Чтение 39–й страницы книги ~Делла-Уэлла~

словно пытаясь отыскать там оружие. Но он сразу же овладел собой и сделал
что-то, отчего светящаяся ваза вместе с низенькой круглой столешницей
поплыли вверх, а из образовавшегося отверстия хлынул в комнатку дневной
свет.

- Я представил тебя моей матери, чего не делал ни с одной другой
женщиной, - сказал царственный юноша. - Теперь идем.

Он шагнул в открывшуюся дыру и начал спускаться по невидимой отсюда
винтовой лесенке. Не колеблясь, его спутницы последовали за ним и скоро
очутились на площадке широкой лестницы, которая, плавно изгибаясь, вела к
исполинским воротам. Таира с удивлением отметила, что и лестница, и все
остальное сделаны из дерева. У нее еще мелькнула опасливая мысль - а вдруг
пожар? Но тут Оцмар, шедший впереди и уже спустившийся на несколько
ступенек, остановился и коротко сказал

- Обернись.

Она поворотилась назад и чуть не вскрикнула от восхищения, на задней
стене лестничной площадки висели три удивительные картины. Еще прежде, чем
она рассмотрела каждую из них, ее поразила та же невыразимая гармония
сказочности и реальности, которой веяло от всего этого города-дворца.

На левом полотне - впрочем, это мог быть и картон, и фреска, но это было
неважно - на фоне тусклого солнца четко очерчивался силуэт "лягушачьей"
горы, которую она уже видела, когда вылезала из княжеского везделета. Три
фигуры в монашеских черно-белых одеяниях, казалось, проплывали у ее подножия
покорно и в то же время настороженно к какой-то неведомой цели, на которую
так же внимательно и недоверчиво глядела голова исполинского изваяния.

На средней картине все было предельно ясно - голенький малыш, сидящий на
вершине холма, тянулся к одуванчику, а над ним парила Гуен, освещенная
солнцем снизу так, что ее силуэт казался кофейным на фоне
желтовато-закатного неба.

А вот на третьей картине, величественно опираясь на топкий посох, стояла
незнакомая царевна в сияющей короне, осененная крыльями сидящей за ней
птицы. Но это уже была не Гуен - птичка размахом своих крыльев могла
сравниться со здоровенным птеродактилем.

- Но ведь это не я! - изумилась Таира.

- Нет, не ты, делла-уэлла. И не твое сибилло. Но это был вещий сон, и
когда-нибудь эта увенчанная золотом дева встанет на пути одного из нас.

- Ну так, естественно, на твоем! - убежденно сказала Таира. - Это и будет
женщина с волосами цвета солнца. А я - это так, прелюдия. У меня свое
солнышко...

- Таира! - предостерегающе прошептала мона Сэниа, которая до сих пор
следовала за ними покорно и бесшумно, как бесплотная тень.

Действительно, до возвращения Юхани совершенно необязательно было
посвящать владетельного князя в свои сердечные тайны. А после возвращения -
тем более.

- Нет, - с бесконечной печалью проговорил Оцмар. - Ты - моя делла-уэлла.
Другой не будет.

Он смотрел на нее с нижней ступеньки влажными оленьими глазами, и ей
вдруг стало стыдно за полноту своего счастья. Словно она одна сытая была
среди голодных. Вон Сэнни - совершенно высохла от горя по своему Юхани. Этот
князюшка, которого кто-то осчастливил бредовым предсказанием. И только ей -
одной-единственной девчонке на Земле! - выпало черт знает сколько
приключений... и голубоглазый Лель в придачу.

На нижней площадке, чуть прихрамывая, появился Кадьян.

- Что там? - не оборачиваясь, спросил князь, хотя шагов горбуна
совершенно не было слышно на теплом деревянном пастиле.

- Пора, Великодивный.

Сразу же за воротами их ожидал кукольный домик, весь резной и пахнущий
самшитом. Двери и окна походили на большие замочные скважины - ни створок,
ни стекол. Внутри - широкие лавки с разложенными на них черно-белыми
одеяниями, подозрительно смахивающими на рясы доминиканцев. Оцмар взял одно
из них и обратился к Таире:

- Готова ли твоя птица сопровождать нас?

Девушка в замешательстве подняла глаза на принцессу: Гуен была на
корабле, а где он - неизвестно.

- Владетельный князь, - проговорила мона Сэниа, чеканя каждое слово, -
заклинание, вызывающее волшебную птицу, не должно касаться посторонних ушей.

Оцмар поклонился Таире так, словно это требование прозвучало из ее уст, и
вышел наружу. Было видно, как он отходит к расписным воротам, чтобы ни один
звук, случайно вылетевший из узенького окошечка, не был им нечаянно
подслушан.

Мона Сэниа бросилась к Таире и схватила ее за плечи тонкими жесткими
пальцами.

- Жди меня, я только на корабль - и обратно, - зашептала она торопливо, и
лицо девушки вспыхнуло от неистового жара ее дыхания. - С тобой ничего не
случится, с тобой ничего не может случиться!..

И ее уже не было в полумраке игрушечного домика. Девушка пожала плечами,
подошла к окошечку, смахивающему на бойницу. Да что с ней может случиться?
Она под защитой властелина всего этого необозримого дворцового комплекса и
еще какой-то дороги в придачу. Вон он, под аркой явно декоративных - или
ритуальных - ворот, исписанных витиеватыми знаками. Отдает приказания
кому-то, отсюда невидимому. Уже балахон натянул. Любой другой в таком
одеянии был бы уморителен, как пингвин. Только не этот. Собственно говоря, а
что на него все взъелись: сибиллу сослал за скудоумие, старика Рахихорда
посадил за возможное участие в заговоре. Имел право - средневековый монарх с
врожденным синдромом абсолютизма. Кстати, в европейской истории уже был
прецедент: Ричард Третий. Во время лихой гражданской резни с умилительным
ботаническим названием, когда крошили в капусту за цветочек на шляпе,
порешил, может быть и за дело, незадачливого противника. А потомок оного, не
будь дураком, навещал на покойного короля таких собак в своих летописях - и
придушенные принцы, и отравленные короли, - что до сих пор им впору детей
пугать. Мало того, изобразил Ричарда не только уродом, по еще и горбатым, а
у того и всего-то одно плечо было выше другого, перетренировался в детстве с
одноручным мечом при недостатке в организме кальция.

А этого не зря прозвали Великодивным. Говорят, свел с ума всех местных
дам. И мало того, что красив как бог, еще и голос, и врожденное благородство
в движениях, и еще одно, на что обычно люди не обращают внимания и что
доступно лишь тому, кто, как она, воспитан в охотничьей семье, - запах.
Каждое живое существо имеет свой собственный, так сказать, ароматический код
- собакам это хорошо известно. Так вот, от Оцмара, от его теплой бархатистой
кожи исходил прямо-таки опьяняющий дурман, легкий и неотразимый. Это
счастье, что он близко не подходит и, похоже, не имеет намерения
дотрагиваться, - иначе она за себя не ручалась бы. И если бы не ее
синеглазый, но чересчур уж робкий космический Лель...

Мона Сэниа появилась так же непредсказуемо, как и исчезла.

- Ты еще не одета? - крикнула она. - Да что же ты... Гуен в небе, только
кликни, корабль во внутреннем дворе - отсюда не разобрать, в каком именно,
но нам это не важно. Быстрее!

Натягивая на бегу пингвиньи балахоны, они вылетели на площадку, мощенную
деревянными плитками с выжженным узором. Оцмар посмотрел на них внимательно
и печально.

- Ты сгораешь от нетерпения, делла-уэлла, - проговорил он с укором. - Не
так я хотел подарить тебе эту сказку. Идем.

Таира думала, что они сейчас спустятся к подножию "лягушачьей" горы, но
вместо этого они прошли под античным портиком и свернули на очередной
мостик, нависший над маковками и куполами расположенных ниже теремков. И
вдруг у девушки перехватило дыхание: мостик упирался в вершину высокого
холма, поросшего травой, и там, протягивая ручонки к чудом не облетевшему на
ветру одуванчику, сидел светлокожий ребенок.

- Эти нагорные цветы Кадьян доставил мне с Дороги Строфионов... - говорил
Полуденный Князь, но его уже никто не слушал.

Оттолкнув их, мона Сэниа мчалась по дощатому настилу, едва касаясь его, и
Таира бежала следом, уже вскидывая руки, словно хотела упереться в невидимую
стену и остановиться на половине пути.

Потому что на осенней поблекшей траве сидел уродец, макроцефал с
неестественно громадной головой и цветом кожи, как у заспиртованных
экспонатов Кунсткамеры. И по всему было видно, что он раза в два старше
Юхани.

Таира подошла к замершей, как соляной столп, принцессе и взяла ее за
руку:

- Не расстраивайся, Сэнни, это просто альбинос, такое бывает. Нашли
этого, значит, найдут и твоего. Обязательно. Оцмар, миленький, мы доставим
тебе сколько угодно жемчуга, найди другого белого ребенка! Настоящего...

- Не проси меня ни о чем, делла-уэлла, - приказывай. И я благодарен тебе,
потому что ты продлила число дней моих, наполнив их смыслом и целью. А что
касается перлов - все, какие есть в моей сокровищнице, уже принадлежат тебе.
Не нужно ничего доставлять, их у тебя и так больше, чем у любой
властительницы Тихри.

- О господи, да зачем они мне? Жемчуга носили в романах Голсуорси, да и
то только по праздникам.

- Пожелай, делла-уэлла, и с этого мига вся твоя жизнь станет бесконечным
праздником!

- Да ты что, издеваешься? Человек же заболел от горя!

- Ничего, - холодно проговорил князь, - сибиллы не умирают. Даже от горя.
Хотя горюют они только тогда, когда теряют место при своем господине.

- Слушай, - шепнула Таира принцессе, - а может, пошлем его подальше и
вернемся на корабль, а то его манеры меня несколько раздражают...

- Нет.

Нет так нет. Ей решать. Таира обернулась к Оцмару:

- Ладно, праздник отложим на неопределенное время, а сейчас нам хотелось
бы отдохнуть в узком кругу.

- Как ты пожелаешь, моя повелительница. Но по дороге я хотел бы показать