеву. Ни тот, ни другой не могли
дать ему ответа. Все эти гипотезы они уже рассмотрели и обсудили во время
обратного путешествия, но не пришли ни к какому заключению. И, к
несчастью, можно было опасаться, что единственный человек, владеющий, по
всей вероятности, разгадкой проблемы, привезен ими в виде бездыханного
трупа! Если он действительно умер, им придется отбросить всякую надежду
узнать, какая судьба уготована Галлии.
который не подавал уже никаких признаков жизни. Корабельная аптека
"Добрыни", где имелся большой выбор лекарств, как нельзя более подходила
для этой цели. Тотчас приступили к лечению при ободряющем возгласе
Бен-Зуфа:
живучи эти ученые!
массажем, способным свести в могилу и здорового, а во-вторых,
подкрепляющими снадобьями, способными поднять на ноги даже мертвого.
быть уверены, что оба силача выполняли свои обязанности с величайшим
усердием.
этот француз, подобранный им на островке Форментере, и при каких
обстоятельствах он с ним прежде встречался.
том возрасте, который не без оснований называют возрастом неблагодарным -
не только для тела, но и для души.
Нины, был не кем иным, как старым учителем физики Гектора Сервадака в
лицее Карла Великого.
специалист в области математических наук. Из лицея Карла Великого Гектор
Сервадак перешел в Сен-Сирское училище, и с тех пор они с профессором ни
разу не встречались и, как им казалось, совершенно позабыли друг о Друге.
школьным занятиям. Зато сколько скверных штук он сыграл с несчастным
Пальмиреном Розетом в компании других таких же шалопаев учеников!
лаборатории, вызывая этим самые неожиданные химические реакции? Кто брал
капельку ртути из чашечки ртутного барометра, приводя его в явное
несоответствие с состоянием атмосферы? Кто нарочно нагревал градусник за
минуту перед тем, как профессор собирался проверить его показания? Кто
пускал живых насекомых между окуляром и объективом зрительной трубы? Кто
портил изоляцию электрической машины, так что она не могла дать ни одной
искры? Кто, наконец, провертел почти незаметную дырочку в подставке под
колпакам пневматической машины, после чего Пальмирен Розет напрасно
выбивался из сил, выкачивая воздух, все время туда проникавший?
учитель отличался необычайной вспыльчивостью. Его неистовая ярость и дикие
припадки бешенства приводили в восторг старших учеников.
Розет, чувствуя больше склонности к космографии, нежели к физике, бросил
преподавание и всецело отдался изучению астрономии. Он пробовал поступить
в обсерваторию. Но его сварливый нрав, хорошо известный в ученых кругах,
закрыл перед ним все двери. Обладая небольшим состоянием, он занялся
астрономией на свой страх и риск, без всякой официальной должности, с
наслаждением критикуя и высмеивая системы и теории других астрономов.
Кстати говоря, именно ему наука обязана открытием последних трех малых
планет, а также вычислением элементов орбиты триста двадцать пятой кометы
астрономического каталога. Как уже было сказано, профессор Розет и ученик
Сервадак ни разу не виделись после лицея до своей неожиданной встречи на
островке Форментере. И нет ничего удивительного, что по прошествии
двенадцати лет капитан Сервадак не узнал своего старого учителя, особенно
в том плачевном состоянии, в каком тот находился.
был укутан с головы до пят, они увидели маленького человечка пяти футов и
двух дюймов ростом, тощего от природы и, вероятно, еще более отощавшего,
совершенно лысого, с черепом гладким, точно страусовое яйцо, безбородого,
если не считать отросшей за неделю щетины, с длинным орлиным носом,
оседланным громадными очками, которые, как обычно у близоруких людей,
казались неотъемлемой частью его существа.
можно было сравнить с катушкой Румкорфа, на которую вместо проволоки
намотали бы нерв в несколько сотен метров длиною, заменив электрический
ток нервным током такого же напряжения. Словом, в "катушке Розета"
"нервозность", - примем на минуту этот термин, - достигала столь же
высокого напряжения, как электричество в катушке Румкорфа.
следовало спасти от смерти. В мире, где насчитывается всего лишь тридцать
пять обитателей, нельзя пренебрегать жизнью тридцать шестого. Когда с
умирающего сняли верхнюю одежду, оказалось, что сердце его еще бьется.
Значит, при заботливом уходе еще можно было вернуть больного к жизни.
Бен-Зуф тер и растирал с такой силой это тощее тело, высохшее, как сухое
дерево, точно хотел высечь из него огонь, и, как бы начищая свою саблю
перед походом, напевал при этом известный припев:
умирающего вырвался вздох, затем второй и третий. Губы его, до сих пор
крепко сжатые, раскрылись. Старик приподнял веки, снова сомкнул их и,
наконец, широко открыл глаза, еще не сознавая, где он находится и что его
окружает. Послышались какие-то невнятные слова. Затем ученый вытянул
правую руку, поднес ее ко лбу, как бы напрасно ища там чего-то. Вдруг лицо
его исказилось, покраснело от гнева, и, словно эта вспышка гнева вернула
его к жизни, он закричал:
стеклами, выпуклыми, как окуляры телескопа. Во время растираний они
соскочили, хотя, казалось, так плотно сидели на своем месте, точно были
привинчены к вискам профессора. Очки водрузили обратно на орлиный нос их
обладателя, и тогда старик испустил новый вздох, сопровождаемый довольным
бормотаньем.
ученого с пристальным вниманием. В эту минуту тот широко раскрыл глаза. Он
пронзил капитана острым взглядом сквозь стекла очков и воскликнул с явным
раздражением:
былой вражде, Гектор Сервадак, хоть и подумал сначала, что бредит наяву,
внезапно узнал своего старого учителя физики из лицея Карла Великого.
собственной персоной!..
Сервадак.
его не тревожить.
ручаюсь вам. Этакие жилистые старички очень живучи! Мне случалось видеть
еще более тощих и высохших, чем он; их привозили издалека.
постель и волей-неволей отложили до его пробуждения все важные вопросы,
связанные с кометой.
Прокофьев, представлявшие как бы Академию наук маленькой колонии,
развивали и обсуждали самые невероятные гипотезы вместо того, чтобы
терпеливо дожидаться завтрашнего утра. Какой же именно комете присвоил
Пальмирен Розет название "Галлия"? Значит, не этим именем зовется обломок
земного шара? Стало быть, расчеты расстояний и скоростей, обнаруженные в
записках, относятся к комете Галлия, а не к новому сфероиду, на котором
летят по межпланетному пространству капитан Сервадак и тридцать пять его
спутников? Итак, люди, уцелевшие после гибели человечества, уже не носят
имя галлийцев?
система долгих и сложных умозаключений, которые привели наших
исследователей к выводу о сфероиде, вырванном из самых недр земли, и
вполне согласовались с новыми космическими явлениями.
нами, и он нам все разъяснит!
его таким, каким он был, то есть человеком неуживчивым, с которым нелегко
наладить отношения. Это неисправимый чудак, чрезвычайно упрямый, весьма
раздражительный, но в сущности славный старик. Лучше всего переждать, пока